Лабух

— Добрый день, товарищ Семёнов, — приветливо поздоровался он.

— И вам не хворать, — почему-то насторожился я.

— Мы можем переговорить?

— Если о выступлении, обратитесь к моему импресарио.

— Николай Афанасьевич, — с легкой укоризной посмотрел на меня незнакомец. — Нет у вас никакого импресарио!

И тут стало понятно, что меня смутило. В Москве не так уж много людей знали мою настоящую фамилию и отчество.

— Ну, ведь когда-нибудь будет…

— Очень на это надеюсь! Ну, так что?

— Давайте поговорим, раз такое дело.

— Рад, что мы пришли к общему знаменателю. Да, вы присаживайтесь.

— Может, обойдёмся условным сроком?

— Ха-ха-ха, — буквально залился смехом таинственный гость. — А вы мне положительно нравитесь!

— Весьма польщён! Кстати, как мне вас называть?

— Артур Христианович.

— Очень приятно! Итак, что привлекло ваше высокое внимание, к моей скромной особе?

— Отчего вы решили, что высокое?

— Да, как вам сказать. Мне почему-то кажется, что из вашего кабинета Соловки видно.

— Ну, а вам-то что? — снова хохотнул посетитель. — Вы — бывший красноармеец и человек, насколько я знаю, честный. Или нет?

— Очень честный. Сколько живу в гостинице, ещё ни разу ничего не украл!

— Это, конечно, странно, — на сей раз, он остался невозмутимым, — но ненаказуемо!

— Что вам от меня нужно?

— Вот это деловой разговор. Вам знаком Юрий Андреевич Болховский?

— Честно говоря, не припоминаю! — облегченно вздохнул я.

Говоря откровенно, ожидал, что компетентные органы заинтересуют мои знакомства с Есениным, Дункан или, на худой конец, Маяковским, но про этого человека действительно ничего не знал.

— Ну, как же, — усмехнулся незваный гость. — Он у вас барышню увёл, а вы…

— Погодите-ка, — щелкнуло у меня в голове. — Это вы, вероятно, про некоего Жоржа?

— Именно!

— В таком случае, прошу прощения. Но, я видел его всего раз и эту мимолётную встречу трудно назвать знакомством.

— Пусть так. Что вы можете сказать о нём?

— Ничего.

— Совсем?

— Практически. Впрочем, если угодно… он — бывший офицер, но вряд ли в высоких чинах. В 1915 был прапорщиком, потом куда-то исчез. Чем занимался во время Гражданской войны, сказать не могу, но сейчас он, скорее всего, мелкий жулик. Альфонс, живущий за счёт состоятельных дамочек.

— Почему вы так решили? Ах, да. Вероятно из-за Марии Георгиевны…

Я в ответ лишь красноречиво промолчал, дескать, думайте что хотите.

— А можно узнать, отчего вы так легко уступили свою женщину классовому врагу?

— Не ваше дело!

— Ну, а всё-таки?

— Она никогда не была моей в том смысле, который вы подразумеваете. Гражданка Куницына — девушка свободная и может располагать собой, как ей вздумается.

— Вы ошиблись, — усмехнулся Артур. — Болховский не мелкий жулик. Он — враг. Если точнее, шпион!

— Да ладно! Вы его видели? Опереточный злодей…

— Лично возможности не имел. Но, за свои слова отвечаю.

— Хотите его арестовать?

— Пока не за что. К тому же, нам гораздо более интересно, с какой целью он прибыл?

— Это понятно. Но зачем вам я?

— Товарищ Целинская, — со значением в голосе ответил чекист, — вас очень рекомендовала. Сказала, вы — человек неординарный, изобретательный, но при этом не лишённый морального стержня. Правда, не очень предусмотрительный, но от вас этого и не требуется.

— Польщён её оценкой, но не понимаю…

— Когда вернули револьвер своему товарищу, забыли его почистить! Но поскольку, стреляли из него во врагов советской власти, претензий к вам лично нет. Поэтому, давайте пропустим все эти словесные игры и сразу перейдём к делу.

— Что вам от меня нужно?

— Да, ничего особенного! Возобновить знакомство с гражданином Болховским, а потом, как бы невзначай, представить ему нашего человека. Как видите, ничего сложного.

— И впрямь…

— Вас что-то смущает?

— Да, не то чтобы. Просто, недавно мы с Машей, то есть, гражданкой Куницыной, окончательно разругались. Так что даже не знаю, чем вам помочь.

— Да, при чём тут мы, Николай Афанасьевич? Вы себе помогите!

— Вот как…

— Именно!

— Ладно. Но мне нужно знать, где они бывают и возможность выступить там.

— Вот видите, стоило немного подумать, и сразу же появились идеи!

— Но, сразу говорю, что успеха я не гарантирую!

— Не надо ничего гарантировать. Просто сделайте.

— Хорошо.

Выступать в этом ресторане вашему покорному слуге ещё не приходилось. В качестве музыкантов там подвязались артисты «Мосэстрады», а этих ребят так просто не подвинешь. Если, конечно, за тебя не попросили из ГПУ. Впрочем, встретили меня без особой враждебности. Скорее, даже с почётом.

— Что будете исполнять, маэстро? — с непередаваемой смесью фамильярности и уважения поинтересовался дирижёр оркестра Михаил Маркович Шумин.

— А вы что-нибудь играете из моего?

— Обижаете! «Бублички», «Гоп со смыком», «Извозчика»… публика вас любит.

— Н-да. Специфический репертуар. Но выбирать не из чего… хотя.

— Есть новиночка? — сделал стойку почуявший прибыль Шумин.

— Вы позволите? — обратился к пианисту — худенькому парню с явно семитской внешностью.

— Конечно, — с готовностью отозвался тот, освобождая место за инструментом.

— Значит так, товарищи. Нот нет, так что я начинаю, а вы подхватываете. Мелодия — типичное танго. Ничего сложного…

Вдыхая розы аромат,
Тенистый вспоминаю сад
И слово нежное «люблю»,
Что вы сказали мне тогда.[36]

Первый раз я играл сам, во второй пианист решительно меня подвинул и подхватил, будто знал эту мелодию всю жизнь. Мне же оставалось только петь, а когда закончили, музыканты отставили инструменты и наградили вашего покорного слугу дружной овацией.

— Прекрасно! Просто прекрасно! — подвел итог Шумин. — Я не пророк, но уверен, что это произведение ждёт большой успех!

— Вы думаете? — рассеяно отвечал я, занятый своими невесёлыми мыслями.

— Конечно! — пискнул из-за рояля отодвинувший меня пианист. — Она как будто из сердца льется…

— Спасибо.

— Прошу прощения, маэстро, — спросил меня этот парень во время перерыва. — Я тоже пытаюсь сочинять музыку. Не согласились бы вы послушать?

Такие просьбы совсем не редкость. Множество непризнанных гениев желают показать свои творения «именитым мастерам», с тайно надеждой, что после этого последует немедленное признание. С недавних пор это стало происходить и со мной. Сначала было приятно, потом начало раздражать. Тем не менее, стараюсь не обижать юные дарования.

— С удовольствием. Только теперь совершенно нет времени. Что если на следующей неделе?

— Конечно-конечно, — закивал тот, довольный, что вообще не отказали.

— Кстати, как вас зовут?

— Фима Розенфельд… [37]

Наконец, наступил вечер, и зал ресторана стал заполняться прилично одетыми людьми. Поскольку при виде меня, Маша с Жоржем могли развернуться и уйти, пришлось первую часть представления отсиживаться за сценой. Но, примерно через час, когда посетители насытились и захотели потанцевать, подошел официант с неприметной внешностью и шепнул — Пора!

— Уважаемая публика! — с помпой объявил Шумин, намеренно избегая слов «господа», «граждане» и «товарищи». — Сегодня для вас будет петь наш особый гость — автор и, не побоюсь этого слова гениальный исполнитель собственных песен — Николай Северный! Прошу приветствовать!

Дождавшись, пока я раскланяюсь, и стихнут аплодисменты, он продолжил.

— Но, это не единственный сюрприз. Сегодня вашему благосклонному вниманию, представляется совершенно новая мелодия, которая, как я надеюсь, придётся вам по вкусу. Кстати, под неё вполне можно танцевать!

Оркестр заиграл, и первые же аккорды заставили меня забыть о ГПУ, Жорже и окружающей действительности. В будущем, Георгий Виноградов, так, кажется, звали самого известного исполнителя этой песни, будет петь её несколько отстраненно, как, собственно, и принято в это время, демонстрируя только одну эмоцию. Но я-то не он, и это, черт возьми, танго!

Моя любовь — не струйка дыма,
Что тает вдруг в сиянье дня.
Но, вы прошли с улыбкой мимо
И не заметили меня.

И только после этого куплета, получилось немного успокоиться и закончить с тихой грустью.

Вам возвращая ваш портрет,
Я о любви вас не молю.
В моем письме упрека нет,
Я вас по-прежнему люблю.

Последние слова, и вовсе сказал почти шёпотом, но тишина в зале стояла такая, что их услышали во всех концах. И первое, что я увидел, когда морок спал, были глаза Маши.

Затем снова грянули аплодисменты, раздались крики — бис! А она стояла и смотрела на меня, как будто рядом вообще никого не было. Даже Жоржа. После этого мы, то есть оркестр и ваш покорный слуга, исполнили песню ещё раз. Потом отработали и остальной репертуар. Ни Куницыной, ни Болховского больше видно не было. Очевидно, моё первое и последнее задание от компетентных органов с треском провалилось. Может, оно и к лучшему.

— Маэстро, — раздался рядом восторженный шёпот пианиста. — Каюсь, мне не приходилось слышать ваших выступлений прежде, но я уверен, что сегодня вы превзошли сами себя!

— В самом деле?

— Конечно. Скажу больше, работа с вами неимоверно обогатила нас!

— И вас тоже?

— Ну, разумеется.

— Фима, боюсь, вы даже представить себе не можете насколько… Но всё равно, спасибо!

— Николай Афанасьевич, — оттер от меня восторженного фаната Шумин. — Нам надобно поговорить.

— Слушаю вас внимательнейшим образом, Михаил Маркович.

— Наедине.

— Любой каприз за ваши деньги!

— Вы совершенно правильно меня поняли, — таинственно улыбаясь, продолжил дирижёр, как только мы остались одни. — Речь пойдёт о деньгах.

— Обожаю такие разговоры!

— Ваш бенефис прошёл весьма удачно. И нам всем удалось на этом хорошо заработать, — скороговоркой протараторил он, протягивая тоненькую пачку денег. — Вот ваш гонорар!

— Спасибо! — искренне поблагодарил я, поскольку об оплате речь не шла от слова совсем, и это оказалось до крайности приятным бонусом.

— И это может быть только началом!

— Что?

— Как вы смотрите на то, чтобы вступить в «Мосэстраду»?

— Вы серьёзно?

— Более чем. Нам нужен такой человек! К тому же, у вас сейчас нет партнёрши…

— Даже не знаю. Привык, знаете ли, жить свободным художником…

— Боитесь, не отпустят? — со значением показал пальцем вверх Шумин.

— С этой конторой у меня нет контракта!

— Ну, и прекрасно! Соглашайтесь.

— Очень благодарен за предложение. У меня сейчас действительно не самые лучшие времена. Но, нужно подумать.

— Конечно-конечно! Где вас найти?

— В «Меблированных комнатах Сахарова» на Ордынке.

— Вот оно что…

— Вы знаете это место?

— Скорее знавал его хозяина. Причём, ещё в те далёкие времена, когда он был не то что Сахаровичем, но просто Цукерманом. Знаете что, могу гарантировать, как только станете членом «Мосэстрады» мгновенно получите комнату в общежитии работников культуры! Там возможно, не так комфортно, но никто не станет драть с вас три шкуры.

На самом деле, это было и впрямь очень привлекательное предложение. И его стоило принять, если, конечно, сегодняшняя неудача не озлобит компетентные органы. А пока…