По грехам нашим. В лето 6732

Глава 8. Разведка

— Боярин, там сотня ливов, воны з абозами ажно дять десятков з грузами. Что делаем? — жадно, сбивчиво докладывал Кочка — выпускник воинской школы.

— Андрей, якоже думаешь? — обратился я к Андрею, который не перебивал своего подчиненного, однако, мотал неодобрительно головой. — Думаю у абход идти.

Во мне же боролись две сущности: мудрого старика и взбалмошного юнца. И, если чаще находились промежуточные решения, удовлетворяющие все сущности, то сегодня побеждал юнец.

— Бой. Андрей, реж татей подло, потым треба выйти на кромку поляны, взять, у самастрелы стреляем три раза, потом мы у пятерых у рогатины, — сказал я, решив, что озвученных действий хватит.

Беспечность ливов поражала. В предрассветное время все спали. Дозоров не было вообще. Видимо, здесь никто не бродит, кроме как представители этого племени, или их союзников. До эстов далеко, до литвы, тоже не близко, а рыцари союзники — можно расслабиться и поспать. Тем более, что русичи сидят в Юрьеве и не высовываются.

После некоторого согласования, основываясь на полученных разведданных, решили все же план поменять. Дали потренировать свои навыки десятку Андрея. Им было необходимо, как это не жестко и бесчеловечно звучит, убить своих первых врагов. Человеку, даже в этом суровом времени, не так легко убить. Воину же необходимо отринуть страх убийства и качественно сделать свою работу. Поэтому и организовали экзамен для молодых новиков. Остальные ратники, с арбалетами на изготовке, должны страховать.

Операция началась успешно. И, обозревая картину истребления противника, я окончательно уверился в том, что проверка на прочность новикам была необходима. Еще молодые, по сути, ребята с некоторым сомнением бесшумно подходили к спящим ливам. Некоторое время сомневались в своих действиях и с явным отвращением перерезали горло и зажимали рот рукой. Были видны струйки пота, соединявшиеся со слезами и стекавшие по лицу у половины ребят. На тренировках они все необходимые действия совершали на автомате, даже не задумываясь о то, что репетируют лишать людей жизни. И вот сейчас психология запрета на смерть, внушаемая с самого детства религией, поучениями родителей и стариков, начала срабатывать. Я почувствовал себя чудовищем, которое подвергает пытке чистые безгрешные души, но тут же представил Евпраксию Рязанскую, которая со своим сыном Иваном кидается с крыши княжеского терема во время штурма батыевыми ордами Рязани. Эта картинка помогает мне вспомнить и о своей семье и о том, что именно этим молодым воинам и придется встать на защиту своей земли, города, семьи. И не факт, что это произойдет только через двенадцать лет, может и раньше.

Когда половина спящих воинов были вырезаны, ливы все же начали просыпаться и поднимать шорох, который быстро превращался в гвалт. Однако, быстро весь лагерь оказался в окружении и начался простой отстрел людей. Несколько раз чуть в стороне от меня пролетали арбалетные болты, но интенсивность ответной стрельбы была крайне мала. Уже через десять минут остались только несколько человек, которым удалось вырваться из окружения. За ними с воодушевлением пошли эсты и люди Вячко. Я даже насторожился — все проводники разом убежали в порыве боя. Но волновался я зря, в скорости все вернулись и лица были довольными, а некоторые предметы в руках говорили, что беглецов не только догнали и убили, но и успели обобрать.

Встал вопрос, что делать с добытым добром. А досталось нам оружие, изрядно продуктов, запас стрел и болтов, с полтора десятка кольчуг, немного серебра. На мой взгляд, лучшим трофеем были кони, по крайней мере, сем коней конкретно рыцарские, может и фризской породы. Остальные двадцать три лошади не были чем-то выдающимся, но, и назвать их клячами также нельзя, — вполне рабочие, но не боевые, лошадки.

Сразу же разобрали «фризов», себе я взял шесть, одного отдал соратнику Вячко. Ну и взял себе одного в личное пользование, так как мой Араб никак не подходил для роли коня рыцаря и был оставлен в Юрьеве. Другие повозки замаскировали, коней привязали чуть в стороне, где на поляне еще не была объедена трава. Успели так же нарвать охапки травы. Надежд на то, что коней не обнаружат, и мы за ними вернемся, было мало, но и просто так сдаваться, или отпускать на все четыре стороны копытных боевых спутников не хотелось.

Дальше нам не повстречалось ни единого человека. Да и мы совершали переходы по таким чащам, что порой приходилось и прорубать себе путь. Но за пять верст до Кукеноса оставили и тех коней, на которых приехали к этой крепости. Бросать же свой живой транспорт не собирались, вот только дальнейшая разведка была сложна в осуществлении верхом или с демаскирующим ржанием. После некоторых раздумий, я остался вместе с двумя ратниками с конями, остальные войсковые разведчики, разделившись по три человека, рассыпались по округе. Через несколько часов все пришли на место и делились впечатлениями.

— Так, а потым воны едуть туды, — рассказывал свои впечатления Лют — самый пожилой ратник в команде Андрея.

— Кто воны? И куды? — спросил я. Ну не понять откуда и куда!

— Дык енто вот з крыжами то ходють на захаде вона стоять и ходють, — продолжал «четкий и лаконичный» доклад, которого разобрать было чуть больше, чем ничего.

И почему Андрей держит этого старичка? Только через долгий и нудный допрос разведчика стало ясно, что к Западу от Кукенеса находится целый лагерь крестоносцев. Рыцарей насчитали пока пять десятков. И это уже армия. Если подойдут к ним и ливы и латгалы, да какие еще кнехты-ополченцы городские, да еще какие наемники, то будет нелегко.

— Так енто вот, а полоняного крыжа ентого куды то? — уже отходя от меня, спросил старый разведчик и я выпучил глаза.

— Кого, ты, стары лис, полоняного взял? — с нескрываемым удивлением спросил я.

Рассказать толком ничего не может, но пленит рыцаря так между делом.

Пленником все же оказался не рыцарь, а оруженосец одного из них, который так же был в накидке с крестом, однако одет бедновато. Представитель оккупантов, так и хочется сказать «немецко-фашистских» был невысокого роста, но широк в плечах, с коротко небрежно постриженными волосами, которые были срезаны линиями, в некоторых местах и вовсе бриты. Глаза этого, по сути молодого человека были влажными. Он плакал, но беззвучно, его руки тряслись, и пленник постоянно крутил головой, как будто ожидая ударов и пинков.

— Как твое имя? — спросил я на немецком языке, единственном который хорошо знал, и всегда изучал и в школе, и в университете, в аспирантуре сдавал минимумы по нему же.

Однако толи пленник не понял слов, толи помутился рассудком.

— Имя твое? — прикрикнул я.

— Франсуа, сир, — проблеял пленник. А я чертыхнулся. «Повезло», блин — француз.

— Франк? — спросил я.

— Фриз, сир, — ответил Франсуа. А меня переклинило.

Фризия — это же будущая Голландия, но там свой язык, или большее влияние именно немецкого, а этот Франсуа входит в германский орден, в зоне влияния германского императора, но вроде бы говорит на французском языке. Хотя, а что я спросил? Два слова?

— Кто твой сеньор? — задал я новый вопрос на немецком языке.

— Магнус Лудигман — мой сеньор, — ответил Франсуа, горделиво закинув голову. Гордится, паразит, своим хозяином.

Оказалось, что фризский оруженосец частично все же говорит на немецком. И мы с ним в итоге друг друга через раз стали понимать. Знал он достаточно много, информацию не скрывал, напротив, был пойман уже на завышении количества армии, когда его спросили о численности войска. Так, по его словам только рыцарей было больше тысячи, а всего собирается войско в пятнадцать тысяч человек. Оказалось, что к рыцарям этот товарищ приписывал и себя и других таких вот оруженосцев. А рыцарей не больше трех сотен. Но и это была цифра просто огромная. На вопросы, почему так много прибыло рыцарей, оруженосец так же без принуждения ответил.

— Так купцы серебра дали, да ждет рыцарство объявления крестового похода от папы. Прошли слухи, что появились у русичей товары дорогие, что не делают в имперских землях. А еще язычников крестить нужно истинной верой и дать им возможность искупить свои грехи работой на пользу церкви, — чередуя немецкие и голландские слова, говорил Франсуа.

Отлично обрисовал ситуацию оруженосец. Если перевести его слова, то получится так, что они — крестоносцы — пришли на земли, которые им не принадлежат, чтобы освободить заблудших овец от их заблуждений. Убить или крестить… И, даже после крещения, эти новообращенные люди обязаны отрабатывать в рабстве за свои грехи новым хозяевам. Прошли века, а глубинные сути процессов, которые привели к мировым войнам, не менялись. И лучше сейчас хорошенько так дать по носу этим оккупантам, чем подставлять потомков.

Что еще зацепило в разговоре — это то, что именно я стал одной из причин тому, что численность крестоносцев в регионе увеличилось чуть ли не вдвое. Своими товарами, я мог взбудоражить и некоторых купчин немецких. Через двухминутные мучения, я все же смог хоть как-то сопоставить продажу некоторых товаров в немецкие города и недовольство со стороны формируемого ганзейского содружества.

Так, торговцы из Любека, Бремена или на худой конец — Нюрберга — главных тыловых баз Тевтонского ордена, могли банально решить силой захватить производства тех же зеркал. У самих-то все попытки создать качественные зеркала провалились. Еще на мысль натолкнула одна большая торговая сделка, которую получилось провернуть еще в прошлом году на ярмарке — тогда новгородскому купцу были продано по местным меркам огромное количество шерстяной нити, и непосредственно самой ткани. Частью даже получилось закупить у булгар красный краситель, бог знает из чего выполненный, и окрасить качественную мануфактурного производства ткань.

Получалось, что один из главных товаров ганзейцев для продажи в Новгороде теперь лежит мертвым грузом на складах в «немецком дворе». Европейские купчины, наверное, рвут и мечут. Так может и сломаться целая система торговых отношений, когда Русь превратиться в производящую страну, а не только рыбу, мед да пеньку продавать станет.

И ведь глупо со стороны торговых людей. Даже я один мог многое у них купить. Мне и сода нужна и красители для тканей, которые, ума не приложу, как сделать, руда, серебро, да и кирпич куплю. Много точек соприкосновения и без драки. Но нет же, идут протоптанной дорожкой.

Вот теперь и попробуй выстоять — это же тысяч под пять войска у противника. Срочно захотелось возвращаться в Юрьев. Желание бежать дальше на Восток я в себе настойчиво давил.

— А нет ли молодой девушки в Кукеносе? — поинтересовался я вероятностью нахождения Софии в городе.

— Так я в городе и не бывал. А только говорили, чтобы пропустил наш дозор посольство от епископа Альбрехта, а там, говорили и женщины будут. Но на них смотреть запретили, — отвечал Франсуа, а я решался на продолжение рейда.

Взяв в себя в руки решил, что пробовать нужно. Выбрали лучших коней, переоделись в кольчуги рыцарей и пошли открыто, не таясь, в сторону, что указал Франсуа, откуда и предполагалось прибытие посольства. Фриза же пришлось… Ну, это война, хоть парня и жалко.