Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

* * *

«4 июня 1826 г.

Я, нижеподписавшийся, владелец типографии в Париже, извещаю настоящим, что переношу свое местожительство и свое предприятие на улицу Марэ, № 17, в Сен-Жерменское предместье. О. Бальзак»{97}.

Даже если ты, уважаемый читатель, не дружишь с алгеброй, тем не менее, уверен, готов задать вопрос: а на какие, собственно, деньги нашему герою удалось начать собственное дело? Тем более что и не с нуля вовсе, а с минус пятнадцати тысяч долга, повисших после эпопеи с Лафонтеном? А вот и суровая арифметика: 30 000 франков ушло на патент и типографию; 12 000 – в качестве гарантии наборщику Барбье, который, к слову, сильно сомневался, начинать ли ему очередную авантюру с этим отчаянным парнем, у которого, видимо, что-то с головой. Да, и вспомним, что в халупу, приобретённую Оноре у ремесленника в переулке Марэ, следовало вкладывать и вкладывать. Так что на выходе получилось аж за пятьдесят тысяч франков! И эти, минус пятнадцать тысяч. Каково? Повторюсь: другой какой давно б в петлю иль за пистолетом…

Теперь – откуда денежные ручейки?

Перво-наперво – преданные родители. Бернар-Франсуа и его благоверная, как ни покажется странным, в этот раз всё восприняли всерьёз. Ещё бы! Это ведь не какая-то жалкая писанина. На кону – типография, серьёзное дело, а по факту – фабрика. Солидное предприятие, пусть и крохотное, но дебет-кредит, какое-никакое производство. В общем, шутки в сторону, господа. А так как людьми они являлись степенными и зажиточными, то их двести тысяч из личных закромов пришлись как нельзя кстати[29]. (Можно только догадываться, как красноречиво убеждал их сынишка добровольно лишиться части нажитого, вложившись в своё опасное предприятие.)

Поручительство, подписанное отцом, сыграло свою роль, и близкая знакомая семьи, Жозефина Делануа, прибавляет к оборотному капиталу ещё тридцать тысяч. Плюс ко всему этому – догадайтесь сами. Правильно: остальное добавила самая преданная – мадам де Берни. «Она приходила каждый день, как благодатная дрема, усыпляющая все горести».

Всё. Далее следовало работать и надеяться на лучшее. Оставалось всего лишь… разбогатеть!

А разбогатеть очень хотелось. Хотя, такое впечатление, что, заполучив типографию и заручившись финансовой поддержкой близких и друзей, Бальзак уже с самого начала почувствовал себя богачом. С первых же дней работы своей типографии так называемая контора управляющего (читай – офис) расположилась чуть выше, на втором этаже мрачного здания, которому, как об этом мечтал Оноре, суждено будет стать неким центром столичного книгопечатания.

«…Железная винтовая лестница, – пишет Стефан Цвейг, – ведет на второй этаж, где новый патрон оборудовал себе квартиру – передняя, темная кухня, крохотная столовая, украшенная ампирным камином, и, наконец, собственно жилая и рабочая комната с маленьким альковом. Это его первый настоящий очаг, и Оноре прилагает много любви и стараний, обставляя свою квартирку. Он обтягивает стены голубым перкалем, выстраивает в шеренгу изящно переплетенные книги и расставляет недорогие безделушки. Словом, делает все, что только может, чтобы порадовать взор своей преданной и верной помощницы, которая изо дня в день посещает Бальзака в эти самые трудные его годы»{98}.

Ба, да наш Оноре сибарит! Он явно неравнодушен к роскоши. А ещё желает порадовать изяществом своего нового жилища мадам де Берни. Лора, безусловно, гордится «отважным капитаном», которому пока удаётся справляться с сонмом наборщиков, посыльных и грузчиков (в типографии почти четыре десятка рабочих). Он выписывает счета, делает распоряжения и даже – невероятно! – покрикивает. Нет, это, конечно, не «свистать всех наверх!», но, если понадобится, понимает Лора, может крикнуть и нечто покруче. И это при том, что гроссбухи, счета и балансовые отчёты – явно не его стихия. Да что там: бедолага в этом ничего не смыслит! А потому Оноре сильно рискует.

Графиня, правда, особо не вникает в тонкости бизнеса обожаемого ею молодого человека – женщине это без надобности, лишь был бы счастлив возлюбленный. Видя внимание Лоры, Оноре очень старается, дабы не ударить лицом в грязь. А в душе считает себя не «капитаном» вовсе (это слишком мелко!), а самым что ни на есть адмиралом, под началом которого целых семь кораблей – настоящих печатных станков, основная задача которых – поддерживать на плаву всю эскадру. То есть бесперебойно работать. А настоящая работа – когда всё шумит, тарахтит и вертится; когда всё в движении – даже сам «командующий эскадрой».

Умение ловить парусами нужный ветер – то основное, от чего зависит скорость движения. А нужный ветер – это выгодные заказы. Чем сильнее натянуты паруса, тем легче двигаться в заданном направлении. Ну а цель одна — прибыль! И не важно, откуда ветер: зюйд, ост, норд или вест. Тугие паруса – залог успеха. Именно поэтому мсье Бальзак берётся за любой заказ, будь то рекламный буклет, инструкция по выведению глистов, уроки «Искусства повязывать галстук» или гигиеническая памятка для квартала «красных фонарей». В этой пёстрой куче (речь о заказах) можно найти всё – от поздравительных открыток до озорных частушек какого-нибудь повесы-стихотворца. Всё в паровой котёл, движущий флотилию вперёд. Чтоб не притормозить, не остановиться, не впасть в отчаяние… Это и есть бизнес.

К слову, там же, в типографии Оноре, Альфред де Виньи[30] выпустит третье издание своего нашумевшего романа «Сен-Мар, или Заговор времен Людовика XIII».

Вспоминая Бальзака-типографа, де Виньи писал: «Я видел его лишь три раза в жизни, но всегда уважал в нем упорство и настойчивость, с которыми он трудился, несмотря на природу, никакими дарами не облегчившую ему жизнь, несмотря на публику, которая с презрением отнеслась к первым его сочинениям. Впервые я встретился с ним как с типографом; он вручал мне гранки второго издания “Сен-Мара”. Тогда это был очень грязный и очень худой молодой человек, очень говорливый, чьи сбивчивые речи трудно было разобрать, отчасти из-за пены у рта, в котором было слишком много слюны и совсем не было верхних зубов»{99}.

Впрочем, было отчего и тревожиться. Ведь основная задача адмирала заключается не в управлении парусами и вёслами, а совсем в другом: не сбиться с намеченного курса. Ибо, не зная, к какому берегу дрейфовать, велика вероятность наскочить на рифы. Тем более что в истории Бальзака с типографией имелось одно «но»: романист на поверку оказался блестящим матросом (быть может, даже боцманом!), но как адмирал показал свою полную профнепригодность. Сам того не ведая, он гнал несчастную флотилию туда, куда гнать как раз не следовало – на те самые рифы. Хотя, если бы внимательно всмотрелся в подзорную трубу, то быстро бы обнаружил неладное: впереди маячил огромный утёс!

Первым почувствовал опасность осторожный мсье Дассонвиль. Он категорически отказался участвовать в деле, если здание и оборудование не будут принадлежать лично ему! Ничего не подозревающие компаньоны согласились, после чего Бальзак и Барбье стали арендовать у Дассонвиля типографию за пятьсот с лишним франков в год. Как говорится, дружба дружбой, а табачок врозь!

А вскоре ударил настоящий ураган: в который раз Бальзака подвели компаньоны.