Закон Мерфи в СССР

Глава 11, в которой есть место удивлению

Оказывается, в Советском Союзе были швейцары. Этого звали Костя и он смотрел на меня как Ленин на буржуазию. Настоящий фэйсконтроль, ёлки! Кафешка, на мой взгляд, была самая обычная: стеклянные витрины, коктейль-бар на небольшом возвышении, входная группа в лаконичном стиле... Почему столичная золотая молодежь его выбрала в качестве своего места постоянной дислокации — понятия не имею! Народа на крыльце толклось очень много: курили, разговаривали, пританцовывали.

— То есть — не пустите? — уточнил я у швейцара, который сделал каменной лицо и смотрел сквозь меня.

Тот пожал плечами. Я полез за кошельком, взгляд и поза Кости слегка поменялись — значит, я двигался в правильном направлении! Извлек на свет Божий рубль, глаза халдея блеснули — есть!

— Я Эрнеста ищу. На меня похож, в кожанке ходит, прическа такая у него...

— Ах, Эрнеста! — монета магическим образом пропала из ладони Кости. — Так вон он, на баре сидит, шампань-коблер пьет.

Я глянул сквозь стекло в сторону барной стойки: Эрнест действительно был там, увивался вокруг какой-то девушки с огненно-рыжими кудряшками. В своем репертуаре...

— Проходи, проходи, Андрей... — швейцар Костя предупредительно приоткрыл дверь и в нее быстро прошел какой-то смутно знакомый парень с огромной кудлатой шевелюрой, бородкой и усиками.

Андрея никто задерживать, например, не собирался! Меня пустили только после него. Что за знаменитость местная? Вон и на бар сходил, и Эрнесту ручку потряс... Взяв выпивки, он отправился в дальний темный угол, и мой соседушко тут же увидел меня — шевелюра перестала закрывать обзор. Зрачки его расширились, Эрнест поставил коктейль на барную стойку и с радостной рожей двинул ко мне.

— Гера-а-а!

— Эрнест.

— Гера?

— Эрнест...

— Бл*ть. Что не так?

— Отойдем?

Мы отошли в какой-то закуток, и я, не растекаясь мыслию по древу, достал удостоверение журналиста.

— Ах ты ж... А я думал — ты физкультурник! — "Комсомолка" это вам не хухры-мухры, так что впечатление я произвел.

— Сам ты — физкультурник. Мне нужен Постолаки.

— Хренассе заявочки, соседушко! И вообще — откуда ты...

— Потому что ты трепло, мот и пижон. Я видел как ты совал деньги батоно Папуашвили, когда я кофе пил у Ашота, — лучше всего было скормить ему полуправду. — Да и именем Маврикиса Адамовича несколько раз форсил. А я — слушал и впитывал. Профессиональное.

— Мда-а-а-а.... — Эрнест запустил пальцы в шевелюру. — И по какому поводу тебе нужен Постолаки?

— Вихри враждебные веют над вами. Ублюдки из горкома хотят найти для САМ козла отпущения, — ответил я.

Снова это было полуправдой: палкой в гнездо с осами тыкал всё-таки я. Но Эрнесту об этом знать было необязательно.

— САМ? Погоди — это та новая контора, где бульбаши окопались? Поня-а-а-атно... — на точеных челюстях Эрнеста гуляли желваки. — Может мне пацанов кликнуть и тут же тебя в толчке утопить? Как стукача?

— Задолбешься, — сказал я. — Нужно было бы тебя сдать — я бы тебя в Анакопии сдал. У меня свои резоны.

— Ну-ка, ну-ка...

— Журналистское расследование, — сказал я. — Громкое коррупционное дело! Разворот в "Комсомолке"! Что такое ты и Постолаки? Два нечистых на руку гражданина. Что такое Мосгорком — представляешь? У меня после Афгана сплошная текучка, ничего интересного. Забывать стал народ Белозора...

— Так ты ТОТ Белозор?! Мать твою так, и я с тобой в одном номере жил? Дела-а-а-а! — вот тут его проняло.

Репутация — дело такое: сначала ты работаешь на нее, потом она — на тебя.

— Акула пера, чтоб тебя! Рвач! Желтая кость! Засранец, ты, соседушко... Я к тебе со всей душой, между прочим! — он явно был напуган. — Ты вообще что ли ничего не боишься? Пришьют тебя в подворотне, или на крючок подцепят... Не туда ты полез, Белозор. Помрешь еще — скоропостижно!

— А я уже один раз помирал, — криво усмехнулся я. — Или даже два. Ты вот что — хочешь, чтобы твой патрон не рухнул, и тебя чтоб обломками не убило — дай адресок, а еще лучше — предупреди, чтобы не порол горячку до моего приезда. У меня серьезное предложение есть для него.

— Ладно. Пойдем, я знаю где тут телефон... Ты это только, ну... Черт, я свалить-то успею если что? Сколько времени у нас есть?

Я пожал плечами. Если он сыграет свою роль сейчас, то потом при хорошем раскладе мне будет вовсе не нужен. Эрнест — говнюк и мажор, и вообще — неприятный тип, но, наверное, не заслужил того, чтобы его расстреляли просто за компанию. Если Постолаки заговорит — всем будет наплевать на Эрнеста. Или нет? Дело ведь курирует Волков, у него мелочей не бывает...

— Понятия не имею. Завтра, послезавтра... Может — три дня.

Эрнест судорожно кивнул, и сунул палец в диск телефона. Жкжкжкжкжкжк! Он начала набирать какой-то длинный номер, а потом, глубоко вдохнув, выпалил:

— Маврикисадамовичэтоэрнест! Вопрос жизни и смерти! Нет, не шучу и не напился, тут рядом со мной стоит Герман Белозор из "Комсомолки"... Да, который маньяк и басмач... Вам нужно с ним поговорить лично. Да, по телефону нельзя. Хорошо, я передам...

Ну вот — я маньяк и басмач. Чувствую — быть мне еще и фруктом после этого "мандаринового" дела!