Элоиза и Себастьяно, или Тёмные стороны

14. Любовь разит верней, чем сталь (с)

В понедельник неожиданно прилетела ещё одна весточка из прошлого — Элоизе написал одноклассник Венсан. Точнее, пока даже и не написал, а просто «Привет», просто «Как поживаешь». Прямо скажем, кроме праздников, с которыми они друг друга поздравляли, она с ходу и не вспомнила, когда он ей что-то писал.

Прямо парад бывших, что ж такое-то!

Она помнила, что у него жена и два сына, вроде бы школьники. И что он занимается какой-то торговлей — кажется, продукты для ресторанов, то есть он работал кем-то в такой фирме. А в реальности они не встречались уже лет пятнадцать.

Разговор ни о чём продолжался до тех пор, пока Элоиза прямо не сказала — он же хочет о чём-то спросить? Вот пусть уже спрашивает. Венсан задумался, а потом выдал — у него к ней серьёзный вопрос, он готов задать его только лицом к лицу.

Вот как, оказывается. Что же это за вопрос такой?

На предложение поговорить по телефону он ответил молчанием, но потом согласился. И оказалось, что ему нужно всего-то получить от неё консультацию.

Нет, конечно, по большому счёту это было очень даже не «всего-то», потому что такого рода услуги она оказывала, но знали об этом считанные единицы, им и оказывала. Она не могла целенаправленно и отчётливо увидеть будущее. Но могла сложить какую-то картину из своих невнятных ощущений. И хотя бы ответить — «да» или «нет». Идти или не стоит, связываться или нет, принимать ли предложение о начале отношений или о сделке. Венсан сдался и рассказал, что в его случае вопрос как раз о сделке, от которой для него зависит достаточно много, в том числе — благополучие его семьи.

Он прав, для достоверного ответа нужно было увидеть его лицом к лицу. Посмотреть, послушать, как он говорит, сосредоточиться.

И он даже был готов приехать — но только в выходные. И только в ближайшие, потому что ответ на предложение он должен был дать в понедельник. Всяческие плюсы и минусы сделки были обдуманы им уже на миллион раз, но он не хотел давать окончательного ответа, не получив, как сам сказал, подтверждения независимых могущественных сил.

Про могущественные силы он больше смеялся, но — верил. Ещё тогда, в школе, как-то столкнулся — и с тех пор верил. Она тогда случайно предсказала ему результат контрольной работы, непривычно приличный. И он даже потратил время на подготовку, чтобы проверить — сработает или нет. Сработало. Потом он долго выспрашивал у неё, как ей это удалось, она отмалчивалась, отнекивалась, пару раз его послала нехорошо, а потом чуть-чуть рассказала. И он поверил, сразу и безоговорочно. И ещё пару раз потом просил её подумать и предсказать. И результаты совпадали с тем, что получалось на самом деле.

Сложность была в том, что в субботу с утра собирались поехать некоторым приличным сообществом в Остию, там разместиться в некоем отеле с видом на море, в котором у его высокопреосвященства была назначена некая встреча, и пока эта встреча происходит — загорать и купаться. Тем, кто непосредственно не при исполнении, конечно. А кто при исполнении — тоже купаться, только в свою очередь, когда встреча закончится.

В итоге договорились встретиться в этом самом отеле в воскресенье не поздним утром, часов в одиннадцать. Элоиза пока не слишком подробно представляла свои планы, но слышала о том, что как раз первую половину дня в воскресенье Себастьен будет занят с Шарлем и его делами. Так что ничего ни с чем не пересечётся.

Однако, в субботу вечером она едва не забыла поставить будильник. Ведь проснуться самой, чтобы быть готовой в одиннадцать — это ж немыслимо. Поэтому Элоиза встала в десять — Себастьен уже час как был с Шарлем где-то в конференц-зале этого здания вместе с Лодовико, Варфоломеем и кем-то ещё — привела себя в порядок и спустилась на обращённую к морю террасу отеля, где подавали кофе и сладости.

Венсан уже был на месте. Он раздался в ширину, изрядно поседел, но в остальном ничуть не отличался от себя прежнего — обнял её с таким же радостным воплем, как и сто лет назад, а его серые глаза так и лучились восхищением.

— Привет, Колючка, ты даже и вообразить не сможешь, как я рад тебя видеть!

— Почему же, смогу, — рассмеялась Элоиза. — Я тоже рада тебя видеть, поверь.

Колючкой её звали в парижской школе. А их с Марго разом — Цветочком с Колючкой, потому что Марго в любой ситуации сладко улыбалась, а Элоиза, чуть ей что не нравилось — задирала нос и огрызалась.

— Скажи, а это правда, что ты работаешь на Ватикан? Вот прямо на Ватикан? И что ты делаешь? Ты же не священник? Как не обязательно? Что, прямо настоящий живой кардинал? Вот в этом отеле? Сейчас? А красная шапочка у него есть? А покажешь его? Причём тут музей? И что ты делаешь в музее, это же Марго искусствами занимается? Как не в самом музее? А почему так сложно? Неужели тебе это нравится? Ну да, ты всегда была странная, — он, как и двадцать три года назад, выдавал вопросы со скоростью пулемёта. — И что, ты до сих пор ни разу не замужем? А Марго? Как, уже развелась? Как это давно? Ничего ж себе время идёт! Как, у тебя нет ни одного ребёнка? Совсем? Ну, ты даёшь!

Они пили кофе, ели пирожные и смеялись. До дела дошли далеко не сразу, сначала нужно было выслушать его, рассказать хоть немного про Марго и про себя, обсудить одноклассников. Оказывается, Венсан со многими видится — неужели, кто бы мог подумать, в школе он не очень-то стремился завязывать какие-то социальные связи, они тогда сошлись в том числе и на этом.

Впрочем, и до дела тоже добрались. И дело оказалось несложным — хозяин его фирмы предложил ему эту фирму купить и заниматься поставками продуктов в рестораны самостоятельно, ибо решил, что работал в жизни достаточно, и готов уже удалиться на побережье, где жить дальше в недавно приобретённом доме. У Венсана были некоторые накопления, но их не хватало, и он хотел понять, стоит ли дело того, чтобы ввязываться ради него в кредиты.

Элоиза выслушала его, посмотрела документы, которые он привёз, расспросила о работе — той, которой он занимается сейчас, и той, что светит ему в будущем. И не увидела для него ничего плохого. В общем, ни в каком варианте не увидела — ни с покупкой, ни без неё. Но он очень хотел купить и стать владельцем предприятия, так почему не поддержать человека?

Венсан обрадовался, когда она всё это ему изложила, и снова только что не подпрыгнул с радостным воплем. Сказал, что раз она говорит — всё в порядке, то он прямо с утра в понедельник позвонит и согласится, а потом поедет в банк.

Дальше они просто говорили обо всём на свете — Венсан был одним из тех людей, с кем Элоиза могла говорить обо всём на свете. Как-то само собой получилось, что она даже и о Себастьене ему рассказала.

— И кто он? Военный в отставке, служил у твоего знаменитого дяди? Вот прямо полковник? Крут, да. А сейчас? И у него куча людей в подчинении? И что, нет жены? А детей? И как это тебе?

— Да нормально, — пожала плечами Элоиза и глянула на верхнюю террасу, этажом выше той, на которой они сидели.

Там можно было неплохо постоять или погулять, и сейчас там как раз бродили несколько доблестных сотрудников службы безопасности во главе с собственно начальством. Элоиза помахала начальству.

— Он где-то там, да? Ух ты. Нет, извини, я не пойду с ним знакомиться, он слишком важный и блестящий для меня. А тебе подходит, как раз ко всем твоим заморочкам. Ладно, мне пора. Самолёт у меня вечером, но пока я доберусь в город, пока там что да как, а уже обед. Нет, отвозить меня не надо, я сам. Могу я сам поездить по городу, в конце-то концов? Но спасибо, я рад, что ты обо мне заботишься, — он поднялся следом за ней и по-прежнему болтал без умолку. — Я очень рад, что повидал тебя, Колючка. Хоть ты сейчас совсем и не колючая, ты важная. Но я тебя всё равно люблю, поняла? — он обнял её на прощание и расцеловал в обе щеки. — Что ты там говоришь? Что уже не маленькая? Ну вот ещё, для меня тебе всегда будет семнадцать.

Венсан подхватил сумку и убежал — так же шустро, как говорил. Элоиза пару минут постояла, глубоко дыша — нашествие юности оказалось каким-то внезапным и мощным. Потом стряхнула с себя оцепенение и пошла наверх — поздороваться с человеком, который, по мнению Венсана, подходит ко всем её заморочкам.

Элоиза хотела прямо с ходу начать рассказывать, но натолкнулась на взгляд. Этот взгляд был странен — тем, что нетипичен, и тем, что она с ходу не смогла его прочитать. Вот прямо натолкнулась и остановилась.

— Доброе утро, госпожа де Шатийон, вы, я смотрю, не скучаете, — заметил он как-то напряжённо и холодно.

— Доброе утро, монсеньор, а я должна была скучать? — она не понимала.

— Когда вас так усердно развлекают — видимо, нет. Скажите, и часто вам доводится встречаться с этим потёртым господином?

— Предыдущий раз был пятнадцать лет назад.

— А судя по вашему цветущему виду — на прошлой неделе. Скажите, вы всегда подобным образом пользуетесь моим отсутствием?

— Вы о чём вообще? — она похолодела.

Кажется, что-то идёт не так. Но что случилось? Точнее — что случилось с Себастьеном?

— Монсеньор, вы вообще в порядке?

— Полагаю, да, хотя и сам себе удивляюсь. Не думал, что смогу быть в порядке, глядя, как вы виснете на каком-то непонятном субъекте, а потом со счастливым лицом идёте говорить со мной. Скажите, а раньше ваш довольный вид тоже обозначал, что вы на ком-то повисели?

— Монсеньор, я не понимаю вас. Поговорим позже?

Так, кажется, нужно уезжать. И действительно говорить позже. И без свидетелей, а то здесь их полная терраса. Гвидо, Октавио, Лука, ещё кто-то. Лодовико и Варфоломей.

— Вы хотите догнать вашего кавалера? Вы не всё с ним сделали? Впрочем, я уверен, что вы способны на виду у всех сделать абсолютно что угодно, и если вам хотелось — вы с ним не только целовались. Скажите, их у вас много? Таких вот, которые не дают вам скучать, пока меня нет рядом?

— Я не готова сейчас продолжать разговор, — а сердце стучит, как сумасшедшее, и голос срывается.

Да что с ним такое сегодня? Совсем рехнулся?

— Вы готовы только целоваться с посторонними у меня на глазах? Не ожидал от вас подобной наглости.

Он говорил что-то ещё, но у неё уже нехорошо шумело в ушах, и в глазах тоже помутилось. Она развернулась и ушла.

То есть — попробовала уйти. Потому что он больно схватил её за руку и развернул к себе.

— Куда это вы собрались?

Она сначала сделала. А потом уже, когда увидела, как его скрючило пополам, то поняла, что именно сделала. Да-да, как на тренировке у Доменики Примы. Идеальная агрессия. Никто ничего не понял, следов не осталось. Но его внутренности сейчас рвёт и крутит сильнейшая боль. Она успела увидеть, как он разогнулся, взглянул на неё… кажется, в его глазах больше не было той непонятной злости.

— Элоиза, постойте, пожалуйста, подождите, извините меня, да постойте же! — и голос совсем другой, более человеческий.

Она убежала, не оглядываясь. Кажется, его задержали — что-то говорил Лодовико, и Варфоломей, и кто-то ещё, а дальше она уже не слышала.