Сень

Запуск огромной ракеты Никола Петровича потряс до глубины души. Но еще больше его потряс состоявшийся вечером «разбор полетов», причем очень серьезный: на очередном спутнике, как он понял, не раскрылись какие-то панели. И на совещание товарищ Берия прошел в очень мрачном состоянии духа. Сел за стол, мрачно оглядел собравшихся в комнате. Но даже рта раскрыть не успел, как Таня, причем голосом совершенно веселым, оповестила народ:

— Ну что, товарищи, мы в очередной раз слегка обделались.

— Слегка? — разве что не проревел Лаврентий Павлович.

— Именно что слегка. Обделались, но получили новые знания.

— И какие же это знания, за которые стране пришлось заплатить уже многие сотни миллионов?

— Знания, эти сотни миллионов окупающие. Я теперь точно знаю, куда и как смотреть, чтобы разобраться с проблемой. И точно знаю, что в институте точной механики все делали правильно. Просто есть такой закон: если из абсолютно правильных деталей абсолютно правильными способами собирать механизм, то механизм этот будет правильным лишь частично. Это — математика, если что, — добавила она, внимательно глядя Берии прямо в глаза.

— То есть, как я понимаю, твой институт не виноват? — желчно спросил Лаврентий Павлович. — Ты это всем нам хочешь сказать?

— Лаврентий Павлович, я же сказала: посмотрю и разберусь. Просто иногда одного раза посмотреть бывает недостаточно, но я уже абсолютно точно знаю, куда мне нужно будет смотреть в следующий раз. Смотреть и не допустить провала. Но — и это я особенно подчеркиваю — тащить и не пущать буду лично я, а вам тут, в Тюратаме, делать пока больше нечего. Сколько у Королева сейчас уже готовых ракет?

— Пока семь…

— Три я забираю сразу под тестовые запуски, пусть везут сюда.

— Три уже здесь.

— Тогда пусть не везут. Я думаю, совещание закончено?

Николай Петрович заметил, что Берия на Таню поглядел… ну очень нехорошим взглядом. Но ничего не сказал, а просто встал и вышел. А Таня, оглядев оставшихся в комнате, с какой-то не очень радостной улыбкой сообщила:

— На этом с веселыми развлечениями заканчиваем, с завтрашнего утра начинает работать по пятой программе.

— А кто… — начал было один из молодых инженеров-испытателей института точной механики.

— Я. Еще вопросы будут? Все свободны. Леонид Александрович, отправьте Королева домой, а сами полетите со мной: вам предстоит много очень интересной и очень срочной работенки, я вам расскажу, пока мы в Москву лететь будем. Мне самой с Сергеем Павловичем ругаться не хочется, так что вы ему по прилету своими словами перескажете задание. А он, пока летит, остынет и вас, скорее всего, на месте убивать не станет. Тем более, что и работенка для него будет интересной…

Валентин Петрович в жизни всерьез боялся лишь одного человека. Вообще-то он знал, что зависит от довольно многих людей, но остальных он, скажем так, опасался, а вот так бояться — до дрожи, до холодеющих рук — он стал лишь товарища Серову. Сразу после того, как на одном из совещаний эта очень светлая блондинка ему заявила:

— Как человек вы — полное говно, но как конструктор — гений. Поэтому занимайтесь конструированием и старайтесь в прочие дела не лезть, или мне придется вас наказать… больно.

Тогда Валентин Петрович пообедал жаловаться на Серову товарищу Берии, но тот, выслушав возмущенные вопли, лишь покачал головой:

— Она может, причем очень больно. Я бы на вашем месте к ее словам прислушался… внимательно.

И Валентин Петрович прислушивался, причем внимательно. Впрочем, слова эти были изрядной частью весьма полезны в работе, да и адресовались они чаще другим людям. А в результате двигатели, разработанные для Королева, получились на полцентнера легче изначального варианта и в тяге прибавили. Немного прибавили, как и в удельном импульсе, но в результате — после замены керосина на какой-то трициклопропилнортрициклан, прозванный для простоты (и секретности) «циклином» машина у Королева могла вытащить на низкую орбиту уже почти восемь тонн вместо «запланированных» пяти. То есть пару тонн получилось «добавить» конструкторам Королева, применившим какие-то новые материалы, но тонна-то было его! Почти его, все же именно привлеченные Серовой специалисты Косберга научили правильно подбирать параметры форсунок, на и с технологией из производства прилично помогли, но сам-то двигатель был его детищем!

Поэтому когда товарищ Серова «срочно пригласила» его на консультацию, Глушко не задержался ни на секунду. А после обеда с легким недоумением вернулся обратно. Потому что товарищ Серова задала всего два вопроса:

— Я решила… мне необходимо залить в ракету Королева примерно на пять процентов больше топлива. Ваши двигатели проработают на пять процентов дольше?

— Безусловно… но как мы зальете больше топлива? Поменяете баки?

— Циклин остается жидким и при минус семидесяти двух, а мне столько и не нужно.

— А кислород?

— Его тоже переохладить нетрудно.

— А баки-то выдержат?

— Им придется выдержать… шучу, там материалы использованы с требуемыми параметрами. И в любом случае будут проведены испытания. А теперь второй вопрос, посложнее: если энергонасыщенность топлива я повышу еще на пару процентов, двигатели не взорвутся?

— Я даже не знаю… не готов ответить. Надо посчитать, испытания провести…

— Вы в понедельник получите образцы нового топлива, испытания прошу закончить в течение месяца.

— А вы представляете, сколько для испытаний топлива потребуется? Боюсь, образцов не хватит…

— Сто двадцать тонн образцов. Столько хватит?

— Ну… да. Топливо сильно ядовитое? Я по поводу где испытания проводить.

— На Калининградской площадке можно, там химия не страшнее керосина.

— Тогда предварительные испытания мы проведем уже на следующей неделе.

— Если все получится, можете дырку в пиджаке сверлить.

— Какую дырку?

— Под орден. Минимум Знамя, а возможно и Ленина. Трудитесь…

Трудились все, причем не покладая рук. И трудились по двенадцать часов в сутки, чаще даже выходные беря через неделю. А девятнадцатого сентября с Тюратама была запущена очередная ракета. То есть летом еще три спутника были уже запущены, исключительно «научных», и Лаврентий Павлович с огромным удовольствием показывал Иосифу Виссарионовичу красивые фотографии американских и британских военных баз.

— Ты считаешь, что пользу эти спутники приносят достаточную, чтобы окупить наши на них расходы?

— Даже сейчас да. А когда Танины инженеры придумают, как передавать высококачественные изображения по радио… по ее словам, ресурс спутника на орбите измеряется годами. Она предлагает повесить полтора десятка таких постоянных спутников, и мы будем получать всю информацию об американском и британском флотах в реальном, как она выражается, времени. А последний спутник… он пока у нас один, и второй только начал изготавливаться, но мы уже больше полусуток имеем довольно устойчивую связь с дальневосточным военным округом. А со следующих, они немного доработанными будут, мы сможем телевизионный сигнал на всю страну из Москвы транслировать.

— Это все она придумала?

— Она же ничего не придумывает!

— Она придумывает что мы можем на нашей технологической базе воспроизвести. А это — очень непростая работа.

— Значит, седьмую?

— Нет, но отметить всяко нужно будет. А где она сама-то сейчас?

— Опять на Тюратаме. Какой-то новый спутник подготовила, говорит, что специально для понимания, что с навигационными спутниками случилось. И еще сказала, что когда вернется — все расскажет в подробностях. Так что в следующем году с навигацией у нас будет хорошо…

— Ты думаешь, она решит проблему?

— Она вообще-то никогда не врет. Если говорит, что «попробует», то пробует, результата не гарантируя. А раз она сказала, что «решит»… лично у меня оснований сомневаться в ее словах нет.

А девятнадцатого сентября с Тюратама поднялся новый спутник. После страшного скандала, во время которого Николай Петрович чуть ли не впервые в жизни обматерил женщину. Но женщина это спокойно выслушала и ответила тоже спокойно:

— Николай Петрович, у нас времени было чуть меньше чем нисколько, и вся автоматика, мягко говоря, не отлажена. А грубо говоря, ее вообще нет! Но в следующем году мы должны, мы просто обязаны иметь работающую навигационную систему, а для этого необходимо разобраться, что происходит со спутниками. Так уж получилось, что кроме меня разобраться никто чисто физиологически не сможет.

— Что вы имеете в виду?

— Исключительно то, что сказала. Я отвечаю за эту программу, и я отвечу. А тем, кто будет мне мешать, надаю пинков.

Стоящая рядом с Таней подполковник Качурина улыбнулась и тихо, на ушко, сообщила генерал-лейтенанту:

— Товарищ Каманин, лучше не спорьте, она очень больно пинается. Лучше выпейте вот это…

— Это что? — спросил у летчицы Николай Петрович, когда Таня повернулась и вышла.

— Успокоительное специальное. То есть Таня его специально для летчиков разработала, чтобы в критических ситуациях мы сохраняли спокойствие. Рекомендую… я сама его постоянно пью когда с ней в правом кресле летаю. Без него с Феей летать опасно для жизни, можно от страха помереть. Пейте-пейте, у меня еще есть, а нам сегодня спокойствие ой как понадобится!

Вероятно из-за «успокоительного» генерал Каманин с удовольствием посмотрел на взлет ракеты, потом спокойно просидел час с лишним в бункере управления. И даже не подпрыгнул, когда из динамика спецсвязи раздался спокойный голос Тани:

— Ну что, ребята, со спутниками все ясно теперь. Передайте там, пусть следующую ракету готовят, по пункту пять-бэ. А я… мне пешком далеко тащиться не хочется, поэтому я пока просто посплю, а вниз уже завтра отправлюсь. Да, еще раз всех предупреждаю: народ оповещать о полете категорически нельзя, всех нарушителей я даже пинать не стану, а сразу убью. Причем очень мучительным способом.

— Боюсь, Лаврентий Павлович вашу инициативу не оценит, — пробурчал тоже сидящий в бункере Леонид Александрович Воскресенский.

— А вы не бойтесь, ему я сама все расскажу. Меня он точно не убьет за самоуправство, а вот вас…

— А нас-то за что? — удивился Леонид Александрович.

— А за то, что меня не скрутили, не удержали. Правда все равно ничего бы у вас не вышло, но вы же и не пытались! — Таня рассмеялась. — Николай Петрович, с вами я отдельно поговорю после приземления, кое-что уточню по подготовке ваших подопечных. Всё, до завтра. И примите еще военлётовской микстурки: я-то знаю, что сяду когда надо куда требуется, а вам понапрасну психовать не стоит.

— А что со спутниками-то? — не удержался Воскресенский.

— Я же сказала: до завтра. Спущусь и расскажу, и даже покажу. А пока слушайте приказ: всем расслабиться и начинать напитываться гордостью за содеянное. Надеюсь, кроме гордости вы и кое-что материальное получите, не от товарища Сталина, так от меня. Причем от меня это будут точно не пинки…