Наперекор земному притяженью

На 102-й секунде слетел головной обтекатель. Процесс очень яркий — сход головного обтекателя. Получился толчок, хлопок, и обтекатель медленно пошел от «Взора»[2]. В это время прямо во «Взоре» видна была Земля. Очень хорошо, как раз не было облачности. Складки местности, лес видно, реки видно, реки большие. По-моему, Обь была в этом районе или Иртыш. Большая река, видно хорошо острова на этой реке. Складки местности такие крупные, овраги — все видно. Я вел репортаж.

Потом, на 211-й секунде, перегрузки растут, растут, и примерно так же, как первая ступень, выключается и вторая ступень. Тоже резкий спад перегрузок, резкое падение шума, и тут же — состояние невесомости. Причем по «Взору» можно наблюдать, идет ракета или нет…

Выключилась вторая ступень, спали перегрузки. Затем был глухой хлопок, и включилась третья ступень, причем так плавно-плавно, как будто она так подошла и нежненько, плавно стала набирать перегрузку.

Все время я наблюдал, вел репортаж. Видна была облачность, тень облаков на Земле. Землю видно очень хорошо, предметы на Земле хорошо различимы. Кончила работу третья ступень. Выключилась третья ступень так же резко, таким же хлопком. Затем, примерно через десять секунд, произошло разделение. Почувствовал я толчок, и началось медленное вращение. Стала Земля уходить влево и вверх.

Тут я увидел горизонт. Все время вел репортаж. Звезды, небо, совершенно черный цвет неба. Звезды немножко четче на этом черном фоне, такие светящиеся точки. Очень красивый горизонт. Вокруг Земли, у самой поверхности, нежный-нежный голубой цвет, затем постепенно темнеет, немножко фиолетовый оттенок приобретает и переходит в черный цвет. Такой нежный-нежный ореол вокруг Земли. Красивый очень.

В районе примерно градусов 30 северной широты я услышал «Амурские волны» — передавал Хабаровск. И на этом фоне телеграфные позывные «Весны».

Записи свои производил в бортжурнал. Над морем поверхность какая-то серая, неровная. За счет этих неровностей видно перемещение, и мне кажется, что сориентироваться над морем вполне возможно, привязаться к местности и сориентировать корабль для включения тормозной установки.

Затем продолжал полет уже без связи, связи не было. Произвел прием воды и пищи. Воду и пищу принял нормально — затруднений никаких я не наблюдал.

Чувство невесомости немножко непривычное. В земных условиях мы привыкли к какому-то определенному положению. Если сидишь, то спиной прижимаешься, а здесь получается такое ощущение, как будто висишь в горизонтальном положении на ремнях, на лямках. Тут ясно, что плотно подогнана привязная система, а она оказывает давление на грудную клетку, и поэтому, очевидно, создается такое впечатление, что висишь. Немножко необычно, но потом привыкаешь, приспосабливаешься.

Производил я и записи. На вопросы хотел ответить. Взял планшет, карандаша нет — улетел куда-то. Было ушко привернуто к карандашу шурупчиком. Шуруп вывентился, карандаш и улетел, осталось на шнурке одно ушко от карандаша.

В это время был уже в тени Земли. А еще до входа в тень Земли у меня все время производилась запись на магнитофон. Вход в тень Земли очень резкий, переход от света к тени. Причем такое ощущение, что Солнце заходит то в один иллюминатор, то в другой — приходится отворачиваться или прикрываться как-то, чтобы не попадало в глаза. А тут смотрю в один иллюминатор — ничего не видно, в другой — тоже темно. Думаю, что же это такое? Заметил по времени — вошел в тень. Корабль все время вращался с угловой скоростью примерно 2–3 градуса в секунду. Горизонта Земли не видно, звезд тоже не видно. Тут я сообразил, что, очевидно, иллюминатор был обращен на Землю. Но на Земле ничего не видно. А потом, когда иллюминаторы выходили на небо, то на черном фоне неба видны стали звезды. Иногда попадало в иллюминатор две-три звезды. Но созвездия определить очень трудно, невозможно, потому что проходит все очень быстро, и не все созвездие попадает в иллюминатор.

Включилась солнечная система ориентации, я доложил по КВ- и УКВ-каналам и продолжал полет… Я почувствовал, что угловое перемещение корабля изменилось, стало медленным, почти незаметным. В это время также производил доклад по КВ-каналу.

При подлете примерно к 40 градусам южной широты я не слышал Земли, абсолютно ничего не слышал, а к 40–45 градусам южной широты — слабо, на несколько секунд: пробивалась музыка, иногда удавалось слышать позывной «Весны». Меня телефоном вызывали. Я сразу включился на передачу. И потом, чем ближе к апогею подлетал, тем слышимость все улучшалась. И когда проходил мыс Горн в апогее, мне сообщили, что иду правильно, орбита расчетная, все системы работают хорошо.

Перед выходом из тени я более внимательно смотрел. Тут была такая вещь: иллюминатор был как раз под углом к горизонту, и перед самым выходом очень интересно был виден горизонт. По самому горизонту такая радужно-оранжевая полоса, цвет примерно как на скафандре, потом она немного темнеет, темнеет и цветами радуги переходит в другой — голубой цвет. И этот голубой цвет опять переходит в черный, совершенно черный цвет.

В это время производил доклады о системе ориентации. В системе ориентации давление постепенно падало, и к моменту запуска тормозной двигательной установки давление в системе ориентации упало примерно до 110 атмосфер. Производил записи на магнитофон, докладывал по телеграфу и телефону. Тут уже по КВ связь была хорошая, я слышал хорошо Землю, и, как я понял, меня хорошо слышали.

На 56-й минуте проходит первая команда. Ориентация уже идет четко: вращения корабля по крену, и то очень-очень маленькие. Затем проходит вторая команда. Опять доложил телефоном, телеграфом проход второй команды. Заметил давление в баллоне ТДУ, давление в системе ориентации, показания всех приборов, время прохождения этой команды, приготовился к спуску. Закрыл правый иллюминатор, притянулся, закрыл гермошлем и переключил освещение на рабочее.

Затем проходит третья команда точно в заданное время. Давление заметно падает, и — запуск. Как заработало, я услышал через конструкции, небольшой «зуд» передается на корабль. Я сразу засек время включения ТДУ. ТДУ работает, кончает работать, причем выключается резко — шум, перегрузка небольшая, и потом резкая невесомость. Я засек время работы — у меня получилось точно 40 секунд.

В момент выключения тормозной двигательной установки произошел резкий толчок, и объект начал крутиться вокруг своей оси с очень большой скоростью. Угловая скорость была градусов около 30, не меньше. Над Африкой произошло это. Я ждал разделения. По телефону доложил, что ТДУ сработала нормально, доложил давление в начале, давление в конце, время работы ТДУ.

Лечу, смотрю — северный берег Африки, Средиземное море. Четко все видно, все хорошо, все колесом крутится. Жду разделения, и разделение произошло приблизительно на 10-й минуте после работы тормозной двигательной установки. Разделение я резко почувствовал: хлопок, затем толчок, вращение продолжалось. Тут погасли все индексы на приборе контроля работ (ПКР), погас «Спуск-1», включилась только одна надпись: «Приготовиться к катапультированию». Заметно даже на глаз, что высота все-таки ниже, чем была в апогее: здесь уже предметы на Земле различаются резче.

Я закрыл светофильтры «Взора». Начинается вхождение в плотные слои атмосферы, причем вращается шар по всем осям с большой скоростью. Скорость была градусов 30 все время и после разделения сохранилась. Затем чувствуется, начинается торможение, какой-то слабый «зуд» идет по конструкции. Я уже позу для катапультирования занял, жду. Иллюминатор «Взора» закрыт шторкой, но по краям этой шторки появляется такой ярко-багровый свет. И слышно или потрескивание конструкции, пли, может быть, расширяется теплозащитная оболочка при нагреве. Чувствуется, температура высокая была. Здесь перегрузки были маленькие — единица, полторы. Потом плавный рост перегрузок, очень плавный. Колебания шара все время продолжаются. Солнце попадало в иллюминаторы, и по этим «зайчикам» я мог определить примерно, как корабль вращается. Но чувствуется, идет с подрагиванием. Перегрузки, по моим ощущениям, были за десять.

Был такой момент, примерно секунды две-три: в глазах начали расплываться приборы. И этот ник — небольшой, его продолжительность очень маленькая. Затем начинается спад перегрузок. Падают перегрузки, причем падают плавно, но более быстро, чем они нарастают. Думаю: сейчас, наверное, скоро будем катапультироваться. И здесь — очевидно, после перехода звукового барьера — слышен свист воздуха.

Настроение хорошее. Разделение произошло, как я заметил, и глобус остановился посередине Средиземного моря. Думаю: все нормально — дома сажусь. Жду катапультирования. В это время происходит отстрел крышки люка номер один: хлопок, и ушла крышка люка. Тихонько голову кверху повернул, и тут хлоп — выстрел, и я быстро катапультировался. Очень мягко и хорошо. Вылетел я с креслом, ввелся в действие парашют стабилизирующий. На кресле сел, как на стуле, — удобно, хорошо.

Я сразу увидел — река большая. Ну, думаю, тут больше других рек таких нет, значит, это Волга. Потом смотрю, что-то вроде города на одном берегу и на другом берегу.

Произошло катапультирование приблизительно около километра, может быть, даже меньше, от берега Волги. Думаю, ветерок сейчас меня потащит туда, буду приводняться в Волгу. Потом отцепляется стабилизирующий, вводится в действие основной парашют. И тут мягко так, я даже ничего не заметил, кресло ушло от меня, вниз пошло. Я стал опускаться на основном парашюте. Ну, на основном парашюте меня опять развернуло к этим городам, к Волге. Смотрю, один город большой на том берегу, здесь — поменьше.

Я вспомнил, что, еще когда учился в Саратове, прыгали мы за этим лесом, много летали. Там железная дорога, мост и длинная коса в Волгу к этому мосту. Думаю, наверное, Саратов. В общем, я приблизительно опознал.

Затем раскрылся запасной парашют. Наблюдал за местностью: видел, где приземлился шар — спускаемый аппарат. Белый парашют, шар лежит недалеко от берега Волги. Приземлился он на расстоянии примерно километров четырех от меня. Затем лечу, смотрю — справа от меня полевой стан. Там видно много народу, машины едут, дорога проходит. Дальше такой овраг, и за оврагом домик. Вижу женщину. Ну, думаю, сейчас я угожу как раз в этот самый овраг. Несет меня и несет, ничего не сделаешь. Купола красивые, я чувствую, все смотрят. Хорошо идет спуск. Потом я смотрю, приземляюсь как раз на пашню. Спиной меня несет, но трудно развернуться, не развернешься. Перед землей, метрах в 30, меня плавно повернуло прямо лицом. Ветерок метров 5–6. После посадки ногами ткнулся, собрался, покатился, ничего не повредив. Приземление очень мягкое было — на пашню. Я сам и не понял, как стою на ногах. На меня падает задний парашют, передний парашют пошел вперед. Я его погасил, снял подвесную систему. Посмотрел, все цело, жив-здоров.

Снял привязную систему с себя. За пригорочком этим полевой стан оказался. Вышел на пригорок, смотрю, женщина идет с девочкой ко мне. Метрах в 800 она была от меня. Я к ней иду. Смотрю, она шаги замедляет. Тут я начал махать, кричать: «Свой, свой, советский, не бойтесь, не пугайтесь. Идите сюда». Тогда опа неуверенно, тихонько ступает ко мне. Я подошел, сказал, что я советский человек, прилетел из космоса. Познакомились с пей. Я говорю: «Ну, идемте к парашютам. Я попрошу вас побыть здесь, никому не разрешайте трогать это место, а я схожу до полевого стана». Думаю, сейчас сниму скафандр и пойду туда. Только подхожу к парашютам, идут мужчины — трактористы, механики с полевого стана. Шесть человек подошли. Познакомились мы с ними. Я им сказал, кто я. Они говорят, что сейчас передают сообщение по радио. Мы с ними минуты три поговорили. Смотрю, подъезжает на ЗИЛ-151 майор Гасиев. Мы представились друг другу. Я попросил, как можно быстрее сообщить в Москву…»