Король Руси

Глава 5

1476 год – 19 июня, Константинополь

Мехмед II Фатих задумчиво смотрел в окно и перебирал пальцами одной руки крупные четки. Перед ним стоял его визирь и патриарх. Стояли и молчали. Он вызвал их, чтобы обсудить вопрос с этим крайне неприятным юношей. Поражения в Крыму и на Волге оказались достаточно болезненны, не столько в плане боевых потерь, сколько для репутации. Ведь под рукой Мехмеда находилось очень много христиан, намного больше, чем правоверных.

– Как там наш друг Стефан?

– Сидит смирно, о солнцеликий! – Поклонившись, произнес визирь.

– До нас доходят слухи, что он собирает армию.

– Он собирается поучаствовать в трапезе льва. И доесть то, что останется от туши этого несчастного буйвола.

– Разве он не боится гнева Казимира?

– Мои люди при дворе Стефана доносят его насмешливое отношение к королю Польши. Приговаривая, что мокрой курице даже мертвого льва клевать не следует. Он может ожить.

– Мертвого льва?

– Поговаривают, что Иоанн воскрес, пролежав трое суток мертвым. – Заметил патриарх. – После чего обрел здравомыслие мудреца и великие знания.

– Воскрес… – медленно повторил султан.

– Так ли это или нет – неизвестно. Служку, что отпевал его бренное тело мы к себе выписали. Он на Афоне теперь монашествует. И божится, что Иоанн лежал бездыханным хладным телом. Даже окоченел. Но на третий день хрипло вздохнул и ожил.

– Это возможно? – Спросил Мехмед у обоих своих слуг.

– Неисповедимы пути Всевышнего, – пожав плечами ответил патриарх.

– Истинно так, – кивнул визирь.

– А мокрой курицей кого Стефан назвал?

– Польшу. На ее гербе ведь белый орел. Вот орла он мокрой курицей и назвал в насмешку.

– Так, погодите, – поднял руку Мехмед. – Кто с кем воюет? Причем тут Польша?

– Строго говоря воюет Казимир Ягеллон и Иоанн Рюрикович за королевский титул Руси. Это их частная война. Но они активно используют своих подданных и все доступные им ресурсы. Поэтому Польша и Литва формально не находились в войне с державой Иоанна, но с их земель на Рюриковича наезжали войска. Поэтому лев и вторгся в Литву, наводя в ее пределах страшное опустошение. Не очень красиво. Но очень действенно.

– Не красиво?

– Это частная война, поэтому воевать должны были монархи, не разоряя земли подданных друг друга. Во всяком случае так говорит сам Казимир.

– А он разве не разорял земли Иоанна, когда вторгся к нему? – Удивился Мехмед.

– Но не так же…

– Что ему мешало поступать так же? Ах… может быть он не уделял столько времени борьбе за влияние над степью, сколько это сделал Иоанн? Так кто же в том виновен?

– Он разорял, но не угонял людей.

– Ну и дурак, – улыбнулся Мехмед. – Впрочем, ладно. Вильно и Москва теперь официально воюют. А причем здесь Польша? Краков разве вступил в войну?

– Сейм для сбора Посполитого рушения Польши уже идет.

– Интересно. А литовский?

– Его сложно провести. Всюду татары. За шляхтичей им монет не платят, поэтому их они попросту режут. А селян да горожан угоняют на Волгу.

– Режут? А выкуп?

– Какой там выкуп, – махнул рукой визирь. – Поместья шляхетские они разоряют до основания. Те, что покрепче еще держатся. Но они считай в осаде – вокруг ведь отряды татар мелькают. Так что, сколько еще сумеют выстоять – не ясно. Не с чего шляхте платить выкуп будет. Всех крестьян и скот у них угнали, имение разорили, в общем – по миру пустили…

– А король?

– Казимир? Он сам в долгах как в шелках. Он совокупно набрал долгов на миллион флоринов. Ему не до выкупа своей шляхты. Ему бы Иоанна остановить.

– Миллион флоринов… – присвистнул Мехмед.

– Он взял эти кредиты под залог концессий в своих землях. На эту тему уже скандал начал раздуваться. Он ведь брал заем просто под обязательства выделить определенные концессии. Без уточнений где конкретно. А теперь, как получил деньги и договорился с наемниками начал подписывать указы, нарезая тем же фламандцам концессии на востоке Литвы.

– На востоке? – Переспросил султан и, не выдержав, засмеялся.

– Не все так радужно, о солнцеликий! – поклонившись, произнес визирь. – Вокруг всего этого похода сгущаются тучи.

– Поясни.

– Папа Сикст IV в ярости от самоуправства герцогов Милана и Бургундии. Это ведь они выделили деньги Казимиру на войну с Москвой. На днях он выпустил энциклику, обращенной ко всем поместным церквям католическим с прославлением Иоанна, называя того святителем. Указывая на то, что он начал крестить великое наследие Чингисхана.

– И как отреагировал Казимир?

– Пока неизвестно. Но вряд ли он обрадуется. Впрочем, прямого осуждения его там нет. Так что…

– Папа знает, что Иоанн начал искать общения с гуситами?

– Поэтому, полагаю, он и провозгласил Иоанна святителем, – вместо визира ответил патриарх. – Поговаривают, что он собирается отправить в Москву большую миссию. Он знает о том, какое условие было выдвинуто тебе, о солнцеликий, для начала мирных переговоров. И в Риме сейчас активно собираются старые книги. Воспрепятствовать же проходу по своим землям официальной церковной миссии Рима никто не посмеет ни в Польше, ни в Литве.

– Значит он испугался и начал действовать? – Мрачно произнес Мехмед. Ему сближение Москвы и Рима не нравилось совершенно. Тем более такое решительное.

– Если Иоанн еще нанесет поражение войску Казимиру, то…

– Я понимаю, – кивнул султан. – Может быть нам тоже поучаствовать?

– Рано, о солнцеликий. В Крыму стоят войска дяди Иоанна. Иоанн переправляет всех наемников из Европы, каковых ему удается нанять, туда. Так что там уже порядка двух тысяч крепкой германской пехоты. А еще пехотный полк московский. Молдавия также готовится к войне и полна сил. Ну и степь не нужно упускать из вида. Если мы сейчас ударим, то завязнем в боях. А дальше…

– Все зависит от того, кто одержит победу… – закончил за него султан.

– Именно так, о солнцеликий, – кивнул визирь.

– И что, ничего нельзя сделать, чтобы поссорить Иоанн с Папой?

– Можно, – пожевав губы, произнес Патриарх. – Но тебе, о солнцеликий, это не понравится.

– Говори.

– Мы должны отправить ему символы власти Константина Драгаша и провозгласить поместным собором Константинопольской церкви наследником Ромейской державы и защитником веры православной.

Мехмед уставился на патриарха острым взглядом. А скулы у него так напряглись, что, казалось, еще немного и зубы затрещат. Он ведь старался провозгласить именно себя наследником Василевсов и старой Империи, обновленной в новой вере. И очень болезненно реагировал на любое покушение на свою власть. Поэтому слова Мануила Христонима[101] стали для него словно удар доской по яйцам. Однако надо отдать султану должное. Он с минуту поборолся со своим гневом, а потом не то прорычал, не то прохрипел:

– Объяснись.

– Ты, о солнцеликий, разумеешься будешь гневаться на такой поступок Святой Православной церкви. Но не сильно. Больше для того, чтобы иностранные шпионы видели твое негодование. Мы же, верные слуги твои, придем в Москву и не просто восстановим свое присутствие там, но и укрепим его. Что позволит нам ослабить Иоанна, а потом и сгубить. И его, и детей его, и весь род его вытравим. Оттого земля его рассыплется и будет поглощена степью, что пойдет под твою руку, и прочими соседями.

Мехмед закрыл глаза и несколько раз вздохнул.

Встал.

Подошел и, достав кинжал, приставил его к горлу Патриарха.

– Моя жизнь в твоей власти, о великий! – тихо, одними лишь губами произнес тот. – Так было, так есть и так будет. Ибо я служу только тебе. Я сказал дерзновенные слова, но, если ты сомневаешься в моей преданности, убей меня. Ибо мне невыносимо жить, зная, что мой господин во мне сомневается.

– И всю твою семью.

– Все в твоей власти.

– Хм… – хмыкнул Мехмед и убрав кинжал, пихнул Патриарха, чтобы тот отшатнулся.

Но Мануил не растерялся. Он не просто отшатнулся, а еще и нарочито упал. А потом подполз к ногам султана и поцеловал его сапоги. Тот скосился на визиря.

– Что думаешь?

– Православные могут взбунтоваться. Но они и так бунтуют регулярно. Впрочем, это может сильно рассорить Папу и Иоанну. И не только с ним, но и вообще с католиками.

– А если он откажется?

– Вряд ли этот юноша устоит перед таким соблазном. Еще недавно он был просто Великим князем – мелким властителем. Кроме того, это позволит ему примириться с Казимиром, что спасет его от окончательного разгрома.

– А я?

– О солнцеликий! – Прошептал снизу, от его сапог, Патриарх. – Ты великий султан, власть и могущество которого затмило былую славу Василевсов. Ты выше их. Былая держава Ромеев лишь пыль на твоих ногах. Видит Всевышний, ты и твои наследники продолжат приращивать державу эту великую, которая выплеснется далеко за пределы влияния Василевсов. Стоит ли тебе поклоняться их тлену, если уже сейчас ты столь силен, как никто из них?

Мехмед скосился на Мануила. Усмехнулся. После чего слегка пнул его сапогом.

– Поднимайся.

– Не смею, о солнцеликий!

– Я приказываю!

– Слушаю и повинуюсь! – С выражением произнес Мануил и поднялся. А потом со всем возможным почтением поклонился.

– А что православные? Разве провозглашение Иоанна наследником Драгаша не спровоцирует новые бунты? Визирь считает, что нет.

– И я согласен с ним. Бунты будут. Но не более тех, что есть. Они богобоязненные люди, но бедные… Им ближе заботы о хлебе насущном, чем столь высокие вопросы. Кроме того, помимо ссоры с Папой это провозглашение охладит отношения между Иоанном со Стефаном. Ведь господарь Молдавии также претендует на признание его наследником Драгаша.

– Хм. Но на основании чего его провозглашать Василевсом? Он ведь Рюрикович. А Зою Палеолог брать в жены не стал.

– Его ветвь дома Рюриковичей несет в себе кровь Константина Мономаха и Алексея Комнина. Этого достаточно. Мы можем воспользоваться его же словами о проклятье Палеологов. И «вспомнить» о старых династиях.

– И что конкретно ты предлагаешь?

Следующие пару часов они обсуждали детали, проговорим не только общую идею проекта, но и кто, где, чего и как станет делать. А уже на утро султан выпустил фирман, в котором провозглашал формулу, предложенную Мануилом. Что, дескать, султан стоит выше Василевса, раз, направляемый Всевышним, смог разгромить и полностью завоевать древнюю Империю. И что он провозглашал новую Империю, посвящая ее Аллаху, принимая на себя защиту веры и всех правоверных. То есть, смещал акцент конкуренции с уже почившей и завоеванной Византийской Империи к помирающему Халифату.

Мануил же, после переговоров, шел с едва заметной улыбкой на лице. Скорее даже усмешкой. Но ее мог бы разглядеть только очень внимательный человек.

– Как все прошло? – Спросил мужчина в черном, встав, при виде входящего патриарха.

– Как мы и планировали.

– Он согласился?

– Разумеется, – фыркнул Мануил и потер шею, где осталась царапина от кинжала. А потом поиграл желваками и очень остро глянул на собеседника. Если султан узнает, что задумал новый Патриарх Константинополя, то за жизнь его не дадут и медного пула. И за жизнь его сподвижников. Поэтому он сумел подавить в себе сиюминутное желание избавиться от этого свидетеля.