Наперекор земному притяженью

Космонавт номер один

10 апреля в шестнадцать часов должно было состояться заседание Государственной комиссии. Предстояло обсудить результаты испытаний ракеты, корабля, готовность служб космодрома и, главное, решить: КТО ПЕРВЫЙ? Предварительное рассмотрение этого непростого вопроса уже состоялось. Комиссия согласилась с предложением руководства Центра подготовки космонавтов и медиков: первый — Юрий Гагарин, дублер — Герман Титов. Но жизнь есть жизнь. Все могло случиться.

В небольшом зале верхнего этажа монтажного корпуса собралось все руководство: Константин Николаевич Руднев — председатель Государственной комиссии, Мстислав Всеволодович Келдыш, Сергей Павлович Королев, Валентин Петрович Глушко, Николай Алексеевич Пилюгин, Алексей Михайлович Исаев, маршал Москаленко — главнокомандующий Ракетными войсками, руководство Военно-Воздушных Сил, генерал Николай Петрович Каманин, Евгений Анатольевич Карпов, Владимир Иванович Яздовский, Олег Георгиевич Газенко… И конечно, именинники — космонавты. В зале суетились кинооператоры. Володя Суворов буквально впился в видоискатель своей камеры. Волнуется, побледнел даже…

В тот день, в ту минуту не думалось ни о чем другом, а вот сейчас, написав эти строки, посмотрел я на фотокарточку, отпечатанную с тех кинокадров и хранимую как дорогую реликвию, и вспомнился Николай Петрович Каманин…

Когда он появился на нашем «космическом горизонте» и я увидел его, то сразу узнал, хотя встретился с ним впервые. Вспомнилось детство. 1934 год. У нас во дворе все играли в челюскинцев. Тогда я был Каманиным, а мой друг, соседский мальчишка, — Ляпидевским. Через дорогу жили такие же, как мы, Молоков, Водопьянов. И мы тоже спасали челюскинцев… Далекий 1934 год! И вот теперь Николай Петрович Каманин… Космос… «Восток»…

Вспомнилось и другое… Великая Отечественная. 1943 год. Ожесточенные бои на Харьковщине, освобождение городов многострадальной Украины. Наш корпус действовал в составе знаменитой 38-й армии, которой командовал талантливый полководец генерал-полковник Кирилл Семенович Москаленко. Знали мы, что командовал он и 1-й танковой, и 1-й гвардейской армиями, а потом снова своей 38-й на Юго-Западном направлении…

Судьбе угодно, чтобы в жизни моей случились эти встречи и с генералом Каманиным, и маршалом Москаленко через много лет на космодроме. И я благодарен судьбе за это.

Умолкли в зале негромкие разговоры, затихли возившиеся кинооператоры. Поднялся Константин Николаевич Руднев.

— Товарищи, разрешите открыть заседание Государственной комиссии, — Слово о готовности ракеты-носителя и космического корабля «Восток» имеет Главный конструктор академик Королев Сергей Павлович.

Я внимательно смотрел на него. Да не только я. Все сейчас смотрели на человека, который не побоялся взять на себя ответственность перед партией, правительством, перед всем советским народом за подготовку корабля, за осуществление полета на нем. Первого в мире полета…

Он поднялся. Внешне казался очень спокойным. Как всегда, негромко, без всякого пафоса и торжественности начал говорить:

— Товарищи. Намеченная… — он на секунду запнулся, но тут же продолжил: — В соответствии с намеченной программой в настоящее время закончена подготовка многоступенчатой ракеты-носителя и корабля-спутника «Восток». Ход подготовительных работ и всей предшествующей подготовки показывает, что мы можем сегодня решить вопрос об осуществлении первого космического полета человека на корабле-спутнике…

Несколько десятков слов. Так лаконично, строго по-деловому был подведен итог гигантской работе. Сколько дел и событий за этими словами! Вся история нашей космической техники: мечты Константина Эдуардовича Циолковского, энтузиазм гирдовцев, везших на площадке трамвая завернутую в материю первую ракету, первые управляемые ракеты 50-х годов, первая межконтинентальная, первые спутники, первые «лунники», тяжелые корабли-спутники и вот, наконец…

Никто и нигде не совершал подобного. Это сделал коллектив единомышленников, объединенных одним стремлением, одним желанием, спаянный воедино исключительной волевой и эмоциональной заряженностью Главного конструктора — Сергея Павловича Королева.

— Слово для доклада о готовности космонавтов предоставляется генералу Каманину Николаю Петровичу.

Каманин встал. Минуту стоял молча. Только щеки чуть покраснели.

— Трудно из шести выделить кого-либо одного, по решение нам нужно было принять. Рекомендуется первым для выполнения космического полета назначить старшего лейтенанта Гагарина Юрия Алексеевича. Запасным пилотом назначить Титова Германа Степановича.

И… шквал аплодисментов.

11 апреля Николай Петрович Каманин в своем дневнике записал:

«…Утром были на стартовой площадке. Проверка всего комплекса ракеты показала, что все обстоит благополучно. Сергей Павлович Королев попросил почаще информировать его о состоянии космонавтов, об их самочувствии, настроении.

— Волнуетесь за них?

На мой вопрос он ответил не сразу. Видимо, сказывается привычка не бросать пустых, необдуманных фраз.

— А как вы думаете? Ведь в космос летит человек. Наш, советский, Юрий.

Помолчав немного, добавил:

— Ведь я его знаю давно. Привык. Он мне как сын.

Такой сердечной откровенности от Сергея Павловича, обычно сосредоточенно-сдержанного, деловитого человека, я еще не видел».

Когда кончилось 11 апреля и началось 12-е, мы не заметили. На востоке небо начало алеть. С верхнего мостика стартового устройства открылась бескрайняя степь. Облака висели над ней нежно-розоватыми комочками. Предрассветный ветерок настойчиво лез под куртку.

На нижних этажах стартового устройства — площадках обслуживания — работают ракетчики. Идет заправка ракеты топливом для ее двигателей. В самом низу, на «козырьке», несколько человеческих фигурок. С высоты они маленькие-маленькие. Но узнать можно. Помню, Сергей Павлович отошел от небольшой группки, посмотрел вверх, махнул рукой. Я спустился на лифте вниз.

Королев казался спокойным. Но очень уставшее лицо, уставшие глаза. Чуть улыбнувшись, кивнул мне:

— Ну как дела, старик?

— Все в порядке, Сергей Павлович, ждем.

— Знаю, что все в порядке… Я, пожалуй, поеду туда, к ребятам, посмотрю, как у них подготовка идет.

И он пошел к своей машине. Понял я, что волнуется Главный, сильно волнуется, что хочет занять чем-то паузу, а занять лучше всего делом… Автобус с космонавтами должен был прибыть через час. Я медленно пошел по «козырьку» вокруг ракеты. Подошел один из наших испытателей, давний мой приятель:

— Что, хороша? Любуешься?

— Хороша, Святослав, очень хороша!

— Давай пройдемся немного, пока автобус не приехал.

Мы спустились с козырька и по дороге, кольцом окружавшей стартовое устройство, пошли вокруг. Говорить ни о чем не хотелось. Да, вот стояла наша ласточка, ждала старта. А сколько людей ждали этого момента в то утро?

Ждали радисты на командно-измерительных пунктах, еще и еще раз проверяя передатчики, приемники, антенное хозяйство…

Ждали операторы, кому надлежало держать связь с космонавтом, еще и еще раз проверяя свою аппаратуру…

Ждали летчики поисково-спасательных групп в районе приземления и еще в нескольких местах, проверяя еще и еще раз моторы и оборудование самолетов, вертолетов…

Ждали баллистики, еще и еще раз проверяя сложнейшие средства координационно-вычислительного центра…

Ждали люди в Крыму, в Москве и Ленинграде, на Кавказе и в Средней Азии, в Сибири и на Дальнем Востоке…

Обойдя ракету кругом, я поднялся на верхний мостик, к кораблю. Наши монтажники — Володя Морозов и Коля Селезнев, облокотись на перила, смотрели вдаль, туда, откуда должен был появиться голубой автобус. Минут через десять подъехали автомобили с членами Государственной комиссии. Вернулся Сергей Павлович. По плану в шесть часов утра близ стартовой площадки, в «банкобусе», должно было состояться последнее предпусковое заседание Госкомиссии. Сверху хорошо было видно, как фигурки людей потянулись в ту сторону.

Незаметно прошел час. И вот на бетонке показался автобус. Все ближе, ближе. Остановился он почти у самой ракеты. Внизу все руководство с нетерпением не меньше нашего ждало этого момента. Минута на лифте — и я был внизу. Открылась передняя дверка, и в ярко-оранжевом скафандре показался Гагарин. Несколько шагов, рука, неуклюже поднесенная к гермошлему.

— Товарищ председатель Государственной комиссии, летчик-космонавт старший лейтенант Гагарин к полету на первом в мире космическом корабле-спутнике «Восток» готов!

Королев смотрел на Гагарина добрыми-добрыми главами, как может смотреть только отец на любимого сына, провожая его в трудный и опасный путь, и ни словом, ни взглядом не показал своего волнения и тревоги.

— Ну, Юрий Алексеевич, пора. Нужно садиться.

Обнялись. Я стоял рядом и, слегка поддерживая Гагарина под локоть, пошел вслед за ним к лифту. Поднялись по лестнице к площадке. Здесь Юрий на минуту задержался, повернулся к провожающим, поднял руки, посылая им свой привет.

В кабине лифта мы трое: Гагарин, Востоков и я. Две-три минуты подъема — и верхняя площадка. Открываю дверцу. Прямо в лицо — яркий свет ламп: уже и сюда поспел Володя Суворов. Стрекочет камерой, прильнул к 242

видоискателю, как к прицелу. Спешит — дубля таким кадрам не сделаешь.

Прошли к люку. Гагарин заглянул внутрь.

— Все в порядке, «первый сорт», как СП скажет, — не преминул доложить Володя Морозов.

— Раз так, садимся, — улыбнулся Гагарин.

Востоков с одной стороны, я с другой помогли Юрию подняться, закинуть ноги за обрез люка и лечь в кресло. В этот момент всплыло в памяти- первый приход космонавтов в цех, первое наше знакомство, Юрий Гагарин садится в кабину корабля…

Я отошел чуть в сторону, чтобы не мешать Востокову колдовать над привязной системой и креслом. Устроившись, Гагарин начал проверку радиосвязи:

— Как слышите меня?.. Вас слышу хорошо… Вас понял: приступить к проверке скафандра.

Я заглянул внутрь кабины. Юрий почти автоматически делал все, что было многократно отрепетировано. Востоков довольно улыбался.

Минут через пять Гагарин доложил:

— Проверку скафандра закончил.

Вскоре он переключил линию радио на телефоны гермошлема, и мы уже не могли слышать вопросов, задаваемых ему, но по его ответам было понятно, что с ним говорили его товарищи из отряда космонавтов. Говорил и Сергей Павлович.

Я посмотрел на часы. Семь часов пятьдесят минут. Надо прощаться с Юрой и закрывать люк. Что-то хочется еще сказать. Но все сказано. Обнял Юрия, насколько позволяли размеры люка, пожал руку, похлопал по шлему.

— Давайте…

Мгновение — и Володя Морозов с Колей Селезневым накинули крышку на замки. А их тридцать. Руки, словно автоматы, быстро навинчивали гайки замков. Володя Морозов специальным, так называемым моментным, ключом подтягивал каждую из них. Первая, пятнадцатая, седьмая, двадцать третья… Некогда смотреть на часы. Секунды отстукивали в висках толчками крови. Последняя! Опустили облегченно руки. И тут же тревожный, настойчивый сигнал телефонного зуммера. Взволнованный голос: