Александра

— Матушка игуменья, там Владыко приехал и Великий Государь. — Я увидела, как у игуменьи блеснули торжеством глаза и даже улыбочка появилась. Я сокрушённо покачала головой. Господи, на что надеется??? Жаль, разочаровала меня матушка настоятельница. Мы все вышли во двор монастыря. Ворота были открыты и во внутренний двор въехала карета Митрополита. За ним заехал Василий, сидя на жеребце в окружении охраны и нескольких бояр. Василий, увидев меня, резво соскочил с коня.

— Саша, как ты? — Спросил он, идя ко мне.

— Благодарствую, Великий Государь. У меня всё хорошо. — Ответила спокойно и отрешённо. Поклонилась ему в пояс. Он даже с шага сбился. Подошёл, стал заглядывать мне в глаза. Я спокойно смотрела ему в ответ, стараясь сохранять равнодушный вид. Я включила стерву. Из кареты вылез Митрополит. Опираясь на посох, подошёл к нам. Я и ему в пояс поклонилась.

— Здравствуй, Александра, дщерь наша. Как ты чувствуешь себя.

— Благодарствую и тебе Владыко. Хорошо чувствую себя. Только на душе моей печаль.

— Отчего же? Наоборот, благодать должна быть. В Москве церкви вчера звонницами звонили. Благую весть народу православному возвещали и явлении Пресвятой Божьей Матери. — Было видно, что Митрополит довольный, как хомяк, который обнаружил целый амбар халявного колхозного зерна. Не, ну а что, столько чудес божьих при нём. Василий тревожно смотрел на меня.

— Нет, радости у меня. Так как даже Пресвятая Богородица сказала мне, чтобы защитила я сиротку, над которой в обители божией хотят сотворить несправедливость. Что нарушены законы божии и Государевы. — Во дворе наступила тишина. Народ стал креститься. Я же продолжала стоять, прямо, как стиральная доска. Смотрела на Владыку печальными глазами.

— Подожди, Саша, что значит нарушаются божии и мои законы? — Задал вопрос Василий.

— А так, Великий Государь.

В этот момент игуменья стала нашептывать что-то Митрополиту. Я молчала, спокойно смотрела на них. Василий тоже наблюдал. Наконец, она всё Владыке доложила.

— Александра. То дела внутрисемейные. Не вправе мы вмешиваться. И если глава семьи, а брат княжны после смерти родителя стал главой семьи, решил, что Ксении нужно в монастырь, значит так тому и быть.

— Если бы это было так, тогда да, я согласна. Но, боюсь, матушка игуменья, не всё тебе сказала. Подозреваю я, что в сговоре она с князем Остожским. Жаль, я была лучшего о ней мнения. Так вот, на самом деле всё не так как кажется. Покойный князь Всеволод Остожский перед смертью высказал волю свою и завещал своему сыну князю Борису две трети от имущества. И одну треть завещал дочери своей, Ксении, в качестве приданного, чтобы смогла выйти достойно замуж за человека равного ей по происхождению. Волю свою родительскую предсмертную он высказал в присутствии свидетелей, видоков. Это были священник местного прихода, отец Серафим и местный писарь. О чём так же был составлен официальный документ, который они и подписали, завещание. Однако, на сороковины, князь Борис презрев волю родителя своего, чем нарушил заповеди божии, а значит совершил святотатство, долю своей сестре не выделил, а саму её силой увёз в этот монастырь, выдав фальшивое письмо, что якобы это воля родителя их. Таким образом он путём лихоимства, святотатства, мошенничества, откровенного воровства и разбоя, присвоил себе имущество княжны Ксении Остожской. И он думал, что всё шито-крыто, тем более, как я поняла Бориска вступил в преступный сговор с игуменьей этой святой обители, чем только усилил святотатство, ибо сказано в писании, что дети обязаны почитать родителей своих, ибо то есть воля Господа. Почитание родителей и воли их есть от бога, не почитание и презрение есть от нечистого. Таким образом получается, что святая обитель невест Христовых оказалась осквернена. О чём мне и сказала Пресвятая Богородица. Прости Владыко, да только боль душевная раздирает меня на части. Болит душа, что к сироте невинной несправедливость творят, черные дела вершатся. А люди, которые должны изобличать проступки диавола, с помощью слова божьего, наоборот потакают поганому. Я это дело так не оставлю. — По мере того, как я говорила, глаза у Владыки стали вылезать из орбит. Взглянула на Василия. Он стоял мрачнее тучи. Увидела, как в его глазах разгорается ярость. Да, дорогие мои, я вам ещё не такое наплету, вообще караул кричать начнёте. Владыко посмотрел на игуменью. Та сначала позеленела лицом, потом схватилась за сердце и упала в обморок. Бояре и ратники крестились. Смотрели то на меня, то на Государя, то на Владыку. Я, включив конченную стерву, напустила на лицо высокомерие. Отступать не собиралась. Ксения, стоявшая со мной рядом вцепилась мне в руку. Девушка дрожала. Я чуть приобняла её.

— Ксюша, всё будет хорошо. Ничего не бойся. Пресвятая Богородица с тобой. Она защитит, как и я. — Я это говорила спокойно, не тихо, но и не громко. Но меня услышали вокруг стоящие.

— Если всё так, как сказала Царевна Александра, Владыко, — начал спокойно говорить Василий, вот только его тон не предвещал ничего хорошего, — то поганые дела происходят в святой обители. Нарушение законов божьих и моих. И если с законами божьими тебе разбираться, то с попранием моих законов я сам разберусь. Воля родителей священна. Даже мы Рюриковичи, Государи Московские чтим и исполняем волю родителей наших. Так было из покон века. И исполняя её, знаем, что и наша воля детьми нашими будет исполнена. Нарушение законов ведёт к смуте и погибели Государства Русского.

— С обителью я разберусь. — Владыко взглянул на игуменью. Она продолжала находиться в отключке, несмотря на то, что над ней хлопотали монашки. — Матушку игуменью унесите в опочивальню. — Велел он.

— Кобыла, ко мне подойди. — Отдал повеление Василий. Сотник подскочил к нему в тот же миг. — Значит так, сейчас берёшь людей своих и едешь к Остожским…

— Подожди, Великий Государь. — Вмешалась я. — Прошу тебя, пусть это сделают кирасиры Корпуса. Заодно разомнутся и проведут начальное дознание. Они справятся. — Отпустила руку княжны, подошла к Великому Князю очень близко и шёпотом, чтобы никто, кроме него не слышал сказала. — У меня для тебя новость. Хорошая, Василий. — Он внимательно смотрел мне в глаза, потом кивнул.

— Хорошо. Пусть будут твои кирасиры.

— Божен! — Крикнула я. Он уже ошивался возле ворот, но на территорию обители на заходил. Рванул со всех ног. Подбежав, снял шапку, поклонился Великому Князю и вытянулся передо мной по стойке смирно.

— Сержан Божен по Вашему приказанию явился, госпожа генерал-майор.

— Значит так, берёшь взвод кирасир. Едешь к князьям Остожским. — Я назвала место, где их земли, дарованные ещё Иоаном Третьим, отцом Василия. — Там находишь местного священника, отца Серафима и писаря… — Ксения, как зовут писаря?

— Акинфий, Пресветлая Царевна.

— Писарь Акинфий. Проведи дознание, говорил ли князь Остожский Всеволод свою волю детям своим Борису и Ксении, насчёт кому и сколько от имущества по смерти его. При этом присутствовали священник и писарь. Со слов Ксении была составлена бумага, завещание. Где это завещание? Спросишь о том у князя Бориса. Если надо обыщешь с кирасирами дом, но завещание если оно ещё есть, должно быть доставлено в Москву. Так же в Москву на дознание и суд Великого Князя доставишь отца Серафима, писаря Акинфия и самого князя Бориса. Всё понятно?

— Так точно, Ваше Высокопревосходительство. Разрешите выполнять?

— Выполняй. Божен, действовать будешь именем Великого Государя. — Я взглянула на Василия. Он внимательно слушал. Кивнул мне, соглашаясь. Посмотрела на Божена. — С собой возьмёшь Никифора. Теперь всё, выполняй.

— Есть!

Божен надел шапку, отдал честь и рванул к воротам. Услышала, как он начал командовать:

— Никиша едешь со мной к князю Остожскому. Приказ Царевны. Внимание, эскадрон, первый взвод налево.

С Боженом и Никифором ушло 32 всадника. Княжну я забрала с собой. Назад ехали с ней в карете Митрополита. Сам он остался в обители, разбираться. Ну и хорошо. Ксения были тихой и испуганной. Смотрела на меня. Я улыбнулась ей.

— Ксюша, успокойся. Разберёмся. Я возьму тебя к себе. А там и мужа тебе пригожего найдём. — Девушка заплакала, закрыв лицо ладошками. Ну ничего, пусть, легче станет.

Ксюшу отвезла в дом к Вяземским. Оставила там. Сама поехала в Кремль. Прошла в покои Василия, он меня ждал. От нетерпения ходил по своему кабинету. Как только я зашла, кинулся ко мне.

— Саша. Что?

Я улыбнулась. Взяла его ладони в свои.

— Вась. Тут такое дело. Матушка сказала мне…

— Матушка?

— Она, пресвятая Богородица, что дитё будет у нас. Правда я ещё ничего не чувствую. Наверное, время мало прошло.

— Дитё? Это правда, Саша?

— Так сказала Пречистая Дева. Ей же виднее.

— Сын?

— Я не знаю, Вась. То она не сказала. Просто сказала, что дитя будет.

Он обнял меня прижав к своей груди. А я прижимаясь к нему, закрыла глаза и улыбалась. Он стал гладить меня по голове. Целовал в макушку, укрытую платком.

— Как же теперь тебе ехать, Саша? — Спросил он.

— Ехать надо. Дитя если есть во мне, то срок маленький, я же говорю, не чувствую пока, но это нормально. Дорогу перенесу хорошо. Коронуюсь и приеду к тебе, чтобы повенчаться. Ты, пожалуйста, приготовь всё, хорошо?

— Хорошо.

— И ещё, Вась. Пока не повенчались с тобой, ничего не будет. Так надо, иначе Господа прогневим. А я не хочу. Понимаешь?

— Понимаю. Всё будет хорошо. Я подожду венчания.

Так и стояли с ним обнявшись…

…Князь Борис Всеволодович Остожский велел слуге налить вина в кубок. Сам с удовольствием уплетал приличный кусок прожаренного мяса. Закинул в рот не малую щепоть квашенной капусты. Жизнь прекрасна. Сегодня ночью от души повалял сенную девку. Давненько присмотрел её. Молодая, 15 годков, а вся такая, как ягодка. Вот сегодня и попробовал всласть ягодки этой. На слёзы её не смотрел. Ещё чего не хватало. Радоваться должна, что князь внимания на неё обратил. Да лоно её безродное ощутило в себе уд княжеский. Натешился от души. Ничего, попривыкнет, с радостью сама зад свой подставлять будет. У него ещё одна есть на примете. Тоже хороша. Так что будут его две девки ублажать. Он даже представил, как две девицы, стоят в коленно-локтевом положении на широком ложе, оттопырив свои белые ягодицы. А он решает, какую первой облагодетельствовать, а какую второй. При этой картинке, почувствовал вновь нарастающее желание. Решил, что сейчас поест и вновь позовет холопку. Надо и третью найдёт, чай смердов батюшка ему достаточно оставил. А он сам уже и от сестрицы избавился. А то ишь чего захотела, треть от состояния. Борис считал, что всё состояние родителей принадлежит исключительно ему. Вспомнив сестру, он самодовольно усмехнулся. Сегодня постриг у Ксеньки. Вот и всё. Станет монашкой, невестой Христовой. Вот пусть ей и будет. И можно будет забыть о ней. Как он всё ловко обстряпал. И с игуменьей договорился. Денег правда пришлось дать старой сквалыге. Но это гораздо меньше, чем пришлось бы отдавать сестре. Вот только отец Серафим смотрит на него с осуждением. Но молчит старый хрыч. Вот и пусть дальше молчит. А с писарем он уже разобрался. Тот молчать будет под страхом смерти.