Мы, Мигель Мартинес

Глава десятая. Станиславский

Москва. Кремль.

7 марта 1932 года

Поверил ли он Кольцову? Да нихрена! Правда, его еще никогда так нагло не обманывали. Мистики напустил! Хитрый эбраэли! Захотел меня надуть! Единственное, что положительное в Кольцове — так это рост. Беседа с журналистом, которое Сталин про себя назвал «Интервью» длилась пять часов. Неспешная. Иногда очень эмоциональная, но всё-таки… Но вот эта наглость, с которой Миша Фридлянд топтался по очень болезненным темам, ему понравилась. Он не терпел наглых и самоуверенных товарищей. Троцкому, например, никогда не простит то пренебрежение, с которым этот «демон революции» относился ко всем тем, кто делал важную черновую работу, решал вопросы, готовил переворот, в то время как кто-то блистал ораторским мастерством, очаровывая барышень и экзальтированных студентов. Вот только без черновой работы сотен и тысяч рядовых партийцев ни у Троцкого, ни у Ленина ничего не вышло бы!

И всё-таки Кольцов несколько раз проговаривался. Серьезно так проговаривался. Он был абсолютно уверен, что говорит абсолютную правду, так, как будто эти события уже произошли. Очень серьезные аргументы он откидывал как несущественные, такое впечатление, что он смотрел на проблемы с другой точки зрения, чем-то очень близкой, а в чём-то очень далёкой.. И это было интересно! Но главной загадкой было всё-таки вопрос: а чего НА САМОМ ДЕЛЕ добивается «главред» «Правды»? Сталин нажал кнопку, в кабинете появился Поскребышев. Почти что одиннадцать часов. Надо выбрать, остаться тут, в Кремле, или ехать домой. Нет, не до сна.

— Ягоду ко мне, немедленно.

Он появился в кабинете вождя через сорок две минуты. Войдя, поздоровался, будучи заместителем Менжинского сейчас фактически возглавлял ОГПУ, был, так сказать, главным силовиком страны.

— Товарищ Ягода, скажите, вам известны факты о возможных антисоветских выступлениях в стране? В ближайшее время. Или нам с товарищами не о чем беспокоиться, всё находится у наших органов под контролем?

— Товарищ Сталин, ОГПУ делает всё для выявления заговоров и контрреволюционной деятельности внутри страны. По нашим данным, организованные контрреволюционные группы разгромлены. И ожидать проявлений новых групп не стоит. Во всяком случае, этот год должен быть спокойным. Конечно, сказать, что мы абсолютно всю ситуацию преждевременно, у нас для этого нет достаточно сил и средств, но ничего опасного пока что не предвидится.

— Вот как, значит, забастовка десяти тысяч рабочих это ничего такого страшного, или целого города, причем против партии будут выступать даже сами партийцы! Посмотрите, какие данные идут с мест! Ситуация архисложная! И при этом кто-то заранее подогревает население слухами о том. что будут отменять продовольственные карточки для детей! Как только кто-то попробует это сделать — подготовленные массы населения вспыхнут, как торф в жару, вы понимаете, чем это грозит? Ничем? Накажем виновных и всё. А кто виноват? А кто распускает слухи и готовит население к выступлениям против советской власти? Вы об этом подумали?

— Товарищ Сталин… По нашим данным ничего такого в ближайшее время быть не может.

— По вашим не может, а вот товарищи с мест информирует по-другому. Проверить. Даю вам неделю. Больше времени нет. Я жду от вас ответов. Первый вопрос: собираются ли урезать нормы, особенно по хлебу. Второй: есть ли проект снятия с карточного снабжения отдельных категорий населения, иждивенцев, в первую очередь. Повторяю! Ответ должен быть у меня на столе через СЕМЬ ДНЕЙ! Ровно. Кто распространяет слухи о введении ограничений? Чтобы это выяснить у вас две недели. Работайте!

Когда Ягода покинул кабинет, Иосиф Виссарионович задумался. Честно говоря, после Дзержинского карающий меч революции оказывался не в самых надёжных руках. Сталин более-менее доверял Менжинскому, правда, в последнее время тот серьезно болел, сдавало сердце. Ягода стал первым заместителем начальника ОГПУ, а с тридцать первого года, когда здоровье Вячеслава Рудольфовича резко пошатнулось фактически осуществлял руководство этой серьезной организацией. Чтобы иметь в ОГПУ противовес Генриху Григорьевичу, в том же тридцать первом еще одним заместителем Менжинского он сделал Ивана Алексеевича Акулова. Ну что же, его необходимо будет вызвать к себе завтра утром. И всё-таки, не слишком много власти перебирает на себя ведомство Дзержинского? Не будет ли оно тем хвостом, который станет крутить собакой?

За время своей организационной деятельности вождь понимал, что искусство управлять — это умение создавать систему противовесов, при которой ни одна группировка не сможет стать доминирующей, ни одна, кроме его собственной. Как только Поскрёбышев появился, Сталин отдал распоряжение вызвать к себе на утро Акулова, а вот к Менжинскому решил ехать сам, тем более, тот сейчас находился на даче в Горках. Значит, утренний визит на дачу к однокласснику Колчака, а потом в Кремль. И еще, не забыть про начальника ИНО ОГПУ Артузова. На двенадцать! Затем Мехлиса. Никого не забыл? Да, Молотова, сразу после них. Мехлису надо сделать втык, причём очень большой втык. Он — главред «Правды», а тут Кольцов разбрасывается репортерами, в том числе правдинскими, как своими собственными! Впрочем. Пора и домой. Об этих проблемах успею еще подумать.

О том, что ситуация с продовольствием складывается очень сложно, Сталин знал, он не знал НАСКОЛЬКО остро. В чём-то Кольцов прав: не имея реальных заслуг перед партией, не участвовавшая в революции и будучи на незначительных ролях во время Гражданской, новая бюрократия, выращиваемая им как противовес ленинской гвардии, старалась «набрать баллы» и получить хоть какие-то заслуги в его глазах. Взяли курс на индустриализацию и коллективизацию. Правильный курс. Иначе к войне с мировым капиталом не подготовиться! Но плановую кропотливую работу заменили штурмовщиной, загоняя людей в коллективные хозяйства, отбирая личный скот, вплоть до курей! Ничейный скот дох рекордными темпами. Эта ситуация уже дошла до самых верхов, поэтому готовилось постановление об обобществлении скота, в котором эту практику требовалось прекратить. А что делать с валом торжественных рапортов об успехах коллективизации? И зерно… советское государство не могло предложить другого товара, чтобы оплачивать индустриализацию. Причем приходилось даже распродавать предметы искусства по бросовым ценам. Зерно составляло же треть валютной выручки, треть. И остаться без этих поступлений — это означало остановить темпы индустриализации. А еще недород. Эпизоотии, которые тоже убивали скот. И сами загнанные в колхозы люди предпочитали свой скот забить и съесть, а не отдать в общак.

В то, что ситуация в Вичуге и Борисове может стать взрывоопасной, он поверил безоговорочно, собранным командой Кольцова документам не верить было нельзя. Но тут получается, что на Украине, в Поволжье, Казахстане, Белоруссии голод не мог возникнуть так просто, сам по себе. И что это? Ошибки властей? Заговор? Подрыв доверия к советской власти? Неумение решать проблемы? Или множество факторов? Но если это даже критическое совпадение нескольких факторов, то необходимо найти выход.-Меры должны быть достаточно простыми и предельно эффективными.

Но самое главное — надо всё проверить. Быстро. Объективно. И только после этого принять меры, в том числе радикальные. Как там проговорился Кольцов — точечные ликвидации эффективнее массовых репрессий? Хм. спорное мнение. Как говорил великий Станиславский «Нэ верю!». Но проверить надо обязательно.