Право палача

— Вы же толком не знаете, уважаемый, кто перед вами. А главное — кто породил это рябое чудо, — ответствовал другой стражник, силой вытаскивая её в дверь. Она только успела заметить, как Каспар схватился за штык, которым его пытались отпихнуть, да крикнула:

— Им нечего предъявить, не беспокойся!

Конвой был поразительно жесток. Пока Клавдия брела, спотыкаясь о кочки, её несколько раз ударили прикладом в лопатку. С каждым шагом надежда на правосудие угасала; так счастливо начавшийся день её предал. Казалось, всё было позади, её лицо, как и её прошлое, были надёжно замаскированы, карантин защищал от преследования, беззаконие уже иссякло, но стоило ей допустить немного беспечности — и вот она поймана по ложному обвинению.

Её провели пешком через весь город, который, как назло, отобедал и сонно озирался по сторонам, разыскивая, чем бы себя потешить. Иглы холода врезались под кожу, осень уже изрядно кусалась.

Встреча с судьёй дала ей небольшую передышку. Чиновник был сильно запуган, подбородок его мелко трясся над столом, вместо разъяснений он читал вслух бумаги. В них говорилось, что вся её семья причастна к роялистскому пособничеству и требуется подписать готовое признание. Клавдия не собиралась этого делать по доброй воле и в кабинет, пропахший страхом, кислотой чернил и пылью, позвали человека, чья профессия читалась без труда по мрачной физиономии.

— Пошёл ты на хрен, — устало сказал палач судье, скрестив на груди руки. — Не буду проводить дознание, пока не заплатишь. Я своих денег неделю не видел. Полгорода бесплатно в мясо превратил, не успеваю инструмент затачивать.

Судья попробовал прикрикнуть, но палач оказался громче и смелее. Когда оскорбления иссякли, он сорвал с себя промасленный фартук и бросил посреди судебного зала, а выходя, хлопнул дверью со словами: «Сами теперь!..»

Чиновник в звенящей от гнева тишине вытер лоб платком и произнёс:

— Ваша ситуация всё одно безвыходна, мадмуазель. Признание дало бы вам ряд мелких бенефиций…

— А вам — нужную отчётность, — со смелостью обречённой улыбнулась Клавдия.

От отца она знала, что судьи часто блефуют, склоняя осуждённых к тому или иному поступку.

— …Но приговор останется неизменным. Вам отрубят голову. Приговор понятен?

Она не успела ответить, как молоток судьи грохнул о подставку. Страшный сухой звук удара расколол жизнь Клавдии надвое и теперь её ждало только ожидание в тюремной камере.

Всё происходило невероятно скомкано, коротко и дико.

Последним её пристанищем оказалась отдельная комната, похожая на узкую клетку для псов, с крохотным окном, дававшим всего каплю света. Тюремщик запер решетчатую дверь и Клавдия подумала, что теперь её оставили в покое. На самом же деле его послали за узкими женскими кандалами, которые он грубо защёлкнул на запястьях графини и, к её ужасу, прицепил на крюк в стене. Ни сесть на пол, ни отойти на шаг она уже не могла.

Хуже всего было не знать, сколько продлится ожидание смерти и пытка выбора между тем, чтобы повиснуть в железах над полом и продолжать стоять на быстро немеющих стопах.

Время перестало ощущаться, осталась только сверлящая боль, когда послышались голоса и Клавдия повернула голову им навстречу. Увиденное оказалось очередной огромной неожиданностью и графиня подумала, что спасена.

Хрупкая как дитя, изящная и всё такая же весёлая компаньонка стояла перед ней в мужской одежде. Окружали её пятеро пьяных солдат, которые стали заинтересованно разглядывать камеру и гоготать.

— Жюли! Не может быть, ты осталась цела! О-о-о… — Клавдия повисла на цепочках кандалов, переводя дух.

— Да. Иначе и быть не могло.

Самодовольный и спокойный тон Жюли настораживал.

— Посмотри, что они со мной сделали! Будто я убийца!

— Тебе не мешало бы помучиться перед смертью и я подсказала тюремщику эту замечательную идею. Ну и вид, ваше сиятельство! Вытащили из постели?

— Ты же сейчас шутишь? — с трудом проговорила Клавдия.

— Шутить с тобой скучно. Помню, и поговорить-то толком не удавалось. Нравилось тебе таскать меня повсюду с собою, словно болонку? Думала, я не натерпелась унижений от этой старой потаскухи императрицы, и решила добавить ещё?

Клавдия похолодела. Она не понимала, зачем компаньонка лжёт.

— Что ты, Жюли, я никогда не обращалась с тобой плохо! У меня и в мыслях не было тебя обижать!

— Ты высмеивала меня ежечасно!

— Мы просто веселились. Я думала, мы просто шутили, клянусь!

— Говори, говори, оправдывайся. Уже с утра ты ответишь за годы моих страданий.

— Так это же мы оградили тебя от скандалов, заткнули ненужные рты, а теперь ты хочешь моей смерти…

— Я бы лучше хорошенько оскандалилась, чем потеряла столько лет в ваших проклятых стенах, но понимание явилось мне слишком поздно. Меня ни разу не отпустили повидать родственников за границу, даже замуж мне не дозволялось выходить, а теперь моё время почти ушло.

Синие глаза Жюли сверкнули ненавистью. Вряд ли кому пришло бы в голову, что её милое детское личико может до того скомкать злоба.

— Ты из зависти это делаешь, да?

— Когда один, недостойный счастья, живёт лучше другого, достойного, это называется «несправедливость». Было бы чему завидовать. До встречи на казни! Обещаю, ребята, будет весело!

----------------------

1. Ненавижу и люблю. Измучен!