Дневник отчаяшегося

2 июля 1944

Сегодня, возвращаясь на велосипеде из Штайна, я наткнулся на группу молодых женщин — фабричных работниц. Это северные немцы, которые были эвакуированы сюда и «трудоустроены» (если воспользоваться этим красивым словом из лексикона современного торгашеского немецкого) в химической промышленности долины Альц… они маршируют, перебирая ногами, как и весь народ, в военном строю, выглядят такими неловкими, уродливыми, лишенными всякого женского изящества, как принято в Союзе немецких девушек. Они тащатся, как стадо коров со светлыми косами, и если я так много говорю о них, то только из-за песни, которую они напевают…

Это какая-то пошлая чепуха в знакомом рубленом ритме, заимствованном у большевиков, которым мы обязаны музыкальным нацистским поставщикам двора, но примечателен припев…

Где из окон опер
Бьет огонь шальной,
Там родной мой город,
Там мой дом родной.

Любопытный текст, в конце концов! Один вопрос показывает, что эти непривлекательные существа с одутловатыми лицами, с обязательными светлыми косичками на плечах, родом из Ганновера, где оперный театр действительно сгорел. Является ли это оппозицией, самоиронией, протестом или просто превращением в коров, к которому нацисты подталкивали немецких женщин последние двенадцать лет, не осмеливаюсь решить. Скорее всего, это симптом общего оболванивания. — Кстати, на вокзале в Траунштайне я разговариваю с несколькими знакомыми мне членами Венского филармонического оркестра. Они, однако, сохранили свою живость и гневный протест и обращают мое внимание на забавный вариант донесения вермахта, о котором шепотом рассказывают друг другу в Мюнхене:

Сообщение от бессловесной службы:
Из штаба обойщиков:
Донесение вермахта пока не врет.

Очень мило, без сомнения, очень мило. Конечно, я бы предпочел, чтобы немецкий протест выражался в партизанских формированиях, а не в этих более или менее остроумных шутках, которые лишь отражают всю нашу беду, трусость, летаргию, вполне успешную нацистскую эмаскуляцию немецкого народа.

Кстати, не хочу быть слишком несправедливым. Как в районе Мурнау, так и около Санкт-Иоганна в Пинцгау, говорят, недавно появились баварские и австрийские партизаны, банды дезертиров и беглого городского пролетариата. От скольких страданий мы избавили бы мир, если бы раньше приступили к делу! Я снова вернулся к старой загадке, которая не дает мне покоя уже одиннадцать лет. Анализируя немецкий массовый психоз, генера-лов, которые позволили себе физическое насилие со стороны герра Гитлера без того, чтобы застрелить этого заплесневевшего отставного плотника с мюнхенской Барерштрассе (что может потерять шестидесятипятилетний старик, кроме своего достоинства?), этих стигматизированных женщин, его фанатичных поклонниц. Анализируя ситуацию с детьми Грегора Штрассера, которого герр Гитлер убил летом 1934 года после путча Рёма… с теми одиннадцатилетними детьми, отец которых был убит, но которые спустя четыре недели после убийства заявили: «Это сделал фюрер, а то, что делает фюрер, всегда правильно». О, гигантский психоз, немыслимое массовое опьянение, за которым последует самое гигантское в мире похмелье! Вот он, продукт радио, массового одурманивания, продукт всех этих технических аппаратов, которые приводят к возникновению социальных кварталов, к мании величия масс, к полной термитизации человечества и в итоге — этот факт нельзя упускать из виду — к унижению и недееспособности настоящей интеллигенции. Я, знающий Америку и немного Советскую Россию, о которой в данном контексте не стоит упоминать, стою на том, что в Германии сегодня обитает самый инфернальный сброд в мире.

Сброд, который, заметьте, принадлежит не к пролетариату, а к мелкому чиновничеству, к учителям начальных классов, к почтовым служащим среднего звена… тот самый адский средний класс, который Зомбарт[227] назвал камнем преткновения для любого реального развития. А Ортега-и-Гассет написал книгу под названием «Восстание масс», которая в сегодняшней Германии подвергается остракизму и, кстати, соотносится с поистине жирондистским духом крупной буржуазии.

Нам, готовящим историографию Третьего рейха, придется назвать ее «Восстание почтальонов и учителей народных школ».