На золотом фронте

Северная Калифорния, теснимая испанцами, вынуждена была искать поддержку в Вашингтоне, и, кажется, в 1856 г. был подписан договор о присоединении Калифорнии к США. Войска же для поддержки восставших были посланы ранее.

Золото в Калифорнии было открыто незадолго до этого в 1852 г. одним рабочим, кажется плотником, фамилия его Маршалл. При постройке лесопилки, во время рытья фундамента для здания, он обнаружил самородок золота. Вот с этого и началось, и когда уже народа туда хлынуло много, тогда США решили поддержать Калифорнийскую республику, послали туда войска для того, чтобы прогнать испанцев и оттеснить их от реки Сакраменто. Таким образом, этот новый штат в 50-х годах занимал уже большую территорию и именно ту, которая содержала золото.

В то время политика вашингтонского правительства и крупнейших бостонских и нью-йоркских банков была направлена на овладение в Калифорнии месторождениями золота, которое сыграло впоследствии такую решающую роль в борьбе между северными и южными штатами во время гражданской войны в Северной Америке в 1861—1865 гг.

За время гражданской войны северные штаты получили на сумму около 200 млн. долларов золота и серебра из Калифорнии, державшей сторону Севера в этой войне. Благодаря этому полностью была обеспечена оплата всех обязательств северных штатов по снабжению военными припасами и орудиями.

Получив весьма подробные указания от тов. Сталина, я стал готовиться к поездке в Америку.[5] Достал нужные книги, руководства по золоту, по технике этого дела, а затем и по экономике его, потому что, как видно из всего, экономика в этом деле имеет еще большее значение, чем сама техника; золотая промышленность, помимо всего прочего, имеет большое значение именно как пионер для освоения новых, совершенно не обжитых стран.

Это была моя вторая поездка в Америку, так как раньше я уже был там для изучения нефтяной промышленности, но теперь мой маршрут должен был быть другим. Я решил окончательно наметить его по приезде в Америку, но предварительно я представлял его себе следующим образом: Колорадо, Аляска, Калифорния, Дакота и другие штаты.

Когда я выехал из Союза, я еще не имел американской визы и получил ее только в Париже. Как известно, у нас тогда не было дипломатических отношений с США и визу я мог получить только от американского консула в Париже или Лондоне. Имея большие связи в американских деловых кругах, я телеграфировал Стандарт-Ойлю о том, что я хочу получить визу у посланника США в Париже. Кроме того мой приятель Габриэль Дихтер — редактор Revue Рetrolifere (распространенного нефтяного журнала) в Париже — имел с посланником особый разговор. Поэтому по приезде в Париж я прямо пошел к посланнику, он принял меня очень любезно и сейчас же позвонил по телефону консулу, который выдал мне визу и даже не обыкновенную, а специальное удостоверение, которое выдается только официальному лицу,[6] состоящему на государственной службе. Так оно по существу и было, потому что я состоял на государственной службе СССР и был зам. председателя ВСНХ СССР. К сожалению, пароход из Шербурга отходил через несколько дней и я не мог долго пробыть в Париже, где у меня много друзей и воспоминаний из времен эмиграции.

В Париже за разговорами и встречами я не обратил внимания на характер выданной визы и оценил это только тогда, когда я сел на пароход в Шербурге. Пароход был очень хороший, если не ошибаюсь «Мажестик». Когда я явился к капитану, то у него уже было извещение о том, что я приеду туда. Он мне сообщил, что у него для специальных официальных представителей государства есть особые каюты и я любую из них могу занять, т. е. такую, которая мне понравится. Я отказываться не стал, получил неплохую каюту, какую обыкновенно дают официальным лицам-чиновникам, но за хорошую плату, конечно.

Компания, которой принадлежит «Мажестик», — английская, и капитану нужно было выполнить, с одной стороны, договор с американским правительством о предоставлении определенного числа хороших кают, а с другой стороны, — очень хотелось и поговорить со мною и разузнать, каким образом случилось, что советский гражданин едет в Америку в качестве официального лица.

Знаменитая статуя "Холод" — Le froid в Люксембургском музее в Париже

Как раз в это время на этом же пароходе ехал представитель Стандарт-Ойля, мистер Пауэлл, живущий постоянно в Лондоне. Я был с ним хорошо знаком, так как не однажды мне пришлось вести с ним переговоры еще тогда, когда я работал в нефтяной промышленности. С ним же ехал главный инженер-консультант м-р Хамильтон — очень знающий человек и мой старый знакомый. Вполне естественно, мне приходилось все время проводить с американцами. Оба они чрезвычайно интересовались, как у нас идут дела по нефти. Но больше всего их занимало, зачем я еду в Америку, каковы настоящие мотивы моей поездки.

Американцы ко мне были расположены дружески, так как знали меня довольно много лет по работе по нефти и очень ценили, что за все время совместной работы у нас не было с ними недоразумений и что мы были совершенно точны в выполнении наших обязательств.

М-р Пауэлл приглашал меня посетить их новые установки в Америке, новые заводы, ознакомиться с новыми районами, где добывается нефть. Инженеры Стандарт-Ойля, бывшие на пароходе, также не давали мне покоя, задавали бесконечные вопросы, как у нас поставлена отгонка бензина, как мы закрываем воду в скважинах и т. д. Конечно, они тоже не одной техникой интересовались; очевидно, у них были некоторые поручения, как и у м-ра Пауэлла. Я научился некоторой склонности к юмору во всех положениях жизни и поэтому разговоры и выпытывания доставили мне несколько веселых минут. В разговорах я старался держаться как можно скромнее: я ехал как. профессор Горной академии для изучения золотой промышленности, в частности мне нужно было заехать в Вашингтон для того, чтобы ознакомиться с Бюро оф Майнс (Bureau of Mines) и изучить геологические материалы по золотой промышленности.

Когда мы подъехали к Нью-Йорку, началась обыкновенная старая история — проверка паспортов, документов и всякие формальные расспросы, куда едете и почему едете. До начала этой операции явился какой-то чиновник и спросил, где каюта м-ра Серебровского А. П., и просил провести его ко мне. Без всяких формальностей и осмотров он разрешил мне ехать со всем багажом куда угодно. Я был этим удивлен, но представители Стандарт-Ойля сказали, что это обычно бывает так, когда иностранцы приезжают в качестве официального представителя дружественной страны.

Первый раз, когда я ехал в Америку по делам о нефти, я прошел через ряд больших формальностей, подвергался чуть ли не допросам. На этот раз обстояло дело совершенно иначе, и вообще во всю эту поездку я замечал, что хотя слежка и была весьма добросовестная, но отношение ко мне было более благоприятное, чем первый раз.

Дальше я расскажу о некоторых подробностях в этом отношении, а пока упомяну, что в первую мою поездку в Америку еще в 1925/26 г. я приобрел там нескольких хороших друзей, некоторые из них были членами демократической партии, и через них я достал рекомендательные письма на имя профессоров, ученых и других культурных людей. Благодаря этим друзьям я смог побывать не только на золотых рудниках и заводах, но и в общественных организациях и даже в таких, которые обычно для таких посетителей, как я, закрыты.

Он открыл на свои сбережения гостиницу

Случались со мной смешные истории. Однажды я поехал на один рудник достать чертежи, сметы, калькуляции. Он был расположен недалеко от Невада Гольдфильдс. Так как там была всего одна гостиница, то мне знакомый инженер дал письмо к хозяину гостиницы. Хозяином был бывший штейгер, который заболел очень распространенной на рудниках «горной болезнью» — у него от пыли, поднимаемой перфораторами, развилась болезнь легких. Он ушел с рудника и открыл на свои сбережения гостиницу. Хозяйство гостиницы было маленькое, внешний вид она имела приятный, и внутри было чисто. Семья хозяина гостиницы помогала ему — его дочка сидела за кассой, а сама «мама», т. е. жена хозяина, управляла хозяйством.

Явился я туда с рекомендательным письмом вечером, публики не было. Я очень долго просил дочку хозяина мисс Дженни обратить на меня внимание и прочитать письмо, но ей было не до того: она была занята в это время флиртом, и чтобы папаша не заметил, сидела с кавалером в помещении кассы. Сам хозяин так обрадовался письму, что не знал, куда меня посадить (в Америке дружеские связи гораздо крепче, чем в любой другой капиталистической стране). Он все беспокоился, скоро ли я нашел его: он полагал, что его Дженни где-нибудь опять целуется со своим «beau»[7] (дочка в это время сидела с ним в соседней комнате, где была касса), но я геройски заявил, что никакой дочки не видел и поэтому обратился прямо к нему. М-р Том поднял на ноги всю семью. Мисс Дженни, которая за это время успела выпроводить поклонника, появилась на сцену как ни в чем не бывало, мамаша приготовила нам покушать, хотя это было часов 11 вечера; по-американски это время совсем позднее, так как они ложатся спать обычно в 10 часов. Мисс Дженни, вероятно, оценив, что я не рассказал отцу о ее похождениях с поклонником, сделалась моей большой приятельницей.

Дня через два ко мне обратился хозяин: «Мистер Серебровский, вас очень многие знают и заботятся о ваших удобствах?» Я спросил, почему это его интересует. Тут он мне рассказал, что его вызвал шериф, который получил письмо так же, как и он, и просил его посматривать за мной. Бедный хозяин гостиницы не понял, в каком смысле республиканец-шериф говорил о присмотре за советским профессором. Конечно, не в смысле личных удобств, но мой бедный Том не был искушен в политике. Дней через пять шериф снова спросил его, присматривает ли он за мною. Хозяин мой потом мне рассказал, что он просил шерифа не беспокоиться, так как м-р Серебровский живет у него как у родного брата, и очень был удивлен, когда шериф плюнул и назвал его старым ослом. Сам он, никак не успокаиваясь, говорил:

— Послушайте, профессор, может вам еще что-нибудь нужно, какие еще нужны удобства? — Он никак не мог понять, в чем тут дело, а шериф, само собой разумеется, не стал ему ничего больше объяснять. Такая слежка за мной велась всюду, где я только бывал, причем республиканская полиция, надо заметить, открытой слежки не вела, а это делалось очень «вежливо». Вся слежка ведется через отели, портье и клерков и, конечно, через агентуру, которая скрывается чаще всего под видом прислуги.

Иногда это ужасно курьезно получалось у них. Так, наш шериф, разочаровавшись в способностях «старого осла» — Тома, захотел приспособить к этому делу его дочку Дженни, снабдив ее соответствующими инструкциями. Однако из этого ничего, кроме смеха, не вышло, так как Дженни считала меня своим другом и в отплату за мое рыцарское поведение в отношении ее сердечных тайн рассказала мне о предложении шерифа.

Мальчикам, работавшим в гостиницах, часто поручалось следить за мной. Иногда они приходили сами ко мне и рассказывали, в чем дело, так как они часто получали у меня «квартер» (четверть доллара), пару конфект и считали нечестным скрывать от меня слежку. Они говорили мне: