Тмутараканский лекарь

* * *

На следующий день внезапно нагрянувшее с гор объединенное союзное войско осадило Дедяков. Хазары нападения совсем не ожидали, их основное войско ушло в поход на запад, а численности гарнизона едва хватило бы, чтобы отбить штурм. Но стены Дедякова были высоки, и нападающие могли бы потерять при штурме много людей, а посему было принято решение взять город в осаду. Вокруг крепостных стен стали расти земляные валы.

Командир гарнизона, дальний родственник Рустама, молодой полководец Блучан, видел с высоты городских башен, как русичи начинают строить осадные орудия и очень хотел устроить внезапную вылазку из города, чтобы не дать врагам эти орудия применить в деле. Несмотря на молодость, этот командир уже прославился в боях, вот только стратегического опыта ему не хватало. Да и лучших воинов его начальник — тархан Беньямин — забрал с собой в поход на Магас. Блучану же остались немного хазар, хорезмийцы да союзные торки. Однако, молодой полководец понимал, что сил его людей для вылазки не хватит. Все выходы из города тщательно охранялись вражескими дозорами. Только через неделю осады и обстрелов города из катапульт и баллист он сумел послать весточку тархану Беньямину с просьбой сверхсрочного возвращения и удара в тыл русичам. Припасов еще на пару недель осады вполне должно было хватить.

Гонца Блучана перехватили дозорные русичей, письмо прочитали и решили вернуть его адресату, сделав правильные выводы и подготовившись. Письмо вызвался вести Давид, прекрасно владеющий хазарским языком. Начальнику гарнизона об этом узнать не довелось. Беньямин-тархан получил послание еще через пять дней, когда его войско подходило к аланской столице. Вначале тархан удивился, как враги смогли оказаться у него в тылу, затем разгневался, что его планы захвата вражеской столицы рушились, но потом приятная мысль озарила его голову.

«Всевышний делает мне щедрый подарок! А ведь лучше действительно неожиданно ударить им в тыл, — поддался сладкой мысли полководец, — Лучше встретиться с врагами в чистом поле, чем тратить время на осаду, а людей на штурм или ждать, пока они сами выйдут из-за городских стен. А потом, когда я приведу аланского царя в цепях, жители Магаса сами мне откроют город».

Тархан объявил срочный сбор войск, и уже через несколько часов хазарская армия, развернувшись на 180̊, устремилась на восток. Беньямин не жалел ни себя, ни своих воинов. Им пришлось идти очень быстро в надежде застать врага врасплох, а потому недельный путь хазарское войско смогло преодолеть за пять дней. Доблестные утомленные воины кагана остановились на привал на холмистой равнине возле входа в ущелье, когда до города оставалось около полудня пути. Однако, отдохнуть им так и не удалось. Стоило хазарам только расположиться на земле, как в них с разных сторон из-за холмов полетели камни и стрелы.

— Проклятье! Мы угодили в засаду, — вскричал Беньямин и сразу же послал две сотни всадников подняться с пологой стороны холма и резким наскоком перебить нападающих.

Пехотинцы пытались прикрываться щитами, но меткие аланские лучники, стреляя с вершины холмов вниз, безжалостно попадали в свои цели. Хазары тоже отстреливались из-за походных телег, но безуспешно — на открытой местности они были, как живые мишени, в то время, как их противники прятались за камнями и деревьями.

— О, великий Яхве! Когда же моя конница перебьет этих негодяев? — мысленно спрашивал себя хазарский полководец.

И действительно, несколько минут спустя ливень из стрел значительно ослаб, и вскоре тархан услыхал стук копыт. Он обрадовался, думая, что это возвращается посланный им отряд, но, к своему ужасу увидел, как в тылу хазарского войска выстраивается многочисленная половецкая конница. И вот уже вражеские всадники летят бешеным натиском, легко сбивая с ног и топча лошадьми пытающихся им противостоять хазар. На телегах развернули стрелометы, в прошлом неплохо зарекомендовавшие себя против конницы, но на стрелков из этих скорострельных баллист снова посыпался град стрел, и они были вынуждены бросить свои орудия. Двое страшных хазарских великанов устремились навстречу коннице врага, однако, в условиях замкнутого пространства в этом бою от них пользы было мало. Стрелы не приносили им вреда, отскакивая от их брони. Но когда в них полетели большие камни и бревна, вначале закачался и упал один из великанов. Второй гигант продолжал бежать, сбрасывая дубиной врагов с лошадей, пока два половецких всадника не проскакали с разных сторон от него и не набросили толстую цепь на его огромные ноги. Великан запутался в цепи и свалился ничком. Встать он уже не смог.

Доселе непобедимое войско кагана охватила паника. Напрасно Беньямин пытался собрать своих обезумевших воинов в мало-мальский боевой порядок — они стремглав бежали к ущелью — единственному месту, где надеялись найти спасение. Но и тут хазар ждало горькое разочарование. Со скал на бегущую толпу покатились огромные валуны и припрятанные под кучей хвороста заготовленные заранее телеги, раздавливая отступающих. Крики ужаса и боли раздавались со всех сторон.

Со слезами на глазах, наблюдая полный разгром своей армии, посеревший от страха тархан Беньямин поднес к губам пузырек с ядом.

А в это самое время в паре десятков километров оттуда командир Блучан, получив донесение, что большая часть русского войска снялась с осадного лагеря и направилась навстречу войску Беньямина, предпринял вылазку. Молодой горячий командир сам же ее и возглавил. И действительно, русичи не были готовы к такой стремительной атаке. Побросав свои осадные машины, они бежали. Им вдогонку устремился небольшой конный отряд, но остальные предпочли сразу насладиться своими военными призами. Опьяненные легкой победой торки начали ломать катапульты и тараны и грабить русский лагерь. Однако, ничего примечательного в палатках русичей они не нашли. Там было немного меховых изделий, недорогое оружие и различное походное снаряжение. Зато было много бочонков с вином и маслом. Торки распробовали трофейное вино — это было неплохое аланское из подвалов царя Дургулеля.

Праздновавший снятие осады Блучан настолько обрадовался этой своей нечаянной победе, что потерял бдительность, как и все его воины. Они не заметили, как на вершины холмов, возвышающихся неподалеку от лагеря, стали выезжать появившиеся будто бы из-ниоткуда боевые машины русичей. Торки продолжали пить даже, когда где-то вдалеке раздался скрежет нескольких одновременно распрямленных пружин. Опомнились гарнизонные воины только когда внезапно по ним стали прилетать огромные огненные шары, поджигающие и палатки, и сидящих в них людей. Живые факелы из недавних победителей забегали по лагерю, оказавшемуся ловушкой. После второго залпа запылал уже весь лагерь. Выжившие устремились к своим лошадям, но вернуться в город успели не все — им наперерез железным клином неслась тяжелая русская конница.

Блучан осознал, что проиграл, и что за вратами Дедякова ему уже не скрыться и предпринял самоубийственную контратаку. Его поддержало всего около сотни воинов. Остальные либо были уже мертвы, либо в панике бежали к городу. Торки сражались отчаянно, но им не под силу было остановить мощный удар латной конницы во главе со Мстиславом. Бой был яростным, но коротким. В знак уважения за его смелость, Блучану и нескольким его воинам сохранили жизнь.

Осада Дедякова продолжилась, ведь в его стенах оставалось еще немало защитников. Однако, уже к вечеру этого дня и до осаждавших и до осаждаемых дошла весть о полном разгроме войска тархана Беньямина. А когда к рассвету к русичам пришло громившее этого самого тархана подкрепление, шансы гарнизона на выживание приблизились к нулю. Скрепя сердце, Блучан принял предложение своих пленителей. Он вышел к городским вратам с белым флагом переговорщика.

— Мои доблестные воины, вы храбро сражались, но удача в этот раз не нашей стороне. А если отвернулась удача, что толку в мужестве? Помощи нам ждать слишком долго, а силы неравны. Чтобы избежать напрасных жертв, приказываю сдать город, и наши жизни будут сохранены.

Недолго посовещавшись, оставшиеся командиры согласились оставить Дедяков. Городские врата медленно отворились. Союзное войско торжественно вошло в первый освобожденный город. Местное аланское население с ликованием встречало освободителей. Блучан остался в качестве заложника, а бывший хазарский гарнизон спустя пару недель отпустили в степь без оружия. Они отправились на запад, в сторону Магаса, только уже не в качестве завоевателей, а новых обитателей местных степей. Назад, в Итиль, им все равно дороги не было — каган Исхак не прощал поражений и казнил за них опозоривших его воинов. А жить хотелось всем.