Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 2

Вскоре после начала занятий жизнь семьи Алёшкиных вошла в обычную колею: учёба, работа, кое-какие домашние дела, забота о подрастающих ребятишках. Дни летели с такой быстротой, что Борис и Катя не успевали опомниться, как кончался месяц и начинался другой. Почти незаметно наступили зимние каникулы, начался 1940 год. Борис стал больше времени проводить с дочерями, и, пожалуй, только в этот период времени узнал их поближе. Он был удивлён их непохожестью. Старшая Аэлита — весёлая и общительная девочка, ей шёл двенадцатый год, и она была уже рассудительной пионеркой. В школе Эла активно участвовала в общественной жизни. Она не была отличницей, но занималась достаточно ровно и с этой стороны никаких огорчений родителям не доставляла. Эла очень заботливо и ласково относилась к младшим сестрёнкам, которые в свою очередь отвечали ей тем же.

Нина, средняя дочка, которой уже исполнилось пять лет, в противоположность Эле была строптивой и довольно капризной девочкой. Мы помним, что в младенчестве она много болела и прямо-таки чудом да большим умением лечившего её старого доктора Ашуркова осталась жива. Эта болезнь наложила на девочку свой отпечаток. До трёх лет она очень плохо спала и могла плакать по любому поводу. В пять лет своим упрямством и капризами она часто выводила из себя отца и даже мать. Единственным человеком, умевшим довольно быстро с ней справляться, была Эла, её она слушалась беспрекословно. И если у старшей сестры находилось время на то, чтобы поиграть с Ниной, то последняя была очень счастлива. Несмотря на свою замкнутость, тихость и те недостатки, о которых мы уже говорили, средняя дочка была, в общем-то, ласковой девочкой.

Полной противоположностью обеим была младшая, Майя. Ей шёл третий год. Рано отданная в ясли, привыкшая там к постоянному общению и ссорам со сверстниками, так же бурно вела она себя и дома. Характером девочка вышла в того из своих предков, который отличался буйным и своенравным поведением. Майя в приступе гнева могла наброситься с кулачками не только на Нину, но и на старшую сестру, но такие бурные ссоры у девочек бывали редко. Старшие при вспышках гнева младшей всегда уступали ей.

Все эти особенности своих детей Борис, пожалуй, рассмотрел только в январе 1940 года, когда все каникулы провёл с ними.

К концу зимних каникул к Алёшкиным совершенно неожиданно приехала сестра Бориса Нина, и не одна, а с мужем Сергеем. Как выяснилось, Нина ещё в начале 1939 года вернулась из Комсомольска-на-Амуре в Кострому, где поступила на работу в туберкулёзную больницу. Почти сразу же после возвращения с Дальнего Востока она вышла замуж за шофёра, работавшего в одном из гаражей города. В Краснодар Нина приехала для того, чтобы родить в акушерской клинике своего института, надеясь на помощь Кати по уходу за ребёнком в первые дни. Жена её брата была, хотя и молодой, но уже опытной матерью, она как-никак в свои 32 года воспитывала троих детей.

Нина приехала буквально накануне родов и через четыре дня была помещена в акушерскую клинику, в положенное время у неё родился крепкий мальчик. Погостив у Алёшкиных после выписки около двух недель, эта новая семья — Сергей, Нина и их сын Вася, выехали в Кострому.

Борис и Катя вновь впряглись в свои повседневные заботы, а их прибавилось. Образовав свою семью, Нина больше не могла помогать семье брата, как раньше, и если посылала иногда деньги, то нерегулярно и меньшие суммы. Естественно поэтому, что наряду с занятиями в институте, которых на пятом курсе стало меньше, Борис снова начал работать в отделении неотложной хирургии при клинике профессора Керопьяна. Теперь он уже с успехом заменял врача, ему помогли опыт, полученный во время его предыдущей работы, а также практика в Архипо-Осиповке. Конечно, на качестве его работы отражался и всё более и более возраставший объём его теоретических знаний.

Теперь Борис умел не только обрабатывать поверхностные кожные ранения и зашивать их при необходимости, но оказывал и более серьёзную помощь: накладывал гипс при переломах, вправлял вывихи и даже несколько раз самостоятельно оперировал острые аппендициты и ущемившиеся грыжи. Правда, в этих случаях для наблюдения за своей работой он всегда вызывал из клиники дежурного ассистента. Кроме того, Алёшкин совершенно самостоятельно проводил и необходимые операции по вскрытию всякого рода гнойников и абсцессов, в том числе и маститов. Конечно, в его распоряжении имелся соответствующий высококвалифицированный средний медперсонал — фельдшеры и медсёстры, и только опираясь на их опытность и знания, Борис решался на выполнение тех или иных достаточно серьёзных оперативных вмешательств.

Вся эта работа происходила в свободное от занятий в институте время, и денег фактически не приносила. По-прежнему основная нагрузка по содержанию семьи лежала на плечах Кати. Для того, чтобы заработать как можно больше, она трудилась не только по вечерам, но и в выходные дни. А Борису приходилось тогда выполнять больший объём домашней работы.

Приближалась весна, с нею — экзаменационные сессии, а за ними — и госэкзамены. Но до этого, ещё в начале марта, в институте произошли, как это бывает и сейчас, распределения по местам. В институт поступила разнарядка от Наркомата здравоохранения РСФСР, а кроме того, явились и вербовщики: представители отделов кадров НКВД, НКО, Морфлота и Крайнего Севера. После проведения общего собрания курса желающим студентам предоставлялась возможность побеседовать с этими вербовщиками и выбрать то или иное поприще. Из группы, в которой учился Алёшкин, только Сергеев договорился с представителем НКВД (кстати сказать, он после окончания института и до 1954 года так и прослужил в должности начальника санчасти одного из лагподразделений в каком-то отдалённом лагере НКВД). Почти все другие студенты этой группы были людьми неюными, семейными и стремились попасть на работу в те места, где жили и работали до начала учёбы.

Бориса Алёшкина профессор Керопьян приглашал остаться в ординатуре своей клиники, и тот уже собирался принять это предложение. Но почти одновременно с этим в жизни Бориса произошло ещё одно, совсем неожиданное событие: его вызвали в суд в качестве ответчика.

Хозяин дома, в котором жила семья Алёшкиных, ещё в 1938 году женился второй раз. Его новая жена, моложе его лет на 15, настояла на том, чтобы он продал большую часть своего дома, т. е. две сдававшиеся внаём квартиры. Тот сделал, как она сказала, найдя в начале 1940 г. в качестве покупателей каких-то северян, пожелавших обосноваться в Краснодаре. Новые хозяева, купив дом с начинкой, как тогда говорили, первым делом постарались избавиться от жильцов этих квартир, которые, конечно, им были не нужны. Ни жившие в квартире, находившейся в глубине двора Нечитайло, ни семья Алёшкиных, занимавшая так называемую переднюю квартиру, выходившую окнами на улицу, освободить занимаемую площадь не захотели, да и не могли. Во-первых, потому, что на данном этапе жильё их устраивало, а во-вторых, потому, что в это время в Краснодаре был уже ощутимый жилищный кризис, найти квартиру многосемейным было просто невозможно. Новые домовладельцы подали на квартирантов в суд, вот и пришлось Нечитайло и Алёшкину предстать в качестве ответчиков перед Народным судом третьего участка г. Краснодара по иску о выселении их из занимаемых квартир. Суд удовлетворил иск домовладельцев и обязал Нечитайло освободить квартиру в течение месяца, а Алёшкина, студента, — немедленно по окончании института, то есть не позднее июля 1940 года.

Нечитайло, старый кадровый рабочий, вскоре получил комнату от своего завода, и со всей семьёй (семь человек) стал жить в ней. А Алёшкины, по настоянию хозяина, переехали в его квартиру, оставив свою самую лучшую и большую из имевшихся в доме новым домовладельцам.

Этот суд совпал с периодом распределения будущих врачей, и потому Борис, зная, что институт не сможет ему предоставить жилья, а самому найти подходящую квартиру не удастся, от предложения профессора Керопьяна вынужден был отказаться.

Как студент-отличник он одним из первых был приглашён в комиссию по распределению. Ему предложили несколько мест в станицах Краснодарского края, Ростовской области, Северной Осетии и Кабардино-Балкарской АССР. Посоветовавшись с Катей и друзьями, Борис остановил свой выбор на КБ АССР, как наилучшей в климатическом отношении. После перенесённого в 1939 году плеврита он чувствовал себя всё ещё не совсем окрепшим. Да, надо сказать, что и Катя после нескольких лет такой напряжённой, изнуряющей работы, нуждалась в каком-то отдыхе. Если бы Борис остался ординатором, его зарплата была бы так мала, что для более или менее нормального содержания семьи ей по-прежнему приходилось бы много работать. Вот и решил Алёшкин ехать в КБ АССР на место заведующего врачебным участком, а уж чистой хирургией заняться как-нибудь потом.

Весенняя экзаменационная сессия началась с первых чисел апреля. Борис теперь был занят серьёзной подготовкой к экзаменам и только изредка мог дежурить в отделении неотложной хирургии.