Русская война. 1854

* * *

В горле булькает виски, а я улыбаюсь, будто дурак, глядя на болтающуюся под потолком странную серую конструкцию. Как оказалось, когда я задумал покорить небо, то не учел и половины проблем, которые меня ждали. И, слава богу, рядом оказался Эдуард Иванович… Тотлебен заглянул в мастерские, куда мне привезли несколько корабельных парусов.

Когда я их просил, то ожидал, что это будет легкая белая ткань, в реальности же меня ждало что-то серое и неподъемное. Как оказалось, для защиты от влаги и для крепости их чем-то пропитывали, и это рушило все планы на корню. Эдуард Иванович мигом понял, в чем проблема, и мне притащили ткань из его собственных запасов. После этого две специально приглашенные швеи быстренько ее раскроили и сделали около пяти маленьких шаров, на которых я собирался экспериментировать.

Первый вопрос, что необходимо было решить — выходящий сквозь ткань воздух. Мы попробовали просто покрасить шар, и сразу стало гораздо лучше. С лаком ситуация продвинулась вперед еще больше — слой вышел более гибким и крепким. Единственное, при складывании такого шара появлялись трещины и заломы, со временем они еще сильнее расходились и… Я быстро провел около сотни сгибаний-разгибаний, снова набрал воздух, и стало очевидно, что он совсем не думает держаться.

— Можно хранить шар надутым, — предложил Тотлебен.

— Это же прототип, реальный будет раз в десять-двадцать больше. Надутым он четверть корабля займет.

— А если красить перед вылетом?

— Может сработать, — обрадовался я.

— А парафиновая пропитка, которую используют для дождевых плащей, вам не подойдет? — одна из швей, услышавшая часть разговора, предложила неожиданное решение.

Тотлебен послал адъютанта за пропиткой, и через полчаса мы уже смогли получить ткань, которая уверенно удерживала воздух и никакие сдувания-надувания на нее особо не влияли. Тем не менее, запасную банку с пропиткой мы заложили в комплект к каждому шару и перешли к проектированию гондолы.

Сначала Тотлебен вообще не видел смысла что-то менять в классической корзине.

— А если так? — я несколько раз открыл и закрыл дверь, чтобы потоки воздуха пошвыряли наш шар из стороны в сторону. — А теперь представьте корабль, который идет на восьми, а то и на двенадцати узлах. Это же не только скорость, это потоки ветра, которые нельзя не учитывать.

— Самое простое — не летать в сильный ветер, — Эдуард Иванович не спорил, а просто последовательно прорабатывал все возможные аргументы. — Ведь зачем нам шар? Для разведки. А если ветер сильный, то парусники и так смогут уйти.

— В идеале нужно, чтобы они не просто могли уйти, а полностью контролировали море, выбирая, с кем сталкиваться, а с кем нет. Тем более, а что, если ветер будет в сторону суши? Так ведь и зажать могут.

— Принято, — кивнул Тотлебен, явно довольный течением разговора. — Тогда берем за данность, что наш шар должен летать в любую погоду.

— Для этого нам нужна устойчивость к встречным потокам воздуха, потому что корабль будет тянуть его вперед. Низкая парусность… — мысли понеслись вскачь. — И нам вообще не нужен шар!

Я разом перепрыгнул от обычных форм к сигарообразным, выдав швеям новое техзадание.

— Что это? — Тотлебен с интересом принялся изучать новую набрасываемую мной схему.

— Шар в форме сигары. Канат, который будет тянуть его за кораблем, закрепим на носу, и так его почти не будет шатать.

— Тогда не на носу, а ниже. Если сила будет прикладываться под углом около шестидесяти градусов… — Тотлебен замолчал, набросав рядом с моим рисунком пару формул и отметив точку крепления чуть ниже центра. — Только корзина мешается.

— Ее не будет! — теперь уже снова я взялся за ручку. — Так как нам важно не самим взлететь, а следовать за кораблем, то придадим нашему изобретению аэродинамическую форму.

— Какую форму? — удивился Тотлебен, и я понял, что в это время такого термина еще не было.

— Аэро — воздух, динамика — движение. Форму для движения в воздухе, кажется, что-то такое было у Аристотеля, — нашелся я. — Самый простой пример такой формы — птица. Они же были созданы природой, чтобы летать. А есть у нас птицы с корзинами под брюхом?

— Наверх будет подниматься один человек. Можно сделать для него лежачую площадку прямо под шаром, — Эдуард Иванович сразу подхватил мою мысль.

— Только не площадку… Зачем нам лишний вес? — добавил я. — Сделаем дуги, чтобы удерживали человека на уровне ног, пояса и плеч. Тогда наблюдатель сможет подняться вместе с шаром, а с помощью свободных рук и цветных флагов будет подавать сигналы вниз.

Примерно так мы дошли до базового концепта. Потом доработали его на маленьких формах. Добавили клапан для спуска воздуха, второй шар внутри первого для безопасности полета. Потом был первый тест, и наша конструкция крутилась так, что, будь внутри человек, его бы стошнило больше, чем всех остальных людей за всю предыдущую историю человечества. Пришлось добавлять крылья для стабилизации: рейки и дубовая парусина подошли для этого как нельзя лучше.

Моих знаний из будущего хватило, чтобы сделать переднюю часть чуть шире задней, а верхнюю более выпуклой, чем нижнюю[1]. Размах и ширину подбирали методом перебора, но вроде бы получилось. Конструкция перестала крутиться, а еще теперь стабильнее и быстрее набирала высоту. Это в свою очередь позволило уменьшить размеры воздушного шара, и в итоге у нас получился больше дельтаплан, чем то, что в это время называют монгольфьером.

После этого Тотлебену пришлось уйти, потому что он и так потратил на меня слишком много времени, а я продолжил собирать уже полноценную модель. Через полчаса осознал, что мне катастрофически не хватает рук. К счастью, меня как раз нашел Лесовский, доложив об успехе с гусиным жиром. Ну, а я отправил его за десятком матросов в помощь, и дальше мы уже работали небольшой артелью. Конечно, хотелось побыстрее собрать первую полноразмерную версию, но я замахнулся на две копии.

Времени, чтобы подготовить все запчасти, ушло до черта, но в итоге мы справились. И вот ближе к полуночи оба прототипа были собраны, прошиты, скреплены и фактически готовы к полету. Оставалось только накачать их горячим воздухом. И тут к нам снова завалился Эдуард Иванович с каким-то незнакомым мужиком и странной стальной бочкой.

— Я так и знал, что вы еще тут! — радостно рубанул рукой Тотлебен, а потом представил своего спутника. — Даниил Кириллович Волохов, я ему рассказал о нашем изобретении, и он предложил использовать для его наполнения светильный газ.

[1] Сами изначально не знали, как точно это работает, поэтому решили поделиться. Если коротко, то тут прямое воплощение закона Бернулли. Сверху из-за изгиба воздух проходит чуть большее расстояние, соответственно, чтобы не отстать от воздуха снизу, он движется быстрее. Больше скорость, меньше давление, и за счет этой разницы получается та самая подъемная сила.