Неизвестный Бондарчук. Планета гения

– Алик, я же поздно узнал, что ты приедешь! Извини. Вот, кое-какой колбаски достал …

– Сергей Федорович! Это вы извините. Я был уверен, что уж для вас-то есть какой-нибудь правительственный распределитель…

– Те, кто от народа высоким забором отгородились, это у них особый распределитель. Многие считают, что Бондарчук в ЦК КПСС ногой дверь открывает – враньё! Мы простые люди.

Вот, в чисто бытовом плане. А в творческом плане – ведь вся «итальянская история» картины Бондарчука «Тихий Дон» началась с меня.

25 лет я вынашивал замысел фильма о великом хромом полководце, основателе легендарной династии Тимуридов Тамерлане. Однажды Международный кинофестиваль в Ташкенте (был в советское время такой смотр кинематографа стран Азии, Африки и Латинской Америки) навестил великий итальянский режиссёр Микеланджело Антониони, посмотрел мои фильмы, а потом у себя в Италии в интервью упомянул обо мне и о моей мечте сделать картину о Тамерлане. И в 1989 году явились два продюсера, два молодых неаполитанца и, как выяснилось в дальнейшем, два авантюриста – Энцо Рисполи и Джузеппе Коломбо – и заявили, что готовы осуществить этот мой проект. Под «Тамерлана» они взяли большие деньги в банке Италии, и ещё получили гарантии от руководства республики Узбекистан и от Центрального банка Советского Союза. Начали мы сотрудничать, и вдруг они говорят:

– Давай делать ещё что-нибудь крупное.

– То есть хотите, чтобы у вас параллельно и над другими кинопроектами работа шла?

– Точно! Хотим!

– Есть интереснейшая тема – «Чингиз-хан», картину может сделать Толомуш Океев, мой друг, талантливый киргизский режиссёр. А еще есть величайший режиссёр современности Сергей Бондарчук, он сейчас без работы.

Что его на «историческом» Пятом съезде оклеветали, оскорбили и, как ни защищал его Никита Михалков, сделали всё, чтобы оставить без дела, – в такие подробности я с итальянцами не вдавался – просто сказал, что у Бондарчука есть грандиозный замысел: «Тихий Дон», и это будет его новый шедевр. Они встретились, договорились, и у нас пошло уже три проекта. А кончилось тем, что после распада СССР мой проект «Тамерлана» лопнул, и картину о Чингиз-хане вместо Океева снял американский режиссёр. А Сергей Фёдорович продолжал создавать свой «Тихий Дон», даже в дни августовского путча 1991 года съёмки не остановил.

В 1992 году я с семьёй перебрался жить в Италию. Когда Бондарчук приступил к монтажу картины, общались с ним в Риме. Звонит поздно ночью:

– Алик, что делаешь?

Да разве я мог сказать, что сплю?!

– Читаю.

– Алик, я тебе звоню из «Матросской тишины»!

Они с Ириной Константиновной жили в шикарном дорогом отеле – в центре Рима, на площади Испании есть отель-резиденция, там квартирная система: на втором этаже спальня, на первом – столовая, кухня, еще есть внутренний дворик. Вдруг на «Тихом Доне» возникли осложнения, весь проект заблокировался, у итальянцев деньги кончились, пошли бесконечные выяснения. Бондарчук месяц сидит, два сидит, работа не идёт, монтаж остановился, и он эту свою роскошную резиденцию прозвал, как известную московскую тюрьму – «Матросская тишина»! Бывало, приедем к нему, у Ирины Константиновны, как всегда, всё с пылу, с жару, даже русские блины – горочкой, прекрасная она хозяйка. Сядем за стол, поговорим:

– Как по-твоему, дальше-то что будет?

– Сергей Фёдорович, им некуда деваться, они потратили десятки миллионов долларов, всё уладится, надо потерпеть.

Я ведь видел материал «Тихого Дона». Сергей Фёдорович монтировал на студии «Чинечитта» и однажды сказал: «Приходи в монтажную, покажу кое-что». В коридоре студии встречает меня Ирина Константиновна. Она рядом всегда, удивительный она человек, оберегала его от всяких стрессов, отрицательных эмоций, такие ему условия создавала, что ей при жизни за Сергея Фёдоровича надо памятник ставить. Провожает она меня до монтажной:

– Алик, у него конфликт с итальянским монтажёром, больно человек неприятный. Как-нибудь надо бы сгладить…

Захожу в монтажную, смотрю, Сергей Федорович сидит насупившись, а за монтажным столом – какой-то старик, говорили – самый лучший монтажёр итальянского кино. Я, как ни в чём не бывало:

– Сергей Фёдорович, по вашему зову на просмотр прибыл!

Этот дед ушел, и он показал мне один смонтированный эпизод. Это сцена на конюшне, когда Дарья соблазняет старика Мелехова. Пантелея Прокофьича Мелехова играет очень сильный американский артист Мюррей Абрахам, Дарью – Наташа Андрейченко. Горячая сцена, шальная, но никакой пошлости. По режиссуре снято мастерски и актёрски исполнено прекрасно. Я только и мог сказать:

– Сергей Фёдорович, потрясающе!

– А что? Думаешь, а я уже – что? В тираж вышел?

И ещё показал батальные сцены: мощно всё сделано, как только Бондарчук умел.

Почти два десятка лет прошло, а Сергей Федорович, как живой перед глазами:

– Алик! Ты же видел материал, а мне этот старый хрен монтажёр: «Не трогайте! Я потом покажу». Я же каждую монтажную склеечку привык делать сам.

Очень он переживал, мучился. Думаю, эта история с «Тихим Доном» стала его гибелью. Когда начались неурядицы, когда команда этих авантюристов объявила банкротство, он просто погиб! Это же был хитрый ход ушлых аферистов! Тогда «Мосфильм» как-то неправильно контракт заключил, наши юристы ещё не знали всех тонкостей, и эти два итальянца нашей неграмотностью воспользовались. Объявили, что деньги кончились, и приостановили работу над завершением фильма. И ничего с этим наша сторона поделать не могла.

… Почти через 15 лет мы увидели «Тихий Дон» на главном телеканале. (Замечу, что Бондарчук высоко ценил «Тихий Дон», снятый его учителем Герасимовым). Телеверсия вызвала множество откликов, по большей части – отрицательных. Свидетельствую: Сергей Фёдорович это предвидел.

– Алик, знаю, меня обвинят, что на главных героев взял иностранцев, но что было делать, ведь только под импортных звёзд итальянцы деньги дают.

Действительно. Разве дома ему поспособствовали?! Сергей Бондарчук – гордость народа – намеревается снять фильм по роману Михаила Шолохова – опять же гордости народа, а родная страна не даёт на это средств! Соглашаясь с итальянцами, он знал, на что идёт. Слава Богу, не возбранялось взять на роли остальных главных персонажей своих артистов. И русские прекрасно точны – все, даже маленькие эпизодически роли сыграны по-народному достоверно. Владимир Гостюхин (Пётр Мелехов), Борис Щербаков (Степан), Юлия Живинова (Дуняша) – колоритные, шолоховские. О драматическом темпераменте Натальи Андрейченко я уже упоминал. И очень пронзителен в фильме образ Натальи; пронзителен и нежностью женской, и чистотой души, и великой, извечной женской мукой. С поразительным проникновением в характер, виртуозно сыграла Наталью Алёна Бондарчук – Царствие ей Небесное. Потрясающая в картине Василиса Ильинична Мелехова – вот уж, несомненно – Ирина Скобцева подлинная актриса режиссёра Бондарчука. В финальных сценах (когда разрушен многовековой казацкий уклад, когда семейный мир Ильиничны рухнул) образ, созданный Скобцевой, поднимается к героиням античных трагедий. Именно слёзы, горесть, смерть Ильиничны придают финалу «Тихого Дона» необходимый трагизм. И вспомните последний кадр фильма – по опустевшему, будто вымершему, покосившемуся хутору, по талому серому снегу идёт согнувшийся Григорий с сыном на руках. Опустела земля, опустошена душа – вот он, трагический исход Гражданской войны. Всем хулителям картины заявляю – финал Бондарчук снял как общечеловеческую высокую трагедию.

Что же до актёров в ролях Аксиньи и Григория – отлично видел Сергей Фёдорович их изъяны – всё наносное, чужое, неестественное. Он наделся это «утопить», как только возможно, на озвучивании и перезаписи, то есть, в звуке насытить картину народностью. Делился со мной:

– Поставлю казацкий фольклор, песни, частушки, позову казаков, чтоб больше звучал говор казацкий. Соберу актёров со славянской душой, встанем к микрофону, попишем реплики из романа – все эти сочные поговорки, присказки, прибаутки, словечки особые, шутки народные, солёные – их у Шолохова россыпь алмазная…

Конечно, такой звуковой второй план создал бы в картине желаемую атмосферу. Ничего этого Сергей Фёдорович сделать не успел…

Франко Неро, с которым я дружу уже несколько лет, Бондарчука вспоминает с благоговением, называет – Сергей. Как-то мы сидели за стаканчиком вина, и он говорил, что из всех режиссёров, с какими работал, он больше всего запомнил общение с Сергеем, и всегда будет гордиться ролью Джона Рида и тем, что снимался у советского режиссёра и настоящего классика Бондарчука. А кроме того, после фильма «Красные колокола» его очень хорошо узнали в Советском Союзе, и всякий раз, когда он бывал у нас, к нему подходили на улицах, пожимали руки, и такое отношение русских кинозрителей ему дороже всех его, Франко Неро, достижений. И я ему верю, ведь очень многие в среде итальянской творческой интеллигенции любят Россию, преклоняются перед русской культурой, для них приезд к нам – праздник.

На съёмках картины «Красные колокола» с актёрами Сидней Ромм (роль Луизы Брайант) и Франко Неро (роль Джона Рида)

Я храню вырезки из итальянской прессы; многие популярные газеты и журналы напечатали некрологи о Сергее Фёдоровиче. Там всё его творчество описано, там столько сожалений, что мастер ушел в расцвете сил, не закончив «Тихий Дон», и это стало колоссальной трагедией для художника.

Вообще Бондарчук в Италии – культовая фигура. Ведь он был связан самой искренней дружбой с гениями итальянского кино: с Росселлини, Феллини, Антониони. Не раз я замечал в разных римских гостиных, как художники, кинематографисты, актёры, музыканты, литераторы, продюсеры уважают его, преклоняются. От него же энергия шла, могучая энергия!

Иногда дождливыми вечерами в Риме коротали время вдвоём. Он опять возвращался памятью к событиям на Пятом съезде, говорил: «Ещё пожалеют, но будет поздно». Не из-за себя переживал, а из-за того, что угробили кинематограф и что не в ту сторону всё идёт. А я старался убедить в ином:

– Сергей Фёдорович, подумайте, сколько прошло времени, и чего только в нашей стране не было, но ведь ни одно великое имя не забыто! Эйзенштейн, Пудовкин, Довженко, Барнет, Ромм, Козинцев, Герасимов, Шукшин, Тарковский – они же остались с нами навсегда, и никакие перевороты никогда их не сметут, потому что они и есть – наш великий кинематограф!

В этом ряду и Бондарчук – величайший наш режиссёр. Я летел из Италии в Ташкент через Москву, узнал, что скончался Сергей Фёдорович, сдал билет и поехал на отпевание в церковь на улице Неждановой. Я на людях не плачу, не падаю на колени и не молюсь, но сердце окаменело. Вечером в кругу близких поминал его и с болью осознал: осиротел наш кинематограф. Вспоминал, как он сокрушённо кивал Никите Михалкову (играл, конечно, ведь Бондарчук – актёр гениальный) и приговаривал: «Я круглый сирота!» Нет, Сергей Фёдорович, это я теперь абсолютно круглый сирота. Впервые осиротел в пять лет, в феврале сорок второго года, когда в боях под Вязьмой погиб мой отец, командир разведвзвода (до войны сценарист и актёр) Иргашали Хамраев. И вот опять осиротел. Да разве только я? Все мои сотоварищи, те, кто относился к Сергею Фёдоровичу Бондарчуку с восхищением и сыновней любовью, – все мы отныне сироты.

Актёрская семья