Исповедь

Ваш любимый девиз — DE OMNIBUS DUBITANDUM

Доводилось ли читателю встречать иронические стихи про некоего живущего рядом с нами счастливца, который остается счастливым ровно до той поры, пока не закрадывается в душу к нему «неприятный червячок» сомнения — и тут начинается «сплошная маета», «бессонница», «неврозы», образуется «трещина в семье» — словом, дело подходит к последней черте терпения. Стоит, однако, покончить со «зловредным червячком» — «И герой наш — не герой, не гений, вновь свободно коротает век»; ясна и мораль сатирика: «Человек, не ведающий сомнений, стало быть, счастливый человек».

Воспринимая подобные резоны, мы можем представить себе, какой силой духа, какой мощью должна обладать натура, дерзко вознесшаяся над сонливым будничным покоем, осознанно жаждущая жизнепроявления по бескомпромиссному закону: подвергай все сомнению!

Еще в начале своего пути Маркс приходит к убеждению, что обрести новый мир можно «только посредством критики старого мира», что исчерпало себя время бесплодного мудрствования, когда философы «имели в своем письменном столе разрешение всех загадок, и глупому непосвященному миру оставалось только раскрыть рот, чтобы ловить жареных рябчиков абсолютной науки»; что философия становится мирской, а само философское сознание уже формируется и раскрывается в водовороте борьбы. Новое направление, которое прокладывает будущий учитель коммунизма — не намеренное провозглашение «раз навсегда готовых решений для веек грядущих времен»; он считает бесполезным умозрительное «конструирование будущего»; оно видит свою настоятельную задачу в «беспощадной критике всего существующего, беспощадной в двух смыслах: эта критика не страшится собственных выводов и не отступает перед столкновением с властями предержащими».

Вот откуда начинается ариаднина нить Марксова поиска великих человеческих истин и справедливого человеческого мира. Его сомнение — всегда открытие, его критика — всегда созидание. Он будто специально позаботился о том, чтобы как можно легче, даже внешне, прослеживалась эта нить в каждой из вершин его творчества.

Критика, критика, критика! — провозглашают титульные листы его книг. В самом деле, припомним: одна из первых принципиальных работ двадцатипятилетнего Маркса названа «К критике гегелевской философии права». «Святое семейство», первое совместное произведение двух воинствующих материалистов, остроумно представляется как «Критика критической критики против Бруно Бауэра и компании» — в этом изысканном интеллектуальном бичевании читатель находит подлинное пиршество ума, образ «критики» претерпевает здесь такие метаморфозы, что этому мог бы позавидовать сам Овидий. Далее, «Немецкая идеология» — труд, разрабатывающий принципы исторического материализма, обозначен как «Критика новейшей немецкой философии в лице ее представителей Фейербаха, Б. Бауэра и Штирнера и немецкого социализма в лице его различных пророков». Знаменитый пролог к «Капиталу» назван «К критике политической экономии», да и сам «Капитал» имеет свое второе имя — «Критика политической экономии»…

Весь дух марксистской критики обусловливает конструктивный пересмотр существующих социальных концепций, анализ и синтез того, что создано всем предшествующим развитием человеческой мысли. Не случайно В. И. Ленин обращает внимание молодых строителей коммунизма на то, что Маркс все критически переработал, «ни одного пункта не оставил без внимания». Да. Маркс не приступает к пересмотру ни одного пункта, ни одной проблемы, прежде чем они не будут им самим «глубоко прочувствованы и пережиты». Лафарг подчеркивает, что научная совесть гениального мыслителя была исключительно строга.

Прежде всего он вменяет себе в непременную обязанность самое основательное, доскональное, исчерпывающее исследование предмета, который ему предстоит препарировать в своей творческой лаборатории. Вспомним еще раз тома-конспекты, рабочие тетради Маркса, которые лучше всего характеризуют его оснащенность; к ним он постоянно обращается как к надежному подспорью. В ту зиму, когда родилась Элеонора, он перечитывает собственные тетради по политической экономии — «если не с целью обработки материала, то, во всяком случае, с целью овладеть им и иметь в готовом для обработки виде», — не соразмерив режима, дочитывается до «сильного воспаления глаз». Именно детальность исследования проблем на многие годы задержала появление второго тома «Капитала» — «у него, как всегда, — говорит Энгельс, — должны были быть собраны полностью все материалы вплоть до последнего дня». Оставив тысячестраничную рукопись второго тома, Маркс оставил также и горы переработанной им литературы — «по одной только русской статистике более двух кубических метров книг».

В своем нравственном кодексе ученого Маркс особенно выделяет научную добросовестность… «Мне свойственна еще та особенность, — признается он, — что если я вижу что-нибудь уже написанное мной месяц спустя, то оно меня уже не удовлетворяет, и я снова все полностью перерабатываю».

У кресла Маркса.

«Маркс умер сегодня». Телеграмма Ф. Энгельса Ф. А. Зорге.