Бенджамин Дизраэли

Однако самое важное в образе Майры — это причина ее почти устрашающей решимости. Отец Майры и Эндимиона сам был членом кабинета министров, и их детство прошло в Лондоне в привилегированной семье. Но после Билля о реформе отец утратил свой пост, обанкротился и покончил жизнь самоубийством. Беззаботный Эндимион смог устоять под ударами судьбы, но для гордой Майры ее положение было невыносимым: «Я чувствую себя так, будто мы упали с какой-то звезды», — говорит она. Ее единственной целью в жизни становится возвращение утраченного родового имения. «Мы никогда не должны забывать о великой цели, ради которой оба живем, — говорит она брату, — ради которой мы рождены близнецами: восстановить наш дом, освободиться от нищеты, бесчестья, страданий и отвратительного позора и подняться до положения, которое соответствует нашим требованиям и которого, я уверена, мы достойны».

В словах Майры, несомненно, отражается пережитое самим Дизраэли из-за своего еврейства. Он тоже рос, сознавая, что каким-то непостижимым образом опозорен — что происхождение опустило его почти на самое дно английского общества, хотя таланты побуждали стремиться к вершине. Великим триумфом воображения Дизраэли стало переосмысление своей национальности как славного наследия, и оно послужило основой всех его реальных побед. И если Майра ставит целью лишь восстановление, как она говорит, «нашего дома», то Дизраэли разрывался между двумя путями — освобождением общим и личным. Еще в «Алрое» он видел, что судьба Давида Алроя, спасителя еврейского народа, человека, возрождающего еврейское государство, несовместима с судьбой Хонайна, который сам себе мессия. В конце концов его собственные силы и возможности, предоставленные ему миром, в котором он обитал, привели Дизраэли к решению избрать второй путь. Он прошел по нему до завершающей стадии, самой славной из всех возможных, но этот блеск, эта слава осталась его личной славой, и о нем до сих пор вспоминают как о великом исключении в европейской истории. Более чем через век с четвертью после своей смерти Дизраэли — единственный еврей, ставший премьер-министром Англии.

Еврейство Дизраэли представлял крайне искаженно, оттого что с жизнью евреев того времени никак не был связан. Мало-помалу эти ложные представления даже стали играть на руку врагам евреев, когда они принимали речи Сидонии, образа вымышленного, воплощавшего мечту о еврейском могуществе, за реальное описание жизни евреев. Однако рожденная воображением Дизраэли картина еврейства сыграла свою роль, роль, необходимую ее создателю. Она дала ему уверенность в том, что он может соперничать с представителями английской знати, и чувство собственного достоинства, благодаря которому он выдерживал самые болезненные нападки врагов; она позволила ему взглянуть на свой жизненный путь как на благородное приключение. Наконец он, как и Майра на заключительных страницах «Эндимиона», мог сказать: «Все, чего я желал, все, о чем мечтал, свершилось и прошло».

Закончив «Эндимион», Дизраэли сразу же приступил к работе над новым романом — «Фальконет», но успел завершить лишь несколько глав. Когда парламентская сессия 1881 года открылась, Дизраэли, несмотря на пошатнувшееся здоровье, занял свое место в Палате лордов; в марте он ужинал с королевой в Виндзорском замке. Но в конце того же месяца в Лондоне разразилась вьюга, Дизраэли простудился, и его состояние стало быстро ухудшаться. Бронхит, который мучил его много лет, вернулся — ему становилось все труднее дышать. «Я чувствую, что умираю, — сказал он одному из друзей. — Что бы ни говорили вам доктора, я не верю, что поправлюсь». Ранним утром 19 апреля Дизраэли ненадолго пришел в себя. Сидя на кровати, он протянул руку и пошевелил губами — так, словно поднимался во время дебатов, чтобы произнести речь. Через десять минут его не стало. «Как раз в тот миг, когда он испустил дух, — сказал один их тех, кто был рядом, — я подумал, что никогда не видел его таким торжествующим, таким победоносным».