Я есть Жрец!

Глава 12

Я искал лишний повод, чтобы оказать какую-нибудь услугу Севии. Каждый мой подход к девушке теперь заканчивался коротким, но поцелуем. Моя пациентка, видимо, восприняла поцелуй, как некий ритуал, или обязанность, а, может, обряд, необходимый, для выздоровления. Ну а я не стал ее переубеждать, и дело тут было не в том, что это хлопотно, объяснять сложные материи при языковых барьерах. К слову, никогда и не думал, что жестами, отдельными словами, интонацией, взглядом, можно почти полноценно общаться, но явно не односложные темы и простыми фразами.

Наши беседы уже не были разговорами глухого с немым. Мы понимали большинство из того, что хотели донести друг до друга. Севия учила русский, я учил местный, в итоге, через синергию наречий, рождался новый язык. Может быть… нет, скорее всего, я привнесу в этот мир немало слов.

— Блят нахер! — нежно, чуть ли не с любовью в голосе, сказала Севия.

И в этот раз я не стал ее одергивать, рассказывая, что такие слова плохие. Настолько мило и смешно она произносила ругательства, что я не мог не улыбаться и даже умиляться этому. Ну а, наблюдая реакцию, девушка стремилась меня повеселить.

— Писецз жопе! — выдавила из себя Севия.

— Ну хватит меня баловать, дорогая, а то от твоих матов скоро утону в радости и веселье, — сказал я, поцеловал девушку в лоб, и вышел из дома, даже не оглядываясь на сидящего Норея.

Братцу стало значительно лучше, хотя и первоначально его болезнь протекала в достаточно легкой форме. Он прохаживался по комнате, сидел за столом, листал картинки в книжках, но больше маялся бездельем. Ничего, лучше пока изолированно посидит, чем, не долечившись, свалится вновь. Но и затягивать с его «больничным листом» не стану. Социальный пакет я никому не обещал, так что нечего болеть и проедать дорогие продукты.

— Хлеб, Хлеб! — услышал я крик.

— Что? Автолавка приехала с хлебом? — бурчал я, устремляясь в сторону, от куда доносился крик Никея.

Воин махал мне руками, зазывая к себе. Можно было предположить о некой засаде, или еще о чем-то, что мог мой параноидальный мозг придумать, но все очевидно — Никей замочил того лося и просит моей помощи.

Так оно и было. Через минут двадцать мы этого «лосину» нашли. Кроме моего арбалетного болта, торчащего из бока, рядом, в районе задней ляжки, наличествовала стрела.

— Да что ты? Вильгельм Телль Робингудович! Так это я промахнулся? — я указывал на стрелу, которая тоже не могла убить животное сразу. — А так скривился, когда я не попал в шею, а сам…

Мне что-то выговорили на «варварском», но я и не вникал, смотрел на тушу, которую предстояло тащить. И не легкая это работа тащить лося из болота. Как такового болота не было, но лось издох в низине, где, после недавних дождей, земля и мох сильно напитались влагой. Настолько, что ноги утопали по щиколотку и выше. Хана кроссовкам.

Через час я наблюдал, как Никей профессионально разделывает лосиную тушу. Да! Учиться мне еще и учится. И как такую работу он проделывал раньше без нормального ножа? Шкура отдельно, внутренности, отдельно. Скоро я уносил к дому один таз за другим, все доверху заполненные мясом и костями. Килограмм двести еды получалось, как навскидку. В доме был безмен, для интереса можно взвесить мясо, но не так это было и важно, главное — много.

Благо, нет в деревнях хозяек, да и в городах таких мало, у которых не было бы большого количества тары, в виде банок, даже в конце лета, поры года, из которой я попал в весну, но… на лет так три с половиной тысячи раньше. Поэтому вариант один — тушенка. Не все мясо на это дело пойдет, но половина, точно. И буду тушить мясо столь много, насколько хватит запасов соли. Ее, конечно не мало, опять же огурцы с помидорами и иная консервация, как и браконьерская деятельность хозяев, предполагали в доме не менее десяти килограммов важнейшего продукта, на деле было чуть больше, но соль конечна.

Никей, да и Севия с Нореем знали соль, говорили, что у их племени даже таковая имеется, но в меньшем количестве, чем у меня. А я успел продемонстрировать только три пачки соли. Получалось, что на все племя не больше трех кг соли? А как запасаться продуктами на зиму? Или это пора выживания и голодных смертей? Но был тут и позитив. Если соль все же есть, пусть и мало, значит где-то, но ее добывают!

И я знал, где можно соль добыть!!!

В Лоеве, где я проходил, или все еще прохожу, службу, — это надежда, если, вдруг, я, условно завтра, проснусь в своем времени, есть геологический разлом. Кстати, один из двух подобных. Второй в Аргентине, да еще в труднодоступном районе латиноамериканской страны. Этот разлом — обнажение горно-песчаных пород, высотой в метров… не знаю, может пятьдесят. В будущем считался охраняемым местом, но я, в редкие увольнительные, ни разу не видел рядом ни единого наряда милиции. Да, в Беларуси, еще милиция!

С одной стороны, если я пущу свои ручонки в этот уникальный разлом, то стану причиной уничтожения очень важной информации для будущих ученых. Дело в том, что там, помимо пластов извести, мела, имеется пласт соленой земли. Мне рассказывали про этот уникальный объект, и было даже интересно, за отсутствием других развлечений во время увольнительных в маленьком городке Лоев. И получалось, что глины там, как в разрезе, так и в иных местах, очень хорошие, недаром тут гончарное производство было сильно развито и до Древней Руси. Но кроме глин, соль в земле есть. Но, ее концентрация мала, чтобы добывать промышленным способом. Да и не промышленным так же, не очень рентабельна. Но это же при сравнении с другими местами добычи. А тут мне с чем сравнивать? С Баскунчаком под Астраханью? Или Ля-Рошелем на севере Франции? То-то! Так что любая соль, пока не найдена другая, рентабельна.

Но что я думаю? Если килограмм соли стоит 60 копеек (17–18 российских рублей), то добывать ее стоит в тех местах, где это дешевле. Но а нам, когда стоимость главного консерванта всех времен и народов вообще неизвестна, ибо в продаже не бывает, а магазин закрыт на длительный, в три с половиной тысячи лет, обеденный перерыв, то любой килограмм важен. Ну а вытянуть соль из земли, уверен, получится, хоть и теплой водой. Так что, придется разрушить целостность разлома, который хранит вымершие растения, насекомые, плоды, существовавшие 150 тысяч лет назад. Вандализм? Может быть! Но сами вандалы еще не определились, что они-таки существуют, а нам жить нужно.

*…………*…………*

Интерлюдия

— Чего плачешь? — спросил Норей у своей сестры. — Боишься умереть от болезни?

— Уже нет. Боюсь, что придется вернуться к отцу, что, если он узнает, что мы с тобой здесь, то пришлет воинов, и нас заставят уйти, а отец все разрушит, — всхлипывая, говорила Севия.

— С чего ему разрушать? — удивился Норей, не поняв, что именно, в понятии сестры, разрушит лекс Хлудваг.

Он разрушит тот мирок, который образовался вокруг Севии, в котором ей хорошо и комфортно. Несмотря на болезнь, то, что девушка не выходит за пределы прозрачного забора, что приходится работать, она никогда еще не чувствовала себя столь свободной. А еще за ней так никогда не ухаживали. Столько вкусностей, заботы, ласки, нежности она получила, что, собрав все эпизоды жизни, не набралось бы и половины. А поцелуи… Севия прекрасно поняла, что это не часть лечения. Но, наверное, именно они и стали основным лекарством для девушки. Не было принято в племени так обмениваться слюной, прикасаться языком…

Чем занималась дочь лекса в поселении? Училась ремеслам и всему тому, что обязана уметь женщина: ухаживать за скотиной, подготавливать шкуры, готовить еду, смотреть за детьми и многое иное. Севия была всегда под присмотром и при ней постоянно находились люди, который считали за правило указывать девушки модели поведения. И ни грамма любви, ограниченное общения с мамой.

Мама… Севия любила мать, но мать, скорее всего, считала дочку ресурсом, которым следовало бы более грамотно распорядиться. Мерсия не хотела отдавать дочку в другое племя, мать, за счет признанной красавицы-дочери, желала усилиться внутри племени и скинуть первую жену, заняв ее место. Корн — вот кто более остальных подходит Севии. Он наследник сильного рода, к мнению которого прислушивается и лекс. Но Мерсия проиграла интригу и Севия отправилась к огневикам.

Любила ли Мерсия свою дочь? Да, по своему, но мир жесток, а в хижине всегда должны стоять горшки с едой. Хрупкой женщине, чтобы выживать, приходится использовать доступное оружие — красоту и хитрость, замешанную на подлости. Но мать, была уверена, что с сильным, статусным, молодым мужчиной Севия будет счастлива.

А что думала сама девушка? «Ты должна!» — вот главная фраза, которую слышала Севия, обладающая, на самом деле пытливым умом и жаждой деятельности. Все время ее одергивали, указывали неуместность поступков. Ну что здесь такого, если Севия научится стрелять с лука? Нет, это мужское занятие. А она знала, прядильщицы и ткачихи говорили, что от кого-то слышали, а те знали других, кто видел… что есть на юге племена, где женщины, наравне с мужчинами, обучаются воевать. Севия считала, что это правильно, так как такой подход сразу увеличивает количество воинов племени вдвое.

И тот мир, где ее не дергают и почти не указывают, если не считать нравоучений Никея — этот мир Севия разрушать не хочет. Против отца она не пойдет, да и бессмысленно ею противится. Но постараться, чтобы Хлудваг не узнал, где они, она постарается.

— Отец еще не меньше трех недель не будет волноваться. Он уверен, что мы в племени Огня и скоро, на растущей луне, состоится обряд. Так что время у нас есть. А после может подумать, что мы утонули, — сказала Севия, вытирая свои слезы.

— Но… Но… — возмущался Норей. — Я наследник и не могу…

— Ты же слышал, что происходит! Дай времени Никею разобраться. Если есть заговор в племени Рысей, то нам туда нельзя. Тут ты, как наследник, в большей безопасности, пока о тебе не знают, — убеждала своего брата Севия.

На самом же деле девушка плакала из-за другого, уж явно не потому, что беспокоилась об отце. Ей нравился, нет, даже не так, — ее тянуло к Глебу. Парню уже не нужно было прикасаться к Севии, чтобы у нее начинало сильнее биться сердце, а дышать становилось тяжелее. Что это такое она не понимала, хотя и знала раньше, что женщина может испытывать чувства к мужчине, вот только никогда и никого не волновало, что именно чувствует женщина. Отец найдет ей мужа, выгодного роду. Не разрешат ей быть с Глебом, извергнут из племени, если она потеряет первую кровь, ту, которая после соития с мужчиной. А изгнания все и всегда боялись пуще смерти, ибо это и есть смерть, только чаще всего болезненнее иных.

«Если бы отец умер…» — промелькнуло в голове Севии и она вновь начала плакать, в этот раз из-за того, что позволила себе даже думать о смерти родного отца в угоду ее, неблагодарному, низменному, желанию.

— Ты тоскуешь, что не можешь стать женой Хлеба? — спросил Норей.

— Г-глеба! И не твое это дело, — озлобилась Севия, при чем, скорее на себя, что позволила столько эмоций и проявить такую слабость, словно она маленькая девочка, а не старшая дочь лекса.

— Смотри! Какого огромного лося Никей с Глебом притащили! — воскликнул Норей. — Если мы продолжим так есть, то скоро станем больше и мягче, как старейшина Травор.