Бенджамин Дизраэли

14

К 1865 году Пальмерстон занимал пост премьер-министра уже десять лет (с одним перерывом), и казалось, конца этому не будет. Но в октябре, незадолго до своего восемьдесят первого дня рождения, он скончался, и в кресло премьера вернулся либерал лорд Джон Рассел. Один из авторов Билля о реформе, принятого более тридцати лет назад, Рассел был полон решимости завершить начатое дело, добившись дальнейшего расширения избирательного права. Гладстон, ставший лидером Палаты общин от правящей партии (Дизраэли занимал пост лидера оппозиции), выступил сторонником новой реформы, которую, впрочем, трудно было назвать радикальной. Либералы предлагали снизить имущественный ценз для избирателей городских и сельских округов, что увеличивало число голосующих на четыреста тысяч. Однако и после этого лишь четверть взрослого мужского населения получила бы право голоса.

Нельзя сказать, что консервативная партия была решительно настроена против реформы (Дизраэли и сам в 1859 году пробивал в Палате Билль о реформе), но меры, предлагаемые Расселом, консерваторы полагали чрезмерными. В одиночку тори не смогли бы провалить законопроект, но противником расширения избирательного права оказалась — наперекор лидерам партии — и группа либералов. Парламентские дебаты по этому вопросу продолжались три месяца, причем Дизраэли умышленно держался в тени, давая возможность критиковать билль диссидентам из либералов. Наконец в июне 1866 года, когда к консерваторам присоединились почти пятьдесят либералов, законопроект был отклонен. Правительство Рассела отправилось в отставку, а Дерби и Дизраэли в третий раз пришли к власти.

И снова положение тори оказалось шатким, поскольку их правительство не имело большинства в Палате общин. Однако на этот раз Дизраэли усмотрел способ продлить жизнь консервативного кабинета, вплотную занявшись сложной проблемой избирательной реформы, безотлагательность которой ощущалась все острее. Через месяц после законопроекта, предложенного Расселом, у лондонского Гайд-парка собрались сторонники реформы. Когда полиция преградила им доступ в парк, толпа из нескольких тысяч человек сломала ограждения и буйствовала три дня. По сравнению с чуть ли не революционными выступлениями 1832 года эти беспорядки были не столь значительными, но и они убедили правительство, что какие-то меры по реформированию избирательной системы необходимо принять.

Избирательная реформа поставила Дизраэли в трудное положение, поскольку в этой проблеме столкнулись два принципа, которыми он всегда руководствовался в своей политической деятельности. Вообще говоря, он был противником расширения избирательного права, поскольку полагал, что политическая власть в Англии должна принадлежать имущим классам. В 1835 году в статьях для консервативной прессы, направленных против избирательной реформы, Дизраэли утверждал, что чисто демократическое правление «не может быть установлено в этом древнем королевстве, ибо для этого нет ни нравственных, ни материальных оснований». В ходе дискуссий о законопроекте Рассела он продолжал в том же духе: «Я думаю, что эта Палата должна оставаться Палатой общин, а не превращаться в Народную палату, то есть в Палату беспорядочной толпы». Всеобщее избирательное право жизнеспособно в Америке, полагал он, но в Англии оно бы привело к катастрофе.

Однако в то же время Дизраэли возвел в принцип и прагматизм. С момента поражения Пиля он старался «обучить свою партию», избавить тори от устаревших предубеждений и дать им реальную перспективу победы на выборах. Понимая, что политика есть искусство возможного, он считал, что в либеральной атмосфере своего времени нельзя безоглядно противостоять реформе избирательного права. С другой стороны, принимая сторону защитников реформы, Дизраэли мог снова превратить партию консерваторов в конструктивную политическую силу. При этом он не считал зазорным признать, что в своих решениях руководствуется в том числе и личными честолюбивыми целями. Ведь, приняв Билль о реформе, консерваторы смогут в конце концов победить на выборах, а Дизраэли сможет расстаться с положением всего лишь второго лица в переходном правительстве.

В результате Дизраэли задался целью предложить такой Билль о реформе, который оказался бы достаточно либеральным, чтобы удовлетворить широкую публику, но и достаточно консервативным, чтобы убедить его единомышленников. Эту трудновыполнимую задачу Дизраэли попытался решить с помощью принципа множественного голосования. По его первоначальному плану каждый глава хозяйства мужского пола получал право голоса, но некоторые категории избирателей (например, те, кто платил высокий налог или имел университетский диплом) могли голосовать дважды. Однако эти «чудные голоса», как их насмешливо называли, вызвали общее недовольство, и Дизраэли пришлось от них отказаться.

После ожесточенных споров, которые раздирали правительство первые месяцы 1867 года, Дизраэли решил продвигать законопроект, просто дающий право голоса главе хозяйства, но без множественного голосования. Эта мера приводила даже к большему расширению избирательного права, чем предлагалось в билле, ранее отвергнутом тори, и в результате три члена кабинета подали в отставку в знак протеста. Однако Дизраэли был уверен в своей правоте, поскольку законопроект предусматривал определенное техническое ограничение: регистрироваться в качестве избирателя мог только глава семьи, который сам платил налоги, в том числе поимущественный налог. Это исключало из числа избирателей большинство горожан, которые снимали жилье, поскольку обычно они платили налоги через своих домовладельцев. Такая практика называлась «компаундинг». Таким образом, согласно плану Дизраэли избирательного права лишились бы многие представители рабочего класса, живущие в городах.

Однако к этому времени Дизраэли уже успел уступить по стольким вопросам и настолько приблизился к победе, что не мог допустить, чтобы даже этот важный пункт его плана помешал пройти Биллю о реформе. Когда один из либералов предложил отменить положение о компаундинге, Дизраэли согласился, даже не обсудив это со своими коллегами. Новое изменение включило в число избирателей еще пятьсот тысяч человек, в результате чего даже некоторые радикалы посчитали, что билль, предлагаемый консерваторами, чересчур расширяет границы избирательного права. Однако тори, опьяненные ожиданием скорой победы — возможностью, как выразился Дизраэли, «уничтожить Гладстона и компанию», — поддержали своего лидера. В августе 1867 года Второй билль о реформе стал законом, и более миллиона англичан получили право голоса. По словам историка Гертруды Химмельфарб[82], «реформа избирательной системы 1867 года стала одним из решающих событий, а может быть, и самым решающим событием в новой истории Англии. Именно эта реформа сделала Англию демократической страной».

И главная заслуга, по общему признанию, принадлежала Дизраэли. Для консерваторов он стал героем дня, благодаря которому партия одержала самую крупную за двадцать лет победу в области законотворчества. Когда после какого-то важного голосования он появился в «Карлтон клаб», коллеги встретили его приветственными криками и провозгласили тост «за человека, который прошел всю гонку до конца, выбрал нужный момент, выдержал нужный ритм и вышел победителем». Дизраэли, по всей видимости, особенно пришлась по вкусу быстро распространившаяся свежая шутка: «Чем Гладстон похож на телескоп? Тем, что Дизраэли выдвинул его, посмотрел сквозь него, а затем задвинул обратно».

В то же время нельзя отделаться от подозрений, что Дизраэли привел консерваторов к победе, лишь отказавшись от консервативных принципов. Такова, по крайней мере, была точка зрения несгибаемого консерватора маркиза Солсбери. «Если триумф консерваторов заключается в том, чтобы воспринять принципы своих самых решительных противников, — писал он, — то осмелюсь сказать, что за всю истории консервативной партии она не добивалась столь выдающегося триумфа». Дизраэли, утверждал Солсбери, превратил партию в инструмент для удовлетворения собственного тщеславия: «Насколько я могу судить, единственно, к чему они стремятся всей душой, это получить должность премьер-министра для мистера Дизраэли».

Но даже это не было бы столь скверно, продолжал Солсбери, если бы не старая проблема — еврейство Дизраэли. «Имей я твердую веру в его принципы или его честность, или хотя бы принадлежи он по рождению или имущественному положению к английским консервативным классам, я мог бы примириться с тем, что он наделен властью, при условии что это не будет связано с определенной профессиональной деятельностью. Но он авантюрист и, как мне слишком хорошо известно, человек без принципов и чести». Мастерство политической игры, которое могли бы одобрить в тори по рождению, казалось крайне подозрительным в еврее: ведь, по определению, он мог быть только авантюристом.

Солсбери оказался не единственным критиком Дизраэли, занимавшим подобную слегка замаскированную антисемитскую позицию. Билль о реформе не имел ни малейшего отношения к религии вообще и религии Дизраэли в частности. Но любые нападки на Дизраэли его противников могли обернуться нападками на его национальность, будто любые сомнительные поступки Дизраэли объясняются его еврейством. Иногда об этом заявляли открыто — например, когда один член парламента от тори спросил, «как же он мог принять столь радикальную реформу дрянного еврея после того, как противился умеренной реформе доброго христианина», или когда поэт Ковентри Патмор[83] проклял «Тот год великого преступления, / Когда поддельные английские аристократы и их еврей, / Лишенные Богом разума, убили / Веру, которую дважды поклялись защищать». Другие критики прибегали к аналогиям с расистским душком, чтобы передать чужеродность Дизраэли: «Эфиоп не может поменять кожу», — заметил Гладстон.

В то же время Билль о реформе Дизраэли представляется не просто тактической уловкой, но воплощением принципов, которых он придерживался с давних времен. По существу, Дизраэли никогда не был реакционером, любыми силами противящимся изменениям. Он всегда оставался тори, поскольку верил, что именно тори были «национальной партией», которая наилучшим образом понимает нужды всего населения страны, включая рабочих и бедноту. В 1867 году в одной из речей, произнесенных по случаю победы консерваторов, Дизраэли сказал: «Когда партия тори вырождается в олигархию, она теряет свое влияние; когда государственные институты не выполняют свое предназначение, партия тори вызывает ненависть; но когда народ ведом его естественными предводителями <…> партия тори торжествует». Таким образом то, что избирательное право распространилось на рабочих, могло открыть дорогу в политику новой мощной консервативной силе. Убедить новых избирателей, что тори смогут лучше либералов защищать их интересы, — вот в чем состояла главная задача Дизраэли на следующем этапе его политического пути.

Вскоре Дизраэли уже мог пожинать плоды своей победы. В начале 1868 года пошатнувшееся здоровье вынудило Дерби покинуть свой пост. В следующем году он умрет. Дизраэли — а он только-только триумфально провел в парламенте Билль о реформе — с неизбежностью становился преемником Дерби на посту лидера консервативной партии, а значит, и премьер-министра консервативного правительства. Двадцать седьмого февраля его приняла королева Виктория, и он официально возглавил кабинет. Ему предстояло оставаться премьером всего лишь девять месяцев, и его партия была по-прежнему в меньшинстве. На следующих общих выборах в ноябре 1868 года, которые проходили уже на основе расширенного избирательного права, Гладстон и либералы нанесли консерваторам сокрушительное поражение. Но на короткий период — через сорок два года после выхода «Вивиана Грея», через тридцать шесть лет после первой попытки попасть в парламент и через двадцать лет после того, как он стал лидером консервативной партии, — Дизраэли достиг заветной цели. По обыкновению, он умерил пафос, говоря о своем триумфе. «Я все же дополз до верхушки скользкого столба», — сказал он небрежно.