В тени Алтополиса

Громада борделя встретила тишиной. До полной веселья ночи было еще далеко, да и будет ли она после всего случившегося? Остановившись в паре десятков метров, я начал вглядываться в окна, пытаясь увидеть знакомые лица. Ага, а вот и мама Рози! Силуэт обладательницы монументального бюста темнел на втором этаже. Такую не перепутаешь ни с кем.

Я принялся прыгать на месте, махать руками, пытаясь привлечь внимание. Тень за окном колыхнулась. Рози навалилась на стекло необъятной грудью - заулыбалась, признав. Прокричала в коридор и следом в окнах начали показываться девчонки, одна за другой: вон жизнерадостная Хейла с вытянутым словно у кобылы лицом, а это чернявая цыганочка - Ясмин, несбывшаяся фантазия Тоши.

Арина появилась одной из последних. В отличии от остальных она не обрадовалась моему приходу - напротив, выглядела встревоженной, даже злой. Встретившись со мною взглядом, погрозила пальчиком, мол кому было велено – не появляться.

Я лишь махнул рукой, плавали – знаем. Лешку Чижова пустыми угрозами не проймешь. И не такие пугали, что мне какая-то мадам.

Арина продолжала отчаянно жестикулировать, когда входная дверь открылась и на пороге появился заспанный Густав. Недовольный тем, что пришлось выбраться из тепла наружу, он раздраженно пробубнил:

- Сказано же было – не приходить. Чего хулиганишь?

- Я не хулиганю. Я девчонок проведать пришел.

- Девчонок он проведать, - вышибала сладко зевнул, демонстрируя на удивление полный набор зубов. – Вишь, проверяльщик выискался… Нормально всё с девчонками, третий день на осадном положении сидят – с ума сходят от безделья. Жрут как не в себя, последние запасы подъедают. Мадам Камилла шибко ругается, и на тебя будет ругаться, ежели увидит. Вали давай!

- А когда…

- Вали, кому сказано! – рыкнул вышибала

И я рванул прочь по успевшему подсохнуть асфальту. Полы расстёгнутой куртки принялись развиваться крыльями. Встречный ветер обдувал лицо, проникая под драный свитер - холодил кожу. На душе было легко и приятно. И пускай Арина ругалась, пыталась изобразить злой взгляд, но я-то знал, что она тоже рада. Сложись обстоятельства иначе, она бы непременно меня обняла, а потом в любимой манере взъерошила волосы.

Эх, мечтать вредно… Нет, сидя в тепле или лежа на раскладушке можно придаваться фантазиям сколько душе угодно, а вот на улицах поселка не моги. Не то это место - трущобы, чтобы хлопать ушами. Стоило на мгновенье утратить концентрацию, и я тут же влетел в спину шедшего впереди здоровяка. Тот сделал несколько неловких движений, пытаясь удержаться на ногах. Обернулся, в попытке увидеть врезавшегося в него наглеца. Не сразу сообразил, кто это и только когда опустил взгляд, смог разглядеть виновника происшествия.

Потерпевший был не один, а в окружении хмурых мужиков. Один из них и признал меня:

- Ба! Знакомые все лица!

Я расплылся в ответной улыбке и улыбался как дурачок, пока не понял с кем имею дело. Это был Михась… Тот самый Михась, получивший свинчаткой по голове. Тот самый Михась, разжалованный атаманом малажским. Тот самый Михась, у которого имелось с десяток причин для ненависти, а вот для радости…

Да и не улыбка это была - звериный оскал. Торжество хищника, сумевшего загнать свою жертву. Запертую в темном переулке в окружении стаи. Пространство для маневра не оставалось, если не считать небольшой зазор между двумя стоявшими сбоку мужиками - туда и рванул. Был бы взрослым – хрен бы проскочил, а мелким просочился, словно вода сквозь сито. Чужие пальцы попытались ухватиться за развивающийся капюшон, но какой там. Я уже летел вперед, не жалея сил.

- Лови крысеныша! – заорал Михась.

Перед глазами замелькали узкие переходы, удивленные лица встречных прохожих. Я рассчитывал оторваться на следующей улице, но то ли отъелся на дармовых харчах, то ли подрастерял навыки за зиму - погоня всё не отставала.

Очередной закуток, впереди мелькнула тень испуганной собаки. Я споткнулся, едва не грохнувшись наземь. Что за странная привычка у животных убегать поперек дороги? Вот и эта псина шарахнулся прямо под ноги. Не знаю, каким чудом удалось увернуться. Все же краем ботинка заехал по впалому боку. Взвизгнувшая от боли собака осталась позади, а я продолжил забег.

На узких улочках было не разбежаться. Постоянно мешали люди, попадался мусор, выброшенный ленивыми жильцами прямо на улицу. Приходилось то и дело маневрировать, сбрасывая и без того невеликую скорость.

Поворот налево, снова поворот – напрямки через дворик, украшенный деревянным заборчиком. Детвора ковырялась в слежавшемся за зиму песке, древние старушки грелись на лавочке. Привычная картина мира, словно и не было трех дней осады.

Я сбавил обороты и тут же услышал сопение за спиной. Как же они меня достали. И что дальше, куда бежать? Арка слева вела в тупик – это я точно помнил, там еще наливайка находилась с вечно обоссанными стенами. Прямо по курсу шел очередной зигзагообразный закоулок, а вот направо… Я нырнул в пространство меж домами и оказался на Первозванной – широченной улице, отделявшей западную часть поселка от восточной. Ну здесь-то мне никто не помешает: ни собаки, ни валяющийся под ногами мусор.

Рванул вперед что было мочи, чувствуя, как легкие обжигает огнем, как наливаются усталостью ноги и тяжелый молот сердца бухает в груди. Несколько раз оглянулся, чтобы убедиться - преследователи отстают. И если в самом начале их было трое, то под конец остался один Михась. Этот будет бежать до последнего, словно одержимый бешенством пес, пока не падёт от усталости и злобы.

Я рассчитывал попасть на другой конец улицы, где стояли дома со сквозными подъездами, но тут впереди замаячил блокпост. Жандармский корпус успел частью сняться и уйти из поселка, однако самые важные артерии по-прежнему оставались под его контролем. Так случилось и с Первозванной.

Плохо, ой как плохо. Этим ребяткам было плевать: кто и зачем бежит. Промурыжат в камере до выяснения обстоятельств, а потом и в сиротский приют сошлют.

Не готов я был расстаться со свободой, потому свернул в ближайший закуток, пропахший сыростью и гнилыми овощами. Под ногами мерзко захлюпала грязь, не видевшая свет долгие годы. Пятна влаги покрывали нависшие над головой стены. Штукатурка местами потрескалась, местами осыпалась, обнажив кирпичную кладку. Крупные куски болтались в воздухе, повиснув на длинных волокнах утеплителя. Об них и шоркал курткой, оставляя на ткани белые следы.

«Пожалуйста отстань! Ну пожалуйста!» - колотилась в голове беззвучная мысль. Я твердил её словно мантру и о чудо, она сработала - шум погони стал отдаляться. Неужели Михась выдохся? Не успел я обрадоваться, как ворота впереди распахнулись и из проема показалась тяжело груженая тележка. Скрипя колесами, она съехала с пандуса и встала ровнёхонько поперек прохода, перегородив единственный путь. Я смог бы перепрыгнуть препятствие, не будь гора мешков выше моего росту. Снизу тоже не поднырнешь, уж слишком узким оказался просвет между землей и днищем тележке. И что делать – что делать-то?!

Решение пришло само собой, стоило бросить взгляд на распахнутые створки. Многочисленные запоры создавали подобие лесенки, по ним я и принялся карабкаться. Холодный металл обжигал ладони, налипшая на ботинки грязь скользила, норовя скинуть вниз. А потом ступеньки закончились… Подпрыгнув, я зацепился за край и принялся подтягиваться, закинув сначала одно плечо, потом другое. Створка под моим весом даже не шелохнулась, а вот от удара подлетевшего Михася вздрогнула, будто напуганное животное. Казак подпрыгнул, но вместо моей лодыжки ухватился за воздух. Снова подпрыгнул и снова с прежним результатом. От досады ударил по металлу и тот отозвался жалобным гулом.

- Не балуй, - послышался голос грузчика. Сам он находился внутри склада и поэтому не мог видеть всей картины происходящего.

- Я те покажу, не балуй! – взревел казак раненным вепрем. – А ну убирай свою колымагу!

Мужичок опешил от такого напора. Он то наблюдал сидящего на воротах мальчишку и не ожидал, что откликнется кто-то еще - разгневанный и потому опасный.

А в Михася словно бесы вселились. Казак принялся пинать и лупцевать дверь кулаками, рыча на разные лады. Ворота гудели, качались под моими ногами, грозя сбросить обратно в грязь. Пришлось прыгнуть на мешки, наваленные горой на тележку, а уже оттуда на стену соседнего дома.

Идея забраться на крышу показалась заманчивой: никаких тебе препятствий в виде патрулей, да и Михась наверняка отстанет. Не станет же он карабкаться следом.

Как же я ошибался, недооценил силу злобы, охватившую казака. Пока я отлеживался, перевалившись через бортик, – тот лез. Хватался за выступающие кирпичи и медленно поднимался.

В другой раз я бы непременно его услышал, но не в то время, когда в ушах шумело от долгого бега. Опершись на локти, попытался сплюнуть нитку слюны. Мамочка дорогая, до чего же хреново…

Звук громкого шлепка заставил встревожиться. Словно уронили в грязь что-то тяжелое, вроде кирпича. Я подполз к краю и перегнувшись через бортик, вздрогнул от неожиданности. Лицо Михася оказалось близко - на расстоянии вытянутой руки. Увидев меня, казак злобно ощерился. Попытался схватить за ворот куртки, но я вовремя дернулся. Шлепнулся на пятую точку, и словно в замедленной съемки принялся наблюдать, как чужая пятерня легла на бортик, как пальцы вцепились в зернистое покрытие крыши.

- Сука, - прошипели снизу.

Бежать не было ни сил, ни желания. Вместо этого я засунул руку в карман и нащупал перочинный ножик. Вот и пригодилась дешевая поделка азиатских мастеров, выданная Лукичем. Я с щелчком извлек лезвие и, не раздумывая, засадил его прямиком в чужую конечность. Нож насквозь пробил ладонь и лист рубероида, упершись острием в бетон.

Михась отреагировал с большим запозданием. Видать, сказалась лихорадка погони. Заорал он, только когда кровь обильными ручейками потекла из раны. Выдернул руку вместе с ножом и, не удержавшись, полетел вниз. Плюхнулся мешком, подняв брызги густой грязи. Другой бы на его месте принялся стонать от боли, а этот…

- Убью, щенок!

Тело в жиже зашевелилось, пытаясь подняться. И это после падения с трехметровой высоты? Бессмертный он что ли? Я не стал дожидаться, пока Михась оклемается. С казака станется и без одной руки забраться – вона сколько злости внутри сидит. А может он и не человек вовсе? Дед Пахом рассказывал про берсерков на поле боя, готовых на амбразуры ДЗОТа лезть без оружия. Одержимые они… допускают в душу бесов, а те ими командуют. Захватывают погрузившиеся в тьму отчаянья души.

- С-сука! – пролетел истошный вопль над крышами. Но я уже настолько далеко отошел от места происшествия, что могло и померещится. Ноги заплетались, будучи не в силах бежать. Внутри все кололо и болело, а еще хотелось выхаркать горящие огнем легкие. Насколько же было паршиво…

До автомастерской добрался затемно. Зашел внутрь и удивился царящей кругом тишине: ни стариков, ни женщин, ни детей. Убрали лежащие вдоль стены матрасы, смотали натянутые веревки с сохнущим бельем. Остался разве что запах сырости, перемешанный с едкими ароматами чистящего порошка.