Александра
Читать книгу "Александра"
Глава 10
Москва, я тут
В боярском тереме царевна.
A во дворце нас ждут.
Актриса я, дворец кремлёвский сцена.
Ужель Москва склонишь пред ляхом
Свою покорную главу?
И то, что писано монахом
Свершится вскоре наяву?
Такому не бывать!
Царём не станет тать.
Zay
Сказку я рассказала, все были в восторге, что взрослые, что, особо важно, дети. Больше для них рассказывала. Потом проверила своих болящих. Удивительно, но двое, с культей и рубленной раной, пока что были ещё живы. И ухудшения у них не было. Но это пока. Посмотрим, что дальше будет. Спали с Иваном на попонах. Парни несли постоянно дежурство, разбив ночь на смены. Они составляли так называемый внутренний круг безопасности вокруг меня. Десяток Тучкова-Морозова образовала внешний круг.
Утром, встав с рассветом, я забрала трёх больных и двинулась в город. Сопровождать купца больше нужды не было. Мы были в пригороде столицы. Десятник боярина забрал татей и повёз их в приказ, где занимались такими вот бандитами с большой дороги. С ним разминулись, когда пересекли внешнюю Московскую заставу. Мы с Иваном направлялись к подворью бояр Вяземских, располагавшееся в Белом городе. Это часть Москвы, охватывавшая полукольцом Кремль и Китай-город. Но сейчас каменные стены имел только кремль. Китай-город и Белый город были защищены только рвом и валом. Стены построят позже. У Китай-города каменную стену начнут строить при вдове нынешнего государя Василия Третьего, Елене Глинской. А вокруг Белого города — при Борисе Годунове. В Белом городе селились бояре и дворяне, находившиеся на государевой службе. Здесь же они разбивали и сады.
Господи, воплотилась мечта идиотки, я ехала по улицам Москвы. На своём коне, в шароварах, в сапогах, в кольчуге, в чобе, с диадемой на голове. Мы ехали медленно, почти шагом. Рядом со мной стремя в стремя ехал Ванечка. Суровый такой, в броне и в шеломе. А вокруг нас мои тонтон макуты, личная гвардия. Молодые все, фактически сопляки, но хорошо экипированные. Вооружённые до зубов. И наглые. Народа, не смотря на ранний час было много. Многие останавливались глядя, прежде всего, на меня. Но парни пресекали любые возгласы в отношении своей хозяйки. Они как стая волков. Кто-то попытался сказать про девку на коне, но не закончил. Божен огрел его плетью.
— Рот закрой, смерд, царевне такое говорить! — Слово сказано, дальше молва побежала впереди нас. Когда подъехали к дому, нас уже сопровождала приличная толпа зевак.
Вяземские имели здесь высокий, о двух поверхах терем. И он был больше того, что остался в пограничной крепости. Имелся большой сад. Разные надворные постройки. Всё было обнесено высокой стеной, частоколом — вкопанными вертикально брёвнами, заостренными в верхнем конце. Так все сейчас огораживали. Но я то знала, что позже, когда воздвигнут каменную стену вокруг Белого города, бояре и дворяне начнут застраиваться тоже каменными домами. И в 21 веке остались такие дома и здания, ещё допетровской эпохи. Оглядев подворье, я решила. Дерево, конечно, хорошо, но учитывая, что деревянная Москва часто горела и выгорала дотла, надо строить уже сейчас каменный терем. А так же каменный забор со сторожевыми башенками. Для лучшей обороны. Всё же в 16 веке Москва подвергалась набегам татар. Сам Кремль они не взяли, но хорошо пожгли деревянный город и пограбили его. А я не хотела, чтобы здесь всё сгорело. И строить нужно по всем канонам новейшей оборонной фортификации. Её ещё нет, пока нет, этой новейшей оборонной фортификации. Так называемый, «Итальянский след». Концепция строительства городских и крепостных укреплений, которые могли противостоять артиллерии, только-только рождалась. Итальянцы первыми применили её, с учётом франко-итальянских войн конца 15 века — начала 16. А вот этот деревянный частокол уже не пойдёт.
Вяземские зашли в Москву ещё вчера вечером. Успели до закрытия города.
Нас встретили Василий и Фёдор Мстиславович с дядькой Евсеем. Поздоровались с нами. Увидели телегу с ранеными.
— Иван, а кто это? — Спросил старший Вяземский.
— Раненые. Пострадали от татей лесных. Саша им оказала помощь и велела сюда везти.
— Что, дочка, лечить их будешь?
— Буду, Фёдор Мстиславович.
— Иван, а вы как, татей то застали?
— Застали, дядька. Они последних в купеческой обозе добивали. В живых остались вот эти трое, сам купец со своей жёнкой и двумя детьми, да ещё трое из его охраны. Вовремя успели. Почти всех воров извели. Пару в полон взяли. Их десятник Тучковского в приказ повёз. — Дядька удовлетворённо кивнул. Улыбаясь, посмотрел на меня. Я как раз сошла с коня и поглаживала его.
— Дочка, а ты тоже участвовала? — Хитро спросил он.
— Участвовала, дядька.
— Самая первая рванула туда, еле угнались за ней. Нескольких татей зарубила. — Дополнил Иван. И тут Евсей увидел печатку на моём указательном пальце. Всматривался в неё. Потом сказал, обращаясь к боярину. — Фёдор, посмотри на перстень у твоей невестки.
Тот тоже смотрел на печатку удивлённо.
— Саша, а откуда у тебя вот этот перстень?
— От бабушки остался. А ей от её предков. Я же говорила, что она у меня из княжон русских родом была.
Фёдор Мстиславович с Евсеем переглянулись.
— Фёдор, ты понял, что это значит? — Спросил Евсей своего побратима. — По мужской линии они Комнины, по женской они обе Рюриковны, причём родичи государю, ибо из Мономашичей!
— Господи, спаси и помилуй. — Фёдор Мстиславович перекрестился.
— Что-то не так, батюшка? — Спросила, прикинувшись наивной дурочкой, у Фёдора Мстиславовича.
— Кто был предок, бабушки твоей?
— Не знаю я, Фёдор Мстиславович. Давно это было. Толи во время нашествия хана Бату, толи ещё раньше. Они в Византию с Руси попали.
— То перстень основателя Москвы. Великого князя Киевского Юрия Долгорукого. Предка нынешнего государя. Такой же рисунок высечен в Старой Ладоге в Успенском соборе. Самого перстня нет. А он вон где оказывается. У тебя, сношенька.
— А что это значит, батюшка? — Спросила я старого боярина.
— Это значит, что твоя бабушка из Мономашичей. Той ветви рода Рюриковичей, которая правит Русью вот уже пять столетий, начиная с Владимира Мономаха. А вот кто из сыновей или внуков Юрия Долгорукого был предком твой бабушки, а значит и вас с Еленой, этого я не знаю. Надо узнать у старейшего в боярской думе. Он знает.
— Хорошо. Фёдор Мстиславович, мне нужно место, для моей лекарской. Где я буду людей лечить.
— Знаю. Боярыня Евпраксия уже определила тебе. Вон видишь дом? В нем раньше людская была, для холопов наших. Она велела всех оттуда переселить. Там всё сейчас моют. Ими верховодят твоя Дарёнка с Фроськой.
Прошла в указанный дом. Не плохо холопы у Вяземских живут. Дом из брёвен, теплый. Печь хорошая. Само помещение было разбито на небольшие комнаты, тонкими перегородками. В комнатах находились сколоченные из грубых досок двухъярусные полати. Ко мне тут же подошли Дарёна с Фросей. Показали всё. Довольные были. Всё же этот дом не сарай, в котором я раньше операции делала.
Подозвала одного из мужчин. Он подошёл ко мне с опаской. Низко поклонился.
— Значит так, Вот эти все полати убираем. Убираем и все перегородки. Как разделить дом, я расскажу. Так же сколотите из полатей лежаки для болящих, на ножках. Понятно?
— Понятно, боярыня.
Богдан, находившийся рядом со мной, я на него уже не обращала внимания, замахнулся плетью.
— Не боярыня, смерд, царевна. — Рявкнул он. Я успела остановить его руку с плетью.
— Богдан, оставь. Они ещё не знают. Не суди их строго. Узнают, привыкнут. Царевен то, я думаю, они никогда не видели, хоть и в Москве живут.
Богдан опустил руку. Но продолжал зло смотреть на холопа. Всё верно, принижая мой титул, они оскорбляют и моих людей. А они вошли уже во вкус. И за, так называемым, «протоколом» следят похлеще меня. Я же говорю, понты — это наше всё, а иначе потерька чести, а такого на Руси никому не прощают.
Подумав, сказала, что две комнатушки можно оставить. Пока, временно. Из них убрали двухъярусные нары. В одной комнате оставили три лежака. Это я оставила под палату. В другой сколотили и установили один большой стол, по середине. Это стало у меня операционной. Раненных, наконец, занесли в мой новый госпиталь. Допоздна занималась своими больными. Мужчине с рубленной раной груди, пришлось сделать операцию. Практически в полевых условиях, так как госпиталь готов до конца не был. Но у меня были уже мои инструменту, кегут, эфир и Дарёнкины мази и отвары. А вот мужчина с поломанными ребрами и повреждённой челюстью умер к утру. Я не стала его вскрывать. Поэтому не знала точно, какова была причина смерти, но предполагала, что из-за повреждений внутренних органов.
Уже поздно вечером, практически ночью, помылась с Ваней в бане. Была уставшая. Поэтому ничего, в плане плотской любви, у нас с Ваней не было. Он это понимал. Сам вымыл меня. Вытер насухо полотенцем. Помог одеться. Потом взял на руки и унёс в наше горницу, которую нам отвели его родители. Уснула я ещё до того, как он уложил меня в постель. Утром меня разбудил Иван.
— Сашенька… Сашенька. — Я медленно выплывала из царства Морфея. Открыла глаза, потянулась. — Сашенька. — Муж смотрел на меня.
— Да, Ванечка. С добрым утром.
— С добрым. Не знаю правда, насколько оно будет для тебя доброе.
Я напряглась.
— Что-то случилось?
— Твой больной один, умер.
— Кто?
— Я не знаю. Но прибегала Фроська твоя, сказала.
— Давно?
— На рассвете. Я не стал тебя будить. Раз он умер, то ему теперь ничто уже не нужно. Теперь только Господь его поводырь.
Хорошее настроение, с которым я проснулась ушло. Села на нашем ложе. Ваня сел рядом со мной, обнял за плечи.
— Саш, не грусти. Такова воля Господа значит. Он воин, исполнил свой долг. Поэтому попадёт на небеса.
— Я даже не знаю, как его зовут. Есть ли у него родные? Может жена и детки малые?
— Ты думаешь на Руси мало вдов и сирот? Много. Ты и так сделала всё что могла. Он простой вой. А ты царевна.
— Прежде всего, Ванечка, я человек, лекарь. И как лекарь я не смогла спасти его.
— Значит, такова была его планида.
— Спасибо, Ваня. Надо одеться и пойти туда, в госпиталь.
— Хорошо.
Есть мне не хотелось. Поэтому одевшись в свою обычную одежду, прошла к своим болящим. Венец, конечно же, надевать не стала. Ибо нечего. Да, самое смешное было с короной. Никифор продолжал с ней носится, как с писанной торбой. Ведь он опять вёз её в походной сумме. Никому не позволял к ней прикоснуться. Даже остальные пятеро моих диверсантов не знали, что в походной суме. А попытавшись узнать, нарвались на натуральный волчий оскал.
— Не вашего ума дело. За то знает царевна и этого довольно. А кто сильно много знать хочет, может на голову короче стать. — После этих слов никто не пытался заглянуть в кожаный мешок. Наоборот, держались подальше. Как только мы прибыли в Москву, мешок Иван велел Никифору положить в нашей опочивальне. Когда Никифор ушёл, муж засунул корону под наше супружеское ложе.
В госпитале меня уже ждали. Умерший лежал вытянувшись. В правом уголке рта, запеклось немного крови. Скорее всего, у него было повреждено лёгкое. Но как узнать было тогда? Рентгена тут явно не было. В госпитале был уже местный поп. Он махал кадилом и читал молитву. Я перекрестилась. Подождала пока поп не закончит. Потом спросила у оставшихся двух его товарищей: