По грехам нашим. В лето 6732

Мы спокойно минули Кукенос, объезжая огромный лагерь рыцарей. Выглядел наш отряд, как и немногочисленные отряды, рассыпавшиеся по округе, — поэтом и особого внимания к себе не привлекали. До армейских уставов и знаменитой немецкой дисциплины еще далеко. В некоторое оправдание германцев, можно сказать, что, проезжая недалеко от лагеря противника, мы слышали и английскую речь и французскую, возможно были и другие представители «коллективного Запада».

Шли мы бойко. Сколько времени пройдет, когда хвататься Франсуа? Он был с тремя копейщиками и вез сообщение магистру ордена меченосцев Фольквин фон Наумбург цу Винтерштеттен. Я когда пытался повторить имя магистра, то только закашлялся, чем вызвал презрительный взгляд Франсуа. Еще я узнал, что орден меченосцев выставлял сто пятьдесят рыцарей. Я то, как историк в прошлом, думал, что максимальное число рыцарей этого ордена было в сто тридцать, но тут явно больше — вот и очередное несоответствие академической исторической науки. Да и тевтоны, оказывается, решили помочь. Вот и собралось реально большое войско. В прошлом году меньшее число неплохо сопротивлялись двадцатитысячному войску Ярослава Всеволодовича и новгородцев. У нас в воинстве были около ста человек, которые тогда участвовали в сражениях. Пытался вспомнить, когда венгры выгнали тевтонский орден со своей территории. Где-то в эти годы, но точно не знаю. Вероятно, что рыцари ищут себе новое обиталище, готовя обман мазовецкого правителя.

Мы шли в сторону Риги, благо та находилась всего в тридцати верстах от Кукенеса — так и до резиденции авантюриста и плута Альбрехта доберемся.

— Поезд, — скоро произнес подскакавший один из трех дозорных. — Два десятка конных и крытый воз. Велики, таки воз.

— Лицарей сколько? — спросил я.

— Так то неведомо, так ж усе з крыжами, — недоуменно ответил дозорный. А у меня промелькнуло в голове, что необходимо в военной школе больше внимания уделять обучению науками, чтобы быстро считали, а не двигали пальцем по каждому объекту для счета.

Засаду готовить стали сразу. Свалить дерево не успевали, но вот принести несколько сухих упавших сосенок успели, как и с десяток камней. Заняли позицию и стали ждать. Задача была снять максимально всех арбалетами, но рыцаря оставить для чего стрелять по рыцарским коням. Ох и жалко то как! Нужно постараться только скинуть рыцаря, а коней легко ранить.

План сразу же рассыпался, как только начал исполняться, как это и случается с большинством планов. К лесу, где мы находились, отправился дозор из трех всадников, которые обнаружив завал, поняли его искусственное происхождение, резко развернулись и попытались сбежать.

— Бей, — крикнул я и почти три десятка болтов устремились в сторону дозорных.

Больше двадцати болтов нашли свои цели и три всадника были практически изрешечены, как и их кони. А очень жаль.

— Я, аще двое ведующих язык немецкий вперед, другие па коням и коли покажу рукой так, — я поднял руку и резко разжал кулак. — Бейте.

Я, и еще трое из команды Андрея, надели накидки расстрелянных дозорных и подъехали на пятьсот метров к поезду, который остановился перед въездом в лес. Я помахал рукой, стремясь убедить рыцарей ехать дальше. Атаковать на открытом месте крайне опасно, тем более, что противник увидит нападение и сможет оказать действенное сопротивление. Махал я рукой минуты две, но поезд не только не задвинулся, но и в его составе началось шевеление. Вот сколько раз можно говорить себе, что хроноаборигены не дурнее будут, а нет же — все граблями и все по лбу. Хотел простым приемом привести поезд к засаде. С сожалением, я поднял руку и разжал кулак.

Из леса выскочили, переодетые в немецкую сбрую, русичи и два эста. Атаковали оккупантов в двадцати верстах от Риги, на русской земле кукеноского княжества.

Я не стал ждать пока подойдет остальной отряд, отвернувшись от попутчиков, накрутил глушитель на пистолет, и повел коня в атаку. Рысь, переход в галоп, благо, оставалось метров, и конь должен был выдержать скорость. Был готов морально перейти и в карьер, но конь был явно не знаком с этим аллюром. А на Арабе дал бы скорости.

Тем не менее, за сто метров я начал стрелять из пистолета и увидел, что в метре пролетел болт. Попасть даже в такую большую мишень современными этому времени арбалетами — крайне сложно. Но я же приближаюсь! Выстрел и руку с пистолетом повело вверх. Снижаю немного скорость, переходя на рысь, и ухожу по окружности вдоль противника, в это время уже остальной отряд начинает растекаться, беря в окружение рыцарей. Замечаю взглядом, как двое из нашего отряда валятся с коней. Ну как я мог отряд, чья специализация подлые операции, слежка, пускать в прямой бой? Где те попаданцы без страха и упрека, у которых все получается и всегда, где знания бьют фонтаном? Я три недели готовился к переходу, вел кое-какие записи, некоторые книги сохранились, вот только читать их в открытую опасаюсь, и все равно сплошные ошибки.

Выстрел, выстрел, выстрел стреляю по всему движущемуся в поезде. Верховых было пять-шесть человек, сейчас же у противника под десять всадников, учитывая, что наш отряд выбил всех конных сразу. Выстрел, выстрел, смена магазина. Выстрел. Я уже не двигался, а выцеливал защитников почти уже лагеря. Пока всадники вражеские отвлекали наш отряд то выстрелом из арбалета, то ложной атакой, прислуга рыцарей уже начала переворачивать повозки. И кто говорил, что это изобретение чехов в XV веке? И не я тут новатор в этом времени.

Выстрел. Из двенадцати выстрелов попал лишь три раза и это плохо — ранил, но не свалил противников. Так мы можем и получить отлуп. Спешиваюсь. И вовремя — в грудь моей лошади впивается арбалетный бол, и она встает на дыбы. Кувырок в сторону. Ну, не дебил — в тяжелой броне кувырки? Чуть привстаю, тело ломит, и из положения сидя начинаю целиться. Выстрел и один из гарцующих рыцарей, которому слуга подал заряженный арбалет, валится на бок, выстрел — стоящий рядом слуга хватается за плечо.

Тем временем бой подходил к концу. Я огляделся и понял, что наша атака не прошла бесследно — сводный отряд разведчиков-авантюристов имел потери.

— Кто вы и по какому праву напали на рыцаря его преосвященства? — задал вопрос на немецком языке один из четырех оставшихся в живых рыцарей.

— Я, барон Адольф фон Гебельс, и мне сказали, что к лагерю светлого воинства едет под «личиной» рыцарей русский отряд, чтобы прорваться к Кукенесу, — торжественно произнес я. Ну играет у меня в одном месте… все равно многое вокруг продолжаю воспринимать как игру. Наверное, это защитная реакция организма.

— Но мы не схизматы? — растеряно сказал рыцарь и оглядел следы побоища. Наверное, подумал, что нелепая ошибка привела к разгрому его свиты.

— И что русичей нет среди вас? И кто вы? — спросил я, заводя руку, чтобы показать условный знак смотревшему на меня Андрею. Нужно в расход этих рыцарей.

— Я Дитрих вон Тизензаузен, — гордо ответил рыцарь, и я опустил руку.

— Болконский, твою мать, где Наташу потерял? — пробубнил я, не решаясь дать приказ убить последних, в отряде рыцаря.

Я зачитывался батальными сценами из войны и мир и знал, что образ Болконского сборный, но главной составляющей и был как раз Тизенгаузен — зять Кутузова, который и вел свою родословную от этого вот Тизензаузена, что сейчас передо мной. И я лишу вероятного блестящего офицера будущую российскую армию? Или это не тот Тизенгаузен?

— Вы русичи? — из повозки, похожей на грубой формы карету, вышла девушка.

Образовалась пауза. Я не знал, что отвечать, но и лгать не хотелось.

— Сложите оружие и мы поговорим, — сказал я на немецком.

— Вы русичи! А я думаю, откуда такой странный выговор немецкого языка. Мы не сложим оружие, но я даю слово, что стрелять и рубить не станем, если это не станете делать вы, или же оскорбите мою будущую жену, — горделиво, приподняв подбородок, произнес рыцарь.

— Добре, а яко имя твое дева? — спросил я девушку, скрестив пальцы. Ну была надежда, что это София.

— София Вячеславовна, — сказала девушка, выходя из крытой повозки.

— Княжна, — я поклонился, а Дитрих с удивлением выпучил глаза, наблюдая наше общение. — Я пришёл за тобой.

Установилась пауза, когда София посмотрела на молодого, статного, юного, но и мужественного Дитриха. В этом взгляде было столько любви, страсти, которые боролись с долгом, и сожаление, что они не могут быть вместе. А я думал — могут, обязательно могут! И не решался сказать ни слова, чтобы не переломить это жестокое противостояние в любую сторону — они сами вершат свою судьбу. По мне, человека из XXI века было вообще все равно нация, вероисповедание, нравится девушка — вот главная характеристика, которая не поддается вычислению, прогнозированию, да ни чему — это выше понимая, только духовное. Аж, взгрустнулось — в глазах предстал образ Божаны.

Но нужно серьезнее быть — тут вражеская территория.

- Княжна, ты решай! — сказал я и увидел, как Дитрих дернулся в мою сторону, но его соратник, стоящий рядом, перехватил уздцы коня рыцаря.

— Меня не лишили чести девичьей, порадили мужа доброго и любого. Ведаю я, что матушку загубили и брата мого, но то не Дитрих, то Альбрехт усе, я не ведаю яко быть мне, — начала сбивчиво говорить дочь Вячко и с каждым словом ее голос дрожал все больше так, что к концу тирады она разрыдалась.

Дитрих соскочил с коня и подбежал к плачущей маленькой русой с правильными чертами лица и пухлыми губками, еще по сути девочки. Я сам было не подбежал ее утешать. Таких маленьких хочется обнять, защитить, пожалеть и видно, София хочет от Дитриха именно этого — быть слабой и чтобы тебя защитили. И как мне быть? Отступлю и могу серьезно повздорить с Вячко, а этот мужик определенно заслуживает уважения.

— Княжна хочешь быть з Дитрихом? — решился я, глядя на этот праздник любви.

Странно — вокруг кровь, убитые рыцари и ратники, раненные стонущие люди, лошади, — а тут Любовь!

— Да, боярин! Я чту отца свого, токмо я ужо живу без йего и любо мне з Дитрихом, иду за него по воле своей, — произнесла княжна, а уже скорее будущая баронесса София фон Тизенгаузен.

— Дитрих, — я обратился к рыцарю на немецком. — Мы враги, вы на нашей территории и биться будем крепко, только я не держу на тебя зла. Береги Софию, отец очень переживает за нее. Пусть у вас все будет по чести. А я заберу трофеи и удалюсь. Тебе не советую идти на Юрьев. Его мы не отдадим никому.

— Андрей бяры две повозки, клади добро, усим добрых коней и идем да Риги, — сказал я, и началось быстрое ограбление.

Рыцари злобно смотрели на то, как мы собирали оружие и спешно запрягали коней в повозки. Только их предводитель Дитрих фон Тизенгаузен был отрешен от происходящего, утопая во влажных голубых глазах своей будущей жены.

Нас осталось девятнадцать — потери очень большие и я корил себя за это. Естественно, в Ригу я не собирался идти. Надеялся своими словами хоть как-то запутать возможную погоню.

Шли бойко, не останавливаясь, держась вдоль кромки лесов, чтобы по необходимости сразу же бросить повозки и уйти. Выбрали направление на юго-запад, и вскоре пришлось форсировать Западную Двину. Для этого сплели два плота, куда положили большинство вещей, а сами на конях перебирались вплавь. Тут столкнулись с проблемой — один из коней, распряженный из повозки, наотрез отказался идти в воду, и его пришлось зарезать, взяв с собой свежей конины. Ночью заходили в лес и там спали не более пяти часов, с рассветом вновь отправлялись в путь. Четыре раза замечали людей, но сразу же отходили в лес, благо, он был здесь не сильно густой, и получалось уйти даже с повозками. Через два дня такого изматывающего марша стали двигаться севернее. И скоро на вновь изготовленных плотах, как и двумя днями ранее, форсировали Двину уже в северном направлении.