Америго. Человек, который дал свое имя Америке

Письмо к Содерини

По мнению Формисано, то же можно сказать о так называемом Письме к Содерини, последнем и якобы наиболее полном рассказе о путешествиях, приписываемом самому Веспуччи. Но это работа совершенно иного характера. Первая печатная версия, которую следует датировать не ранее чем 1505 годом, или, возможно, концом 1504-го, когда печатник запустил свое оборудование[226], имела название Lettera di Amerigo Vespucci dell’isole nuovamente trovati in quattro suoi viaggi («Письмо Америго Веспуччи касательно островов, открытых в четырех его путешествиях»). Звучит как неприкрытая попытка заработать деньги на популярности работы Колумба. Первый печатный отчет Колумба о его первом путешествии в своей наиболее успешной редакции имел название The Letter ot the Islands that the King of Spain has Newly Found («Письмо об островах, недавно найденных королем Испании»). И Колумб, что было хорошо известно, совершил четыре трансатлантических путешествия.

Письмо, приписываемое Веспуччи, неявно адресовано Пьеро Содерини, на момент публикации главе города-государства Флоренция. Первые два путешествия, о которых в нем рассказывается, на самом деле – разные версии единственного путешествия Америго под командованием Алонсо де Охеды. Третье – вояж 1501-02 годов в Бразилию под эгидой короны Португалии. Наконец, есть отчет о нигде более не отмеченной и туманно описываемой четвертой экспедиции и описание посещения Сьерра-Леоне.

Письмо к Содерини, если признать авторство Веспуччи, представляет собой работу, выставляющую его глупцом или лакеем, либо тем и другим одновременно. Здесь фантазия в значительной мере замещает реальность, а заметки путешественника подменяют подлинный репортаж. В защиту историков, истово верящих в аутентичность этого текста, нужно сказать, что не все аргументы их противников являются безупречными[227].

Во-первых, некоторые читатели удивляются тому, что в письме множество испанизмов, и заключают, что Веспуччи с его флорентийским воспитанием и познаниями в Данте и Петрарке не стал бы писать на таком испорченном итальянском. Одно из наиболее изобретательных объяснений относит испанизмы на счет влияния работ Колумба на компиляторов текста[228]. Но здесь-то как раз нет никакой тайны. Текст был переведен с испанского или, как я подозреваю, с португальского. В нем много португальских идиом и заимствований[229]. Так как Америго признавал, что передал королю Португалии версию своих деяний, представленных так, чтобы увековечить его собственную славу, то не приходится удивляться тому, что она была написана на именно португальском. В любом случае, испанизмы присутствуют в итальянских текстах Веспуччи; их очень мало в его самых ранних манускриптах, написанных в 1500 году, больше – в описании его второго путешествия, и очень много во Фрагменте Ридольфи. Другими словами, чем больше проходило времени с его отъезда из Флоренции, тем сильнее его итальянский подпадал под влияние языков сообществ, в которых Веспуччи принимали. Чему же тут удивляться; действительно, Письмо к Содерини было написано, очевидно, через несколько лет после его более ранних дошедших до нас текстов на итальянском языке, и было бы странно, если бы манера письма осталась неизменной.

Во-вторых, оспаривание аутентичности текста опиралось на убеждение, что Веспуччи не написал бы ничего столь грубовато-вульгарного. Очевидно, что стремление к сенсационности, ставшее, как мы видели, причиной объемного, взывающего к похоти материала в Mundus Novus, стало еще более заметным в Письме к Содерини. Отвратительно скабрезный пассаж может послужить иллюстрацией: «Они люди аккуратные и чистоплотные, – говорит автор, рассказывая об аборигенах, с которыми он сталкивался, – в виду постоянного мытья, которое они практикуют». До сих пор – так знакомо. Но тотчас вставка с неприятным привкусом:

«Когда, попросив у вас извинения, они выносят горшки, то стараются изо всех сил сделать это незаметно, но чем более в этом они чистоплотны и скромны, тем более грязны и бесстыдны они при малой нужде, причем отправляют ее мужчины и женщины вместе. Поэтому, даже разговаривая с нами, они испражняют свою мерзость, не отворачиваясь и без признаков стыда, и в этом они не имеют скромности»[230].

Можно привести другие пассажи аналогичного уровня сенсационности и потому также не вызывающие доверия. Автор обвиняет местных женщин в том, что они умышленно абортируют своих детей, чтобы отомстить мужьям, которые им чем-то не угодили[231]. Они убивают умирающих, оставляя их в лесу[232]. Вставки такого рода не обязательно лишают аутентичности другие пассажи. Как и наличие ошибок и противоречий. Эти случаи не помогают нам идентифицировать компилятора. Веспуччи тоже допускал ошибки, противоречия и злоупотреблял вульгарной сенсационностью в работах, где его авторство не оспаривается. И вообще, другие авторы также небезгрешны.

Дальнейшие аргументы против его авторства связаны с наличием в нем мысли, которая легким намеком проходит по всему тексту Письма к Содерини, а именно: заслуга в том, что мы считаем открытием Америки, принадлежит более Веспуччи, нежели Колумбу. Дескать, не восхищались бы Веспуччи в Кастилии, не возвели бы его позднее в ранг главного лоцмана королевства, и он не чествовался бы Колумбом и его наследниками, если бы считался автором непродуманной и неубедительной работы, в которой сделана попытка лишить Колумба величия его открытий. Более того, если бы испанцы восприняли всерьез утверждение, что Веспуччи опередил Колумба и первым ступил на землю Нового Света, корона обязательно использовала бы это обстоятельство в долгом судебном процессе с наследниками Колумба.

Такая «кучерявая» аргументация нуждается в бритве Оккама. Чтобы этот аргумент заработал, мы должны предположить, что испанцы знали о текстах, напечатанных под именем Веспуччи, но простили ему или просто решили не обращать на них внимания, ибо также знали, что Веспуччи не являлся настоящим автором. Как такое могло быть? Кто был способен незаметно запустить нужный месседж в медийное обращение?

Реальное объяснение прочной репутации Веспуччи в принявшей его стране лежит в укоренившейся в ней природе книжной торговли. Письмо к Содерини никогда не было широко известно в Испании. Это была одна из немногих стран в Европе, где ни Mundus Novus, ни Письмо к Содерини не были переведены или опубликованы. Mundus Novus не повредил бы репутации Веспуччи ни в коем случае; туманное заявление о еще одном его путешествии, не отмеченном в других источниках, не имело акцентированного характера, и из текста не следует, что он пересек Атлантику прежде Колумба. Более того, испанский и, как мне кажется, португальский книжные рынки были в известной мере дискриминационными в отношении литературы о путешествиях. Только две из 22-х редакций отчета Колумба о его первой экспедиции, что появились с 1493 по 1522 годы, были на испанском языке, и не сказать, чтобы они пользовались чрезмерной популярностью. Эти отчеты – большая редкость, оба известны только в единственных экземплярах. Во втором десятилетии века научная, без налета сенсационности, книга Петера Мартира практически захватила рынок, вытеснив почти все другие работы, посвященные Новому Свету. Веспуччи мог быть известен (или иметь соответствующую репутацию) как автор романтических небылиц, но ему прощалось читателями, для которых этот жанр четко отделялся от подлинных рассказов об исследовательских экспедициях – ведь никто не принимает писания Эдвины Карри[233], Дугласа Хёрда[234] или Саддама Хусейна за подлинные политические мемуары. Сын Колумба Эрнандо имел в своей библиотеке печатные работы Веспуччи, но позволял их хождение без комментариев. Веспуччи мог, вероятно, – и я верю, что искренне – снять с себя всю ответственность за Письмо к Содерини, полагая его подделкой, выпущенной от его имени. Но его никогда не просили от него откреститься; этот вопрос даже не поднимался.

Традиционные критики Письма к Содерини также утверждают, что Содерини сам по себе не мог быть адресатом для Веспуччи, потому что клиент Медичи не стал бы писать одному из его врагов. Но этот аргумент не работает. Соображения лояльности никогда не удерживали Веспуччи от поисков одобрения, поддержки, патронажа и денег, каким бы ни был их источник. Как номинальный глава флорентийского государства, Содерини был достойным адресатом этой работы. Предположение, что он и был гипотетическим читателем, возникает из свидетельства в самом тексте Письма, которое подразумевает «великолепие» патрона и исходит из посыла, что тот руководит правительством «великой республики», явно подразумевая несколькими строками ниже Флоренцию. Заключительные строки отчета о последнем путешествии служат тому дополнительным подтверждением: «Пусть Ваше Великолепие извинит меня, коего я прошу причислить к числу ваших слуг», – пишет автор, вверяя Богу «процветание вашей благородной республики и честь Вашего Великолепия»[235]. Однако печатная версия Письма не содержит явного адресата. Имя Содерини возникает в рукописных копиях работы, но невозможно сказать, подготовлены они до или после появления Письма в печати. Действительно, печатная версия как будто появилась первой и, возможно, стала источником для рукописных вариантов.

Каким же образом имя Содерини было соотнесено с Письмом? Согласно одной теории, его добавил издатель Джиованни Баттиста Рамусио. Он явно изменил адресата посвящения в Mundus Novus на Содерини[236]. Но редакция Рамусио появилась только в 1550 году, а к тому времени Письмо уже давно было связано с Содерини. Остается предположить, что изначально оно было посвящено лицу незначительному и сама отсылка является следованием литературной традиции – как в случае с автором Lazarillo de Tormes или Justine, которые посвящались таинственному, но, очевидно, выдуманному покровителю в попытке установить интригующую дистанцию между писателем и читателем.

Более того, есть некоторые соображения, говорящие в пользу Письма к Содерини, которые нужно упомянуть. По своему языку оно похоже на короткий отчет Веспуччи о путешествии Кабрала и отчасти может иметь его источником. В нем повторяется описание из Фрагмента Ридольфи изменения курса, выполненного Веспуччи во втором путешествии на 32-х градусах к югу от американского побережья, и рассказ об уходе экспедиции в океанские просторы. Компилятор был хорошо информирован о некоторых аспектах жизни Веспуччи. Он знал о Джорджио Антонио Веспуччи и его роли в образовании Америго. Обращаясь к адресату Письма, он пишет:

«Я вспоминаю, как во времена нашей юности я был твоим другом, как сейчас я являюсь вашим слугой; и нам преподавал основы грамматики уважаемый и благочестивый брат Джорджио Антонио Веспуччи в Сан-Марко, служивший нам примером, мой дядя. Ах, если бы я только следовал его советам! Ибо, как писал Петрарка, “я был бы совсем другим человеком”».

Отрывок звучит искренне и заставляет вспомнить самокритику молодого Веспуччи в его книге упражнений (стр. 32–34) с признаниями в собственной нерадивости. Конечно, умелый мистификатор способен сфабриковать подобный пассаж, и напускное сожаление о неразумно проведенной молодости можно опустить как риторический прием. И всё же: насколько характерен для настоящего Веспуччи угодливый тон, насколько привычна аллюзия к Петрарке! Компилятор также называет брата Америго Антонио по имени. Хотя эти пассажи не доказывают авторство Веспуччи Письма Содерини, они включают эту работу в контекст, близкий самому Америго, и привлекают наше внимание к пассажам, которые компилятор мог взять из подлинных работ.