Каждый мародер желает знать…

— Ну это нормально, — сказал я, подражая не то Горбачову, не то полковнику Мазуру.

Дорога была муторной. В царские времена по этой стороне Томи централизованно дорогу никто не строил, так что обходиться пришлось колеями и местными тропами. Благо, машина позволяла. Старый серпантин, впрочем, был. Мы даже какое-то время постояли на вершине гряды, любуясь осенними окрестностями. В хитром Аникино я честно заплатил за машину десять соболей. И даже удивился, что мало. Место и правда было всратое. Если не следить, не отводить воду и не подновлять гать, то там просто невозможно будет проехать.

Не знаю, почему я решил, что Юрга — это такой городок, где есть гостиницы, кабаки и прочие семью семь удовольствий.

Кое-что там все-таки было. Вокзал. Точнее, там когда-то был вокзал, а сейчас здание было уже много лет как заброшено. И никаких рельсов уже давно не осталось, все растащили давно.

Я остановил машину возле здания вокзала и вышел на улицу. Красивое. Когда-то было. Портик с колоннами, купола. Один, видно, провалился. А с той стороны какие-то ушлые деятели почти разобрали стену на кирпичи. Зияет через дырку внутреннее убранство с обвалившейся с потолка лепниной.

— Похоже, тускловато тут как-то с гостиницами, — сказала Натаха, выпрыгивая из кузова. Я предлагал ей поменяться с Гиеной, но она сказала, что ночью спала плохо, так что пока я буду рулить, намерена сладко почивать на груде наших матрасов и одеял.

— А что же ты не сказал, что Юрга — это... вот такое? — я повернулся в Гиене.

— А я знал что ли? — тот пожал плечами. — Я про дорогу расспросил, мне рассказали. А сам я тут отродясь не был. Ты сказал, что город, я думал, ты знаешь...

«Историю надо было лучше учить», — подумал я. Похоже, до баниции здесь просто был поселок при железнодорожной станции. И ничего больше. А когда мосты через Обь повзрывали, местная железная дорога пришла в упадок, и красивые здания вокзалов стали использовать кто во что горазд. Здесь вот, например, как помойку...

Наблюдателя я заметил не сразу. Наверное, потому что слишком уж тот сливался с местностью.

— Вы ночлег поди ищете? — раздался скрипучий голос от куста рядом с дорогой. Я чуть не подпрыгнул. Мне, честно говоря, до этого момента казалось, что тут вообще никто не живет. И весь этот богом забытый населенный пункт давно заброшен, а жалкие остатки местных жителей разбрелись по более благополучным городам. Но почему я не заметил этого... эту... А кто это вообще? Это бабка или дед?

Коротышка был одет в серую длиннополую хламиду, жилет из овчины мехом наружу и островерхую меховую же шапку. Бороды не было, но из подбородка торчали несколько толстых седых волос. И бородавка на носу размером с сам нос. Вроде бабка...

— И вам доброго дня! — сказал я. — Еще не поздно, в общем-то, может и до места успеем доехать...

— Я за ночлег возьму недорого, — сказала странная бабка. — И накормлю, чем бог послал.

— Накормить мы тебя и сами можем, — буркнул Гиена, сверля пенсионерку глазами. Тоже, видать, напрягся, что она вдруг взялась из никоткуда у нас под самым носом. Ладно бы, в кустах пряталась, но нет, ветки не шевелились. Она как будто с самого начала тут стояла, опираясь на длинную корявую палку, а мы на нее просто внимание не обратили.

— А ты не хами мне, бородатый, — бабка вдруг как-то не очень по-доброму прищурилась. И я вдруг понял, кого эта бабка мне напоминает. Колдуна из глючного старого мультика. Про легкомысленного халифа и словечко «мутабор». Даже на мгновение показалось, что у нее такие же змейки из глаз выскочили. Я тряхнул головой, отгоняя неприятное видение.

— Вам бы лучше меня послушать, глядишь живы останетесь, — сказала бабка.

— А что, места тут опасные? — спросил я.

— Днем скорее скучные, — сказала бабка. А вот ночью ваша эта тряпочка на грузовике вас не защитит никак. А до темноты вы точно не успеете обернуться до Зеленой Горки и обратно.

— А ты откуда знаешь, куда нам нужно? — подозрительно спросил Гиена.

— Так вы орали тут только что, когда обсуждали, каждая белка в лесу уже слышала, — отмахнулась бабка. — Бородатый, ты меня боишься что ли? Я же бабка, ты меня плевком перешибешь, что позеленел-то так?