Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 2

Глава шестая

Вернёмся к учёбе Алёшкина, ведь более 90 % времени его пребывания в Москве уходило именно на это.

Как мы помним, у своего дяди Борис был в воскресенье, а на следующий день, т. е. в понедельник, весь цикл хирургов собрался в главной аудитории ЦИУ, находившейся в только что построенном семиэтажном доме напротив Зоологического сада. Это была очень красивая и, по тому времени, самая совершенная аудитория. Сидения для студентов полукруглыми рядами обнимали площадку, на которой помещалась кафедра лектора. Ряды эти, отделённые друг от друга узенькими пюпитрами, поднимались чуть ли не к самому потолку помещения. Борис и Грегор постарались сесть как можно ниже — поближе к кафедре, и, хотя Соколовский упирался, они усадили и его на один из первых рядов. Вскоре вся аудитория была заполнена до отказа. Когда Алёшкин оглядывался по сторонам, то видел, что почти все слушатели цикла были достаточно взрослые и даже пожилые люди. Молодых, окончивших институты два-три года тому назад, он заметил всего несколько человек. Конечно, и сам Борис никак не выглядел только что сошедшим со студенческой скамьи, ведь ему уже было 33, а институт обычно заканчивали в 23–24 года. Как потом выяснилось, почти все его товарищи по учёбе считали Алёшкина солидным хирургом со стажем около 10 лет. Если бы они знали истину! Ну, а сам Борис о своём стаже особенно не распространялся.

Когда все собрались, к кафедре подошёл невысокий человек с седой бородкой, постриженной аккуратным клинышком. Он тихонько звякнул колокольчиком и объявил, что руководить циклом назначили его. Цикл этот, по его словам, был не совсем обычным и во многом отличался от тех, которые в ЦИУ проводились до сих пор. Главная его особенность заключалась в том, что слушатели прикреплялись к определённым клиникам, в которых проводились занятия по специальности. Поэтому в формировании хирургов будут отражаться принятые там тенденции и взгляды на лечебный процесс и хирургические мероприятия, и лишь в конце цикла каждая группа в течение нескольких дней сможет ознакомиться с методами лечения в других клиниках.

Это заявление начальника цикла, как он сам себя назвал, вызвало некоторое недоумение у тех врачей, которые проходили усовершенствование раньше (а таких оказалось немало), и было встречено сдержанным гулом. Услышав этот шум, тот улыбнулся, снова звякнул колокольчиком и сказал:

— Знаю, знаю, что всё это для вас непонятно и непривычно. Мне тоже называть себя начальником непривычно. Но вы ведь все направлены сюда по путёвкам военкоматов, значит, должны были знать, что вас ждёт не совсем обычное положение, поэтому не волнуйтесь и не возмущайтесь.

Затем профессор Петров (так звали начальника цикла) объяснил порядок занятий, начиная со следующего дня. Из него следовало, что в течение двух недель весь цикл в две смены будет ежедневно проходить занятия по топографической анатомии и оперативной хирургии. Занятия будут начинаться с 9:00 и продолжаться до 16:00 ежедневно с обеденным перерывом на один час. Половина цикла пойдёт на лекцию профессора Огнева Б. П., а другая в это время будет на практических занятиях с ассистентами. Списки разбивки по группам вывесят в вестибюле ЦИУ вечером. Кроме этих занятий, каждый четверг с 17:00 до 19:00 будет проходить лекция по истории партии и международному положению профессора Николая Михайловича Свердлова, брата Я. М. Свердлова, в этой же аудитории. Все слушатели по окончании занятий по топографической анатомии и оперативной хирургии должны сдавать экзамены, несдавшие будут отчислены. О дальнейшем ходе занятий профессор Петров обещал рассказать на собрании цикла, которое состоится после экзаменов. Затем он предложил на следующий день всем группам собраться в вестибюле и холлах общежития и избрать старост групп, посоветовал всем записаться в библиотеку, получить необходимые учебные пособия, а в киоске приобрести кое-какие новейшие учебники, там же запастись и письменными принадлежностями.

— Я знаю, — сказал профессор, — что большинство из вас не очень-то располагают материальными ресурсами, знает об этом и нарком здравоохранения товарищ Смирнов, по инициативе которого проводятся эти курсы. Поэтому стипендию, полагающуюся каждому из вас, решено выплатить вперёд. Сегодня вечером вы сможете её получить в канцелярии общежития. Объявление о времени выдачи будет вывешено.

Напоследок профессор пожелал всем слушателям успехов в учёбе и попросил, чтобы все дела, связанные с подготовкой к занятиям, были закончены сегодня же:

— Каждый день и час пропущенных вами занятий будет рассматриваться как прогул на работе, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Считайте, что вы находитесь на военной службе.

Как раз в этом году правительство СССР приняло весьма строгий закон о прогульщиках, и потому слова начальника цикла вызвали у некоторых слушателей ропот недовольства. Позже Алёшкин узнал от более пожилых врачей, проходивших усовершенствование не один раз, чем было вызвано это недовольство. Они говорили, что занятия в ЦИУ обычно рассматривались как дополнительный отпуск. Большинство слушателей охотно посещали различные клиники, присутствовали на операциях, слушали лекции о новейших достижениях медицины, а кто этого не хотел, гуляли себе по Москве, являясь на так называемые практические занятия от случая к случаю. Никто раньше за дисциплиной особенно не следил, а здесь что-то новенькое! Судя по разговорам, многие из приехавших уже сожалели, что каким-нибудь образом не отвертелись от этих путёвок.

Надо сказать, что ни Алёшкин, ни его друзья по комнате таких мыслей не держали. Единственное, что беспокоило Соколовского и Грегора, это экзамены по топографической анатомии и оперативной хирургии. Они изучали эти дисциплины давно, несколько лет тому назад. В своей практической деятельности как-то не очень ими пользовались, хотя оба и оперировали довольно много. Теперь предстояли экзамены, а срок для повторения этих знаний отводился очень короткий. Борис чувствовал себя более уверенно и только жалел, что не захватил с собой студенческих конспектов, которые он бережно хранил.

Возвращаясь после собрания в общежитие, они зашли в главное здание ЦИУ и в коридоре его увидели вывешенные списки групп и расписание занятий. Оказалось, что цикл разбили на 25 групп по 16 человек. Алёшкин и Соколовский попали в группу № 12, а Грегор в № 10. Таким образом, они оказались во второй половине цикла, и, следовательно, все лекции по топографической анатомии и хирургии должны были слушать вместе. Первая лекция была назначена на завтра с 13 до 16 часов, а с 9 часов утра — практические занятия. Весь учебный день проводился на кафедре ЦИУ, находящейся на Беговой улице.

Ознакомившись с расписанием и списком групп, они обнаружили там же объявление, в котором указывалось, где какая группа должна была собраться этим вечером, чтобы избрать старосту. На собрании 12 группы, по предложению Соколовского, Борис Алёшкин единогласно был избран старостой. Через час- полтора после собрания, в канцелярии общежития всем курсантам выдали стипендию в размере ста рублей. Для Бориса это было большое подспорье.

Со вторника потянулась однообразная и очень напряжённая учебная жизнь. «Старики» возмущались: обстановка на этих курсах совсем не походила на ту, которую они ожидали увидеть, её никак нельзя было назвать «дополнительным отпуском». Та половина слушателей цикла, в которой занимался Борис, работала так: каждый день с 9 и до 14 часов курсанты были на практических занятиях, изучая на трупах участки тела и органы, с 14 до 15 часов — перерыв на обед, с 15 до 16 часов повторяли практический материал с ассистентами, а с 16 до 19 часов слушали лекции профессора Огнева. Через неделю обе половины цикла менялись временем. На многих практических занятиях, кроме ассистентов, присутствовал и сам профессор. Уже на третий день вместо трупов курсантам были выделены собачки. Обычно на одну собаку приходилось 4–6 слушателей, и ей одновременно делалось несколько операций.

Профессор Огнев, как-то подойдя к группе, в которой работали Алёшкин и Соколовский, посмотрел на объект их работы, на их действия и, оставшись удовлетворённым тем, что увидел, всё-таки спросил:

— Та-ак-с, значит, у собачки открытый перелом левого бедра, рваная рана правой скулы и прободная рана желудка. Что же вы решили, коллеги?

Ответил ему Борис, который каким-то образом стал как бы руководителем этой маленькой группы. Ответил довольно толково, обстоятельно и хорошо обосновал начатые ими действия. Видимо, профессору ответ понравился, потому что он усмехнулся и заметил:

— Ну, что же, хорошо, продолжайте работу, но помните, что после ваших манипуляций собачка должна прожить не менее недели. Умрёт раньше, получите «неуд». Да, не забудьте также и про то, что собачки очень чувствительны к эфирному наркозу.

Профессор отошёл, а Борис и Николай убедились, что пёс уже спит, благодаря стараниям женщины-врача. Впоследствии они узнали, что эта врач приехала из Якутии и никогда в жизни до этого не была в Москве. Она потом не раз пользовалась услугами их как проводников, чтобы посмотреть те или иные достопримечательности столицы. В деньгах она не стеснялась, и оба приятеля сопровождали её довольно охотно, хотя из-за чрезвычайной перегрузки занятиями это происходило редко.

В данный момент она выполняла довольно старательно и умело роль наркотизатора. Наркоз, как тогда было принято почти повсеместно и по отношению к людям, был эфирный, маска для собак отличалась только формой. Пока ещё одна женщина-врач (молодая, симпатичная, черноглазая, похожая на грузинку) внимательно следила за пульсом животного, двое пожилых мужчин занялись сломанным бедром, а Борису и Соколовскому достался желудок. Рану на скуле оставили на потом, временно закрыв её повязкой. После бритья шерсти и вскрытия брюшной полости они хотели ушить рану желудка, нанесённую каким-то режуще-колющим инструментом, но, осмотрев её как следует, пришли к выводу, что необходима резекция части желудка. Это же посоветовал им сделать и находившийся поблизости один из ассистентов профессора.

На трупах Борис и Николай эту операцию проводили, и поэтому технику её представляли, но на живом существе делали её впервые. Им пришлось трудно. Тем более что те, кто оперировал на бедре, управились относительно быстро: перевязали повреждённые сосуды, очистили рану от грязи, шерсти, кусочков раздробленной кости, более или менее правильно сложили обломки и наложили гипсовую повязку с окном против раны. Всё это заняло около получаса. Затем они, усмехнувшись, пожелали успеха оставшимся и отправились курить.

Около собаки остались потеть и пыхтеть Борис и Николай. Помимо того, что сама операция представляла большую сложность, собака, видимо, потеряла много крови. Вредный эфирный наркоз сильнее влиял на сердечную деятельность, и женщина-врач, следившая за пульсом на сонной артерии, всё чаще посматривала на работавших Алёшкина и Соколовского и шептала:

— Пульс падает…

Услышав этот шёпот, наркотизаторша снимала на несколько секунд маску с морды собаки.