Закон Мерфи в СССР

Глава 4, в которой появляется великолепный Эрнест

Республика Апсара — выдуманная, город Анакопия — тоже.

В их описании используются мотивы нескольких причерноморских городов и южных стран/народов.

Адлерский вокзал — этот, старый — нравился мне гораздо больше выстроенного к зимней Олимпиаде 2014 года чудовища из стекла и металла, которое хотя и было внутри довольно комфортным и технологичным, внешне представляло из себя гибрид Звезды Смерти и Сиднейского оперного театра. Этот же, пятидесятых годов постройки вокзальчик, был миленьким, уютным, очень южным, утопающим в субтропической зелени. Имелось тут что-то вроде портика, а еще — колонны, тротуарная плиточка с проросшей сквозь швы травкой, лавочки в тени раскидистых деревьев... Даже тепло на душе становилось, глядя на этот приятный образчик советской курортной архитектуры.

А еще — вокзал был шумным, суетливым, поражающим воображение разноязыким многоголосьем. Девочки откровенно растерялись, стоя на перроне и оглядываясь по сторонам. Я же просто радовался теплому воздуху и зелени: мне доводилось бывать здесь, в будущем, и вся эта суматоха и буйство жизни ни капельки не смущали.

— Как насчет поехать электричкой? — уточнил я на всякий случай.

Телепаться по серпантину аки г... голавль в проруби, пользуясь услугами местных бомбил мне не улыбалось. Тащиться ЛАЗе или "Икарусе" по горам — тоже. Крутые подъемы и спуски, извилистые участки пути, лихой нрав джигитов-водителей и выходящие на трассу флегматичные коровы, буйволы, козы, собаки и снежные люди (но это не точно) не добавляли привлекательности автомобильному транспорту.

— Смотри: электричка до Анакопии — через два часа, — указала Тася на табло. — Устанем ждать! Давай автобусом?

— А дети...

— Что — дети? — южный ветер трепал ее распущенные волосы, девушка улыбалась.

— Не укачает? Горы, серпантин...

— Этих-то? — подняла бровь Таисия.

"Эти", отбросив растерянность и сомнения, уже залезли на ближайшую магнолию, пытаясь достать одного из местных котиков, который из-под полуприкрытых век смотрел на двух дикарок, подкрадывающихся к нему по толстой ветке, помогая одна одной.

Вдруг за моей спиной послышался топот ног, шумное дыхание и молодой мужской голос:

— Постойте! Постойте!

Я вроде как и не шел никуда, но уверенность, что обращаются ко мне, была всеобъемлющей. А потому — развернулся на каблуках и воззрился на того самого красавца в джинсах и кожанке. Оказавшись со мной лицом к лицу, он малость оторопел, а потом собрался с мыслями:

— Вы мне жизнь спасли! — сказал он. — Этот гад у меня портмоне вытащил, а там... В общем — не сносить бы мне головы, открутили бы как есть и сказали бы что так и было... Я вам по гроб жизни обязан! Вас как зовут?

— Герман, — если честно, к подобным красавчикам — показушно-маскулинным, с роскошной шевелюрой и чертами лица настоящего мачо, у меня всегда имелось некое предубеждение.

Наверное, это была зависть? Или — классовая ненависть?

— Герман? Очень приятно, — он ухватил мою руку и принялся ее энергично трясти. — А меня Эрнест зовут! Слушайте, а вы куда едете?

— В Анакопию, — зачем-то ответил я правду. — В санаторий.

— "Самшитовая роща" или "Белая Русь"? Обычно ваши или туда или сюда...

— "Белая Русь", — он начинал меня порядком напрягать своими вопросами.

— И мне туда! За мной машина приедет, давайте вместе, Герман, а? Очень хочется вас отблагодарить...

— Мы, — я обвел широким жестом девчонок. — Вместе.

Тася как раз отвлеклась на дочек, снимая их с дерева, и этот Эрнест задержался на ее фигуре таким оценивающим взглядом, что мне захотелось ему от души врезать в ухо. Или по бейцам.

— О-о-о-о, ну я понял, Герман! — его улыбка стала масленой. — Наш человек! Как вы однако, быстро сориентировались! Уже в поезде успели... Ну, не прощаюсь тогда — там увидимся, я вас найду, так и знайте — и тогда не отвертитесь!

Очень панибратски хлопнув меня по плечу, Эрнест пружинящей походкой пошел к стоянке, где его ждала... Черная "Волга", конечно! Водитель — полный кавказец с золотым зубом — расцеловал этого субъекта в обе щеки и усадил на переднее сидение.

— А это кто был? — уточнила Тася, пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица и удерживая при этом поперек туловища хохочущую до визга Аську. — Если б не знала что ты круглый сирота — подумала бы что брат твой.

— А? Не-е-е-ет! — хотя, черт возьми, действительно некоторое сходство с Белозором у этого Эрнеста, пожалуй, прослеживалось, но верить в сие не хотелось. — Ну нет же!

Только Герман был явно проще, провинциальнее, массивнее и лицо — не такое изящное. А этот — весь холёный, лощеный, гладко выбритый, причесанный волосок к волоску, и это после суток в поезде — фу!

Пока мы шли к автобусу, я всё думал о том, что же такое вёз Эрнест в своем портмоне, и как ему так быстро удалось договориться с транспортной милицией, что украденную вещь отдали, и не стали использовать в качестве вещдока? Да и меня в общем-то опросили за пять минут — и от Ростова поезд без опоздание отправился дальше по маршруту... Я не очень-то хорошо разбираюсь в милицейских процедурах, тем более — нынешних, но произошедшее в вагоне поезда Минск-Адлер явно не подходило под лекала стандартного делопроизводства.

Мутный он тип, не менее мутный чем тот кудрявый, которого я принял в свои объятия из туалетного окна! Но гражданин в полосатом костюме был мошенником явным: мелким вором, возможно — шулером... А этот — этот, кажется, был птицей другого полета. Про таких кино снимают.