Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

* * *

Однако реальность оказалась суровее грёз. Вдруг выяснилось, что торговля тем же Лафонтеном могла стать прибыльной при условии, что его продажная цена составит не менее двадцати франков за книженцию. Для кого-то подобная цена, возможно, показалась бы мизерной, но только не для среднего обывателя. Поэтому безумная цена отбила охоту приобрести «фолиант» даже у самых фанатичных читателей. Следовательно, об очередях в книжных лавках можно было забыть. От Лафонтена и Мольера бальзаковского творения очкарики-книгочеи демонстративно воротят нос. За целый год Бальзак-коммерсант сумел сбыть всего лишь… двадцать томов. Невероятно!

Это был провал. Чтобы как-то выправить положение, Оноре наконец догадывается снизить цену: сначала до тринадцати франков, а потом – и до двенадцати. Однако проклятые книги по-прежнему пылятся на складе, их никто не берёт. Бизнесмен в отчаянии…

Вообще, какой-нибудь биржевой делец на его месте уже давно бы приставил к виску дуло «кухенрейтора», после чего с облегчением нажал на курок. Но только не Оноре! Впрочем, такая мыслишка всё же была: пистолет ко лбу – и нет проблем. Хотя – тс-с… Ведь подобное, понимает Бальзак, явно для слабаков. Понимает и другое: хладнокровная игра с вертлявой Фортуной в кошки-мышки стала для него чем-то вроде привычки. Серьёзная неудача, размышляет Оноре, всего лишь следствие ошибочной тактики, но не стратегии в целом: он сделал неверный ход, отсюда и поражение.

Была уже полночь, когда неожиданная мысль вытолкнула романиста из постели: нет, не сами книги, а их печатание – вот где корень зла! И если… и если всё совместить – да-да, именно совместить!.. тогда… Эврика! Вот она, формула успеха книжного бизнеса от Бальзака:

написание + издание + продажа = высокая прибыль.

До утра уснуть не пришлось (а он, к слову, уже привыкал не спать ночами). Голова, словно раскалённый чугунок, переваривала всё то гениальное и бредовое, которое, варясь и перемешиваясь, извергало пар. «Везувий мыслей» утихомирился лишь после доброй порции (десяти чашек? двадцати?) спасительного кофе. Браво, браво, мсье Бальзак! Вы, сударь, неисправимый оптимист. Вы – гений!