Филарет – Патриарх Московский 2

Глава 12

— Всё хорошо ты говоришь, Федюня, — сказал, вздыхая царь, — но не дают мне править так, как я хочу.

— Кто не даёт? — «удивился» Попаданец, мысленно благодаря Бога, что не он начал эту тему.

— Митрополит не даёт. Вмешивается во все дела мои. Выше меня себя держит и правит мной. Не даёт суды вершить. Меня судит.

— О том я и говорил, — поддакнул Попаданец. — Макарий придумал здорово с Московским Царством и с миропомазанием на трон. Возвысился он над царской властью. Сам править хочет. Но тут он сам себе на хвост наступил, государь. Ведь обратного обряда нет. Поэтому делай, так, как знаешь и тебе за это ничего не будет. И ещё… Ведь палка-то о двух концах. Вот он тебя помазал, и, по-моему, так это ты стал выше него. То ты был просто человек, хоть и коронованный, а тут, ты стал «мессией».

Иван Васильевич приосанился.

— Только ты, государь, не больно-то пылай по этому поводу. Ну, помазали тебя священники второй раз миром, ты же не стал от этого Иисусом Христом. Не девственницей была твоя мать Елена, когда тебя рожала. А потому выбрось из головы мессианские потуги. Не настал час апокалипсиса. Пророчества о конце света слегка преувеличены. Какой дурак назначил его на семитысячный год?

— Не ругай пращуров наших, — насупился царь.

— Не ваши се пращуры, а хитроделанных греков да римлян. Это же они расписали пасхалию только на тысячу лет — до семитысячного года! А наши пращуры не разобрались, что нельзя пасхалию[19] до бесконечности написать. На семитысячном годе продлить надо было расчёт, и всё, а они второе пришествие Иисуса Христа и конец света объявили: «Сие лето на конце явися, в оньже чаем всемирное торжество пришествие Твое», — передразнил Фёдор гнусаво. — Вот и не произошло ничего. Где он «конец света»?

— Дмитрий Траханиот[20] в связи с этим написал для архиепископа Геннадия Новгородского «О летах седьмой тысящи», в котором утверждал что, коль скоро «никто не весть числа веку», то конец света в 7000 году может не наступить, но дата конца света обязательно будет связана с числом семь: 7007, 7070 и 7077 годы от сотворения мира. И семидесятый год, «между прочим», как ты любишь говорить, уже следующий.

— А почему не четыре семёрки: семь тысяч семьсот семьдесят седьмой? — скривил в ухмылке губы Фёдор. — Откуда он, этот Траханиот, знает сие? Кто ему сказал? Можешь мне поверить, что никакого конца света не будет аж до семь тысяч пятьсот тридцать второго года. Так что, государь, я тебя умоляю, не мни себя мессией. Помазали тебя миром на царство и сиди на троне ровно. Решай земные проблемы. Не надо никого делить на праведников и грешников. Не твоя это стезя. Мутят твой разум церковники, вводя в соблазн гордыни и тщеславия, а сами алчут земли и богатства земные. Вон, не смотря на твой указ, прирезают себе чужие пустоши и выморочные земли. И не боятся ни твоего гнева, ни гнева всевышнего, ни конца света, ни гиены огненной.

Царь пригорюнился. Он снова возлежал на подушках весь обколотый иглами. Послеоперационная боль тревожила и не давала уснуть. Фёдор, зная это, сразу из кабака приехал во дворец доложиться, что получилось от разговора с британцами, а заодно сделать царю обезболивающие уколы.

Фёдор укоротил на нужную длину иглы и сделал им плоские, как маленькие пуговки, навершия, чтобы их можно было оставлять воткнутыми, не опасаясь задеть и вогнать ещё глубже в тело. Сверху на навершия он наклеил с помощью рыбьего клея тряпочки и сейчас ждал, когда Иван Васильевич уснёт. Шёл третий час ночи. Фёдор снова постелил себе на полу в ногах у государя и поддерживал разговор, с трудом борясь со сном. А сон к «самодержцу» всё не шёл.

— Давай спать, а, Иван Васильевич? — наконец взмолился Попаданец. — Или тебе вколоть сон?

Государь тяжко вздохнул.

— Наговорил ты такого, что не усну сейчас. Коли, Федюня.

— Ну, тогда я тебе сейчас ещё скажу такое, от которого ты бы точно не уснул. Хочешь?

Царь вздохнул.

— Говори уж…

— Знаешь, что сказал сам Иисус Христос, про «божий день»?

Иван Васильевич нетерпеливо привстал на руках, отделившись от подушки:

— Что?

— Отвечая на вопрос фарисеев, он сказал: «Маловеры, вы хотите испытать Меня, знаю ли я о днях Отца Своего? Так знайте, что День Бога равен времени, когда Солнце трижды совершит путь свой. Но это не три дня ваших, и не три года земных».

— И что это значит? — вопросил царь.

— А то, что небесный путь солнца равен двести пятьдесят миллионов лет. Миллионов, государь. Знаешь это сколько? Миллион — это тысяча тысяч. Двести пятьдесят миллионов лет — это очень много. И это только один божественный день, а их было шесть. Ты же освоил умножение?

Государь молча кивнул.

— Ну так и представь, какое это будет число. Не семь тысяч лет, а четыре с половиной миллиардов лет до конца света. Четыре с половиной миллиардов… Так, что спи спокойно, государь. До конца света мы с тобой точно не доживём.

Фёдор вогнал царю две иглы в «точки сна» и, с облегчением выдохнув, улёгся на свою лежанку из шкур и мгновенно уснул.