Изгиб грани

Глава 20

Возвращение из беспамятства стало настоящим мучением. Тошнило, кружилась голова, и болело всё тело. Попытки пошевелиться ни к чему не привели. Когда я окончательно пришёл в себя, то понял, что плотно прижат спиной к толстой каменной колонне в центре мрачного помещения. А руками и ногами я не могу шевелить, потому что они тоже притянуты к колонне.

Горящие напротив напольные светильники оттеняли контур большой тёмной фигуры, сидящей в окружении семи стражей. В проходящем свете я не видел лиц, но моё изменённое восприятие уже прочитало портрет ауры и подсказало, что пожаловал сам Повелитель Энки. Действительно, беда не ходит одна и всегда тащит за собой вереницу неприятностей и проблем. Но я так и не успел сообразить, вереница каких неприятностей притащилась вслед за Энки, поскольку под сводами подземелья раздался его гулкий низкий голос:

– Не притворяйся, негодяй, я знаю, что ты пришёл в себя.

Я разлепил губы, поднял голову и хрипло проговорил в ответ:

– Делать мне больше нечего, как притворяться. Привет, Повелитель Энки, давно не виделись.

– Закрой свой поганый рот, недоумок, и слушай. Ты у меня в подземелье, и на этот раз я обязательно выну из тебя все жилы и душу.

– Это, вряд ли. Жилы, пожалуйста. Можешь начинать прямо сейчас, если тебе невтерпёж. А вот душу мою тебе не получить. Она свободна и растерзать её никому не удастся.

Он скрипнул зубами и прорычал:

– Ты, как всегда, нагл и самоуверен. Но пытка никуда не уйдёт. Потерпи немного, и сначала ответь на мои вопросы, негодяй.

– Зачем так много эпитетов? И «недоумок», и «наглец», и «негодяй». Успокойся. Спорить с тобой в силе ума невозможно. Ты великий мудрец. Но с недоумком ты погорячился, поскольку, не смотря ни на что, до сих пор я добивался того, что задумал. Насчёт негодяя ты тоже не прав. В этом мире, по незнанию и по чужой злой воле я наделал немало глупостей, но я в них не повинен. Наглец, вероятно, да, но не больше, чем некоторые другие.

Энки махнул рукой, из-за моей спины вышел кто-то одетый с макушки до пят в тёмно-коричневый балахон, и только бесцветные глаза с маленькими булавочными зрачками напомнили мне проблемы из прошлой жизни.

Господи! Да сколько же повсюду этих тварей? Или они только там, где я? «Скорпион» приблизился, и я очень близко разглядел жутковатые глаза на фоне лилово-коричневого свечения с извивающимися багровыми отростками, протянувшимися ко мне. Действительно, прав был дед Семён, рассказывая об этих носителях древнего зла. Убийца буквально расплёскивал вокруг жестокость и ненависть, и свечение точно такой же фигуры я разглядел немного правее. Всё правильно, эти гады всегда ходят парой.

Энки, Энки, с кем ты связался? Где твой разум? Что ты творишь? Всё это я не успел сказать вслух, поскольку страшный удар в живот вышиб из меня воздух, и подбросил желудок к горлу. Сильный пресс и хорошая реакция выручили меня. В последние доли секунды я увидел движение и сгруппировался, а то бы точно что-нибудь внутри оторвалось. Но, боже мой, как мне стало тошно. Когда я опять смог дышать, то всмотрелся в белоглазого палача, который оказался палачом и по жизни, и по духу. Но ещё я увидел, что, не смотря на моё беспомощное состояние, он меня страшно боится. Именно этот глубинный ужас, усиленный приказом Тёмного хозяина и присутствием Энки, и придал ему крайнюю жестокость.

– Ну, что, не раздумал дерзить? Отвечай на вопросы прямо и точно.

– Как можно дерзить такому выдающемуся гуманисту и добрейшему из Правителей, мудрейшему покровителю наук и справедливому создателю лучшего из миров.

– Действительно, ты неисправимый наглец.

Следующие два удара по подреберьям основательно сотрясли мои печень и почки. Я опять задохнулся и едва удержал сознание на грани болевого шока. Сильно бьёт, сволочь, даже защита не помогает. Лишь бы не бил в промежность, я могу этого не вынести. И только я об этом подумал, как палач врезал именно туда. В последний миг я почувствовал его намерения, извернулся самым немыслимым способом и пропустил удар по касательной. Но и этого хватило, чтобы возненавидеть весь белый свет. Плохо ещё то, что я не мог скрючиться, и представлял отличную грушу для битья.

Очнувшись минут через пять, я обнаружил, что Энки сидит в той же позе, а оба костолома по-прежнему стоят рядом со мной.

– Не надоело мучиться? Покорись и отвечай.

Я усмехнулся, вспомнив Сухова из «Белого солнца пустыни»:

– Нет, лучше всё-таки помучиться.

– Издеваешься, мерзавец! Ну, ничего, завтра ты заговоришь. – Он встал и приказал палачам: – Можете продолжать, но помните, он должен жить и внятно говорить. Убьёте или покалечите его, встанете на его место, но тогда бить буду я сам.

Действительно, цветочки на этом закончились, и «скорпионы» досыта накормили меня ягодками. То, что происходило дальше осталось в памяти отдельными вспышками. Несколько раз сознание услужливо отключалось, чтобы я не сошёл с ума от смертных побоев. Однако палачи знали своё дело, и, сделав из меня отбивную котлету, они привели меня в чувство и оставили висеть на верёвках у столба.

Я очень хотел отключиться, да не смог. Тело превратилось в большой клубок боли, и подлая голова не желала впадать в беспамятство. Хорошо, что изуродованные руки и ноги затекли, и хотя бы они ничего не чувствовали. К тому же меня сильно подвело время. С любопытством глядя на мои мучения, оно остановилось, а затем, ехидно посмеиваясь, потащилось, как черепаха. Иногда я слегка забывался, но проклятая боль возвращала меня к действительности, и снова, и снова в полумраке подвала я видел пятна огней светильников, тревожащих душную темноту. В конце концов, бред начал сливаться с реальностью, а мои мысли путаться с какими-то чужими голосами…

…Хлёсткий удар по рёбрам выдернул меня из забытья и перебил дыхание. Вскинув голову, я опять увидел тёмные силуэты сидящего Энки и возвышающихся за его спиной стражей. По бокам опять стояли оба палача.

– Отвечай. Зачем ты бежал из дворца Мардука?

– Я тоже рад тебя видеть.

– Я жду ответа.

– Ладно, не стану тебя мучить, – прохрипел я, с трудом втягивая воздух. – Ты слишком нервничаешь и слишком грубо действуешь. Это вовсе на тебя не похоже… Не нужно большого ума, чтобы понять, что, поддавшись чужой злой воле, ты хотел сделать из меня подопытное животное с последующей разделкой… А я не пожелал становиться убойной скотиной ради исполнения чужих подлых планов, твоего любопытства и непомерных амбиций… Но ты явно переоценил свои возможности. Твой эксперимент наверняка бы не удался… Вернее, тебе не дали бы его закончить.

– Тогда я ещё не решил, а только думал об этом. Но откуда тебе… А-а, совсем забыл, что ты любитель покопаться в чужих мыслях.

– Ты напрасно переживаешь, – вытолкнул я слова, поскольку дышать было невыносимо больно. – Ничего хорошего я в твоей голове не обнаружил… Ты решил провести со мной смертельно опасные опыты. И не подумал, что кое-кто задумал расправиться со мной твоими руками… А заодно превратить историю планеты в хаос. Ведь своими делами ты мог, и ещё можешь изменить причинно-следственные связи прошлого и будущего… Это необратимо изменит или уничтожит мой мир.

– Тупица. Какое мне дело до твоего далёкого и примитивного мира, когда насущные проблемы мне нужно решать немедленно.

– Ты опять меня разочаровываешь, – каждое моё слово вызывало мучительную судорогу и спазмы в горле. – Я начинаю сомневаться в твоей исключительной мудрости… Разве ты не знаешь, что причинный план распространяется в обе стороны… Нельзя изменить будущее, не повредив ткань настоящего и не обрушив в небытие прошлое. Всё в этом мире связано и всё имеет значение… А если хорошенько подумать, то всё взаимосвязано и во вселенной.

– Значит, ты заботился и о нас недостойных, – снисходительно усмехнулся он.

– И о вас тоже, поскольку без вас не будет и нас.

– И всё-таки тебя беспокоит именно твой мир, твои родичи, человечество? Ну, а как же тогда мой эксперимент, ведь без него вовсе не будет твоего человечества?

– Теперь будет.

– Что ты сказал?

– Что слышал. Эксперимент состоялся, но не ты его автор. Человечество уже возникло.

– Не может быть! Ты лжёшь!!

– Считай, как хочешь, а заодно помучайся новыми вопросами… Подумай о том, что самой тонкой хитростью оказывается откровение.

– Рассказывай всё подробно, или пожалеешь, что появился на свет.

– Я уже пожалел, что первым встретил именно тебя.., – я изо всех сил старался через страшную боль втянуть хоть глоток воздуха. – О чём с тобой можно говорить, если ты даже не понял, что я только что тебе сказал… Не смотря на отчаянное препятствие враждебных сил, работа сделана. И кризису скоро конец… Но ведь тебя это уже не интересует. Не правда ли? Тебя пожирает уязвлённое самолюбие… Как это какая-то мошка осмелилась тебе перечить? Как посмела иметь свою идею, да ещё и воплотить её… Помимо тебя, великого создателя и хозяина здешнего мира. Так, что ли? Но запомни, с вершины величия, на которую ты стремишься, все пути ведут только вниз… Маниакальный спор с Энлилем из-за власти, когда весь твой мир стоит на краю гибели, недостоин великого мыслителя… Заниматься сейчас политической вознёй стыдно…

Я буквально подавился словами, когда по ушам ударил рёв Энки:

– Ах, ты, насекомое! Да, как ты смеешь рассуждать о власти?! Что ты знаешь о моих заботах?! Я и мои потомки ценой неимоверных усилий, трудов и смертей создали этот мир из небытия, из первозданного хаоса. Когда мы прибыли из бесконечной пустоты измученные долгим полётом и потрясённые гибелью нашей родины, здесь ничего не было. Ничего! Да, наше общество несправедливо и неравно, но я сделал всё возможное и невозможное, чтобы всем без исключения здесь жилось вольно. Каждый рядовой тиаматианин имел голос и имел право его иметь. Почти тридцать тысяч здешних лет никто не знал несправедливости. Порой мы испытывали невероятные трудности, но я был частью общества, а оно было частью меня. И вдруг я стал неугоден. Я знаю, отец всегда отвергал народовластие, и, когда в основном решились земные проблемы, он дал молчаливое согласие Энлилю на переворот. Меня отравила не Нин, её руками действовали заговорщики. Она – лишь послушная кукла, и я не держу на неё зла. А теперь узурпаторы строят новую вертикаль власти. Разрушается всё, что мне дорого, и чем я гордился. И скоро все тиаматианине станут скотами у правящего клана Элиотов. Я не хочу, не могу и не должен этого допустить. А ты, негодяй, говоришь мне о борьбе за власть. Плевать мне на власть!

Я смотрел на него невидящими от боли глазами, и, не смотря на то, что мучения почти растерзали мой разум, я не мог не ответить этому великому гордецу.

– Повелитель Энки… позволь сказать.

Он удивлённо вскинул голову, поднялся и подошёл ко мне вплотную. Я видел дьявольские огоньки в его глазах и окружающую его ауру, меняющую цвет всполохами всех оттенков. Неожиданно я почувствовал к нему что-то вроде сопереживания. Он усиленно демонстрировал величие и силу, а на самом деле страшно мучился и страдал. Его душу разрывал на части внутренний конфликт, замешанный на сильнейших эмоциях, непомерных амбициях и потаённых страхах.