Филарет - Патриарх Московский

* * *

Моя методика рукопашного боя хорошо ложилась на современные способы ратного дела. Не скажу, что тут был распространён «русский стиль», но мои принципы воздействия на противника не слишком удивили «соколят». Липкость рук, контроль локтя и изломы суставов неизменны в течении времени. Да и научить ребят пользоваться руками и ногами, как холодным оружием, не составило большого труда именно благодаря тому, что основа боя на клинках была одинакова, что у меня, что у них.

Хороший меч стоил очень дорого, а убрать с него зарубки было очень сложно, поэтому здесь в этом времени использовался мягкий стиль ведения боя холодным оружием. То есть воины стремились не отбить, а увести удар мечом. И лишь в крайних случаях, когда уже не хватало сил, закрывались оружием, как щитами. Но, чаще всего, тогда воина просто убивали. Нет в бою сил увернуться — нет и победы.

Благодаря моим «дружинникам» братчина на помин души царицы Анастасии была занесена в летописец, как самая «гуманная».

— Да, твои мальцы действовали ловко и умело. — сказал отец. — Как настоящие воеводы. Малым отрядом руководить так же трудно, как и большим, а тебя они слушались буквально по мановению твоей руки.

Отец вздохнул.

— Понимаю тебя, сын. Свалилась на тебя доля нелёгкая. Выдюжишь ли?

— Время покажет, — пожал плечами я. — Сейчас нужно к битве за Полоцк подготовиться. Вот тут мне твоя помощь нужна, отец. Как воеводы, опытного.

— Ты лучше с дядькой Данилом ближе сходись. Он в прошлом годе был дворовым воеводой, когда они с царём к Коломне татар воевать ходили.

— Мне не советы нужны, а помощь в походе. Ты же пойдёшь воевать Полоцк?

Отец кивнул, не понимая к чему я клоню.

— Не хочешь же ты взять меня под свою руку? — наконец-то с трудом вымолвил Никита Романович. — Как-то неправильно это.

— Конечно же нет, отец. Я думаю о том, чтобы сохранить обоз с запасами. Сам знаешь, наверное, что много повозок не доезжают до места сражения. И кони гибнут, и люди, и разбойники грабят, и сами обозники разбегаются по лесам.

— Я-то знаю, а вот откуда ты это знаешь. На обозы мало кто внимание обращает. Все норовят скорее к месту боя добраться. Только потом по обозы вспоминают, когда свой порох и провизия заканчиваются.

— Да, ты когда вернулся из Ливонии в том году с кем-то за чаркой вина ругался на обозников, вот и запомнил.

— Я⁈ — удивился отец. — А-а-а! Ну, может быть. И ты запомнил? Молодец! То мы с князем Василием Оболенским барона Фридриха под Тирзеном полонили. Славный был бой, но Мариенбург едва взяли. Обоз с припасами заблудился.

Никита Романович воодушевился, вспоминая недавние битвы, а я сидел и внимательно слушал пока он не замолчал и не уставился на меня. Странный у отца был взгляд. Вроде как у собаки, ожидающей когда хозяин бросит палку. Прости Господи за такое сравнение… Или, как сказал бы во мне Трубецкой: «В положении стенд-бай», то есть постоянной готовности.

Странно, я не понимал, кто сейчас во мне доминировал. Похоже, что «попаданец», но я всё ещё осознавал себя восьмилетним. Как у восьмилетнего, у меня очень быстро мелькали мысли. Я моментально переключался с вопроса на вопрос, словно чья-то рука нажимала кнопки телевизионного пульта и переключала мозг с программы на программу. Причём, когда «пульт» возвращался на предыдущую мысль, она уже была «обмозгована», словно процесс обработки «вопроса» шёл быстрее, когда мозг переключался на другой канал.

Скорее всего, теперь во мне доминировала взрослая личность, потому что я не воспринимал Никиту Романовича Захарьина-Юрьева, как своего отца и… Он был прав, не было у меня к нему сыновнего трепета. И, да, я ощущал себя его ровней, прости меня Господи за гордыню.

— Как ты думаешь, войскам нужен обозный воевода?

— Обозный воевода? Это что ещё за зверь? — спросил, усмехаясь, Никита Романович.

— Глава прибора (отряда), охраняющего обоз.

— Отряда, охраняющего обоз? Не нужен такой отряд и такой воевода. Обозы должны ходить со своими отрядами. Вот ты говоришь, что ты воевода. Как шли твои стрельцы? Был у них обоз?

Я покрутил головой.

— Всё своё несли с собой. У каждого был запас съестного припаса на две недели. Конные обошлись третьей лошадью, санные везли запасы в санях.

— Вот! — подняв палец вверх, произнёс Никита Романович. — А некоторые воеводы, как, например тот же Оболенский-Серебряный, собирают обоз и пускают его вслед войску, по старинке. Так ещё царь Василий делал. Вот это, когда идут большие отряды — плохо.

— И зачем они это делают, — спросил я, зная ответ.

— Чтобы ускорить ход отряда. Но отряд отрывается от обоза и тогда обозу нужен обозный воевода с особым отрядом. А нахрена козе балалайка?

— Так, ты думаешь, что государь тоже так сделает?

— Он уже так делает. Всем разослан указ собирать войско с учётом наличия у каждого отряда съестного припаса на три месяца. В Можайске и Смоленске склады уже с весны пополняются всяким припасом. И войска в этих городах свои обозы пополнят. А посошных охраняет отряд Ивана Григорьевича Выродкова. Они ему всё строят, ломают, копают, вот он их и охраняет своей тысячей.

Я кивнул. Про Ивана Выродкова, командира единственного в этом времени «сапёрного батальона» и про его роль в Ливонской войне я знал, ибо когда-то читал, так как интересовался взрывотехникой средних веков, а подрыв крепостей без сапёрных работ, коими руководил Выродов, не произвести.

— А правда, что стены взрывают литвины и фрязины? — спросил я, так как читал, что главными подрывниками в армии Ивана Грозного были выходцы из Италии по фамилии Марини.

Их обширный клан служил и литовцам, и русским. И, как мне думалось, был специально заслан Ватиканом, чтобы с помощью русского оружия уничтожить Ливонский орден, как самостоятельное государство, и присоединить Ливонию к Польше.

— Фрязины и у нас, и в Литве. А литвины они потому, что были взяты в полон, а оказались родичами. На нас Петрушка Маринин ещё со взятия Казани служит. Он, да двое англов. Имена у них больно чудные, не упомнил.

— Понятно. Так и где тебе царь место отписал? В каком полку? Наверное, снова в товарищах у князя Оболенского встану. Он жаловал меня.

— Слушай, отец. А почему твои братья Данила и Василий в ближниках к царю, а ты на отдалении.

Никита Романович пожал плечами.

— Данила давно при дворе. Ещё царь Василий его приметил. Твой дед в опекунах нынешнего царя был, а Данила старший у нас и с ним рядом всегда, и с Иваном Васильевичем. А когда тот на царство помазался окольничим его сделал и дворецким. Вот так он и рядом. И наш двоюродный брат Василий Михайлович погодок с ним и тоже быстро пошёл по службе. При царе на Казань ходил, окольничего и боярство получил. Его отец и наш дядька Михаил был особенно близок к царю Василию Ивановичу. Послом был у литвин, дворецким Большого дворца. Смоленск брал вторым воеводой большого полка. У Елены Глинской в советниках ходил, но не долго. Отравили… Василия на Анастасии Бельской женил. Её брат Иван Дмитриевич сейчас у государя в фаворе.

— «Не долго он будет в фаворе», — подумал я, зная о его готовящемся побеге в Литву, но сказал:

— Ты ведь тоже с царём был когда Казань брали…

— Меня царь отправил в Москву царицу поздравлять, когда узнал, что у него сын родился, — несколько горделиво сообщил Никита Романович.

— Ну, вот… А почему-то не при дворе.

Отец насупился.

— Кому-то нравится в садомии участвовать, а кому-то нет, — наконец сказал он.

— Царь Иван и садомия? — удивился я. — Да он агнец Божий.

Никита Романович, хмыкнув дёрнув правой стороной лица.

— Вроде по возрасту мал ты ещё, чтобы с тобой про это говорить, но глядючи на тебя и задумаешься, «а не пора-ли?».

— Пора-пора, Никита Романович. Всё расскажи. Хочу знать, что мне от царя можно ждать.

— Ждать, сын, от царя можешь что угодно и когда угодно. А ещё более худшего можешь ждать от Алексея Басманова и его сына Федьки. Сейчас Басмановы вроде в немилость попали, но это до поры до времени. Так уже часто бывало. Отошлёт царь Басмановых, а потом снова призывает. Настя сдерживала его своей болезнью от блуда ибо грех двойной блядити мужу, когда жена на смертном одре.

— Почему мне от них надо беречься?

— Да потому, дурья твоя башка, что не допускает Алёшка Басманов никого к царю ближе себя. И меня от него отодвинул. Так и сказал: «спрячься, чтобы я тебя не видел, ежели с нами в деле не участвуешь».

— В каком деле?

— В таком деле, что девок они ловят и царю привозят. Чуть только титьки у девки под рубахой увидят, они её «хвать», в охапку или в мешок и ко двору в баню. Там царь их и «жарит». Ему девок стали таскать, сразу как только уд у него перестал быть порожним. Лет с тринадцати. К своей женитьбе на Анастасии он уже на девок смотреть не мог. Потому и выбрал самую тихоню, ангела Божьего. Да потом охолонул. Особенно, когда умер первенец. Он её не убил чуть. А она-то в чём провинилась. Сам Басман и утопил Димитрия, ибо думал, что царь погубит царицу. Так бы и случилось, да понесла она после его насилия.

Я слушал с интересом. В таком свете российского государя я не знал. И про Басманова читал только то, что он боярам головы рубил, а про оргии, переходящие в вакханалии рассказов не встречал.

— А ещё завистлив сильно. Ты-то у нас боярин уже, а Федька его пока никто.

Тут мне пришла одна интересная мысль.

— Слушай, Никита Романович, а что если мне метрики поправить. Всё равно я у тебя первенец. Давай мне в метриках лет десять добавим?

— Да как можно? Ты в новиках уже тогда три года ходить должен. И где ты всё это время был?

— А у дедовой родне в Кафе был. По весне как прибыл.

— Зачем это? — нахмурил лицо отец. — Обман — грех это.

— О том ещё Иван Васильевич говорил, когда мне боярство давал, да я не понял тогда. Говорил, что по уму-разуму и виду я взрослый отрок, а посему и боярский чин даден по праву. Там тоже какая-то закавыка, что нельзя отроку младше пятнадцати лет чин при дворе иметь. Думаю, государь поддержит такой ход. Ему нравятся шахматы.

— Шахматист, млять, — ругнулся Никита Романович. — Зачем тебе это, Федюня? Сидел бы тихо-тихо дома. Ведь ладно у деда Головина начал. Так и считал бы казну государеву. Глядшь, что-то и к рукам бы пристало. Наши отцы так и сидели. Тихо, как мыши за вениками. Потому и выжили! Однако теми вениками в сусеках крошки собирали. Вот с тех крошек всё богатство наше. А нынешние Захарьины-Кошкины всё вверх лезут. Думают, там богатства больше. Поверь! Полетят ещё головы, ибо тёмные времена грядут. Особо сейчас, когда царь новую жену возьмёт.

Я молчал и слушал. Иван Васильевич не скрывал от меня своих планов, особенно когда узнал, что я поддерживаю его в сватовстве к дочери черкасского князя Темрюка. Вспомнив про Темрюка и его черкесов, я понял, что нужно сворачивать разговор и спешить к царю.