Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 2

— Как видите, нам не чужды методы и местного обезболивания, но мы не являемся, как некоторые фанатики, вроде профессора Вишневского, его слепыми поклонниками. Мы используем тот вид наркоза и ту комбинацию наркотических веществ, которая наиболее удобна.

— Тебе хорошо говорить! — сердито прошептал Соколовский. — А попробуй-ка, достань где-нибудь гексонал, а уж о пентотале натрия и вообще говорить нечего! Это средство только из Америки присылают. Да и народу-то сколько в операционной, а у меня всего один хирург и одна операционная сестра! Да, такие условия не для нас…

Кто-то из соседей толкнул локтем Николая, и тот вынужден был замолчать.

Слушая Соколовского, Борис, тем не менее, внимательно следил за работой профессора Юдина. Пальцы того мелькали с непостижимой быстротой и ловкостью. Персонал был настолько хорошо обучен, можно было даже сказать, выдрессирован, что хирургу не пришлось сказать ни одного слова. Нужный ему в данный момент инструмент всегда оказывался протянутым к его руке, он брал его не глядя, и всегда получал то, что хотел. Более того, Марина успевала смотреть и за действиями ассистентов и помощниц и какими-то, почти неуловимыми жестами и взглядом своих чёрных глаз подсказывала им, что они должны взять или делать.

Операция была закончена через 35 минут. Алёшкин знал, что у Вишневского на неё уходило более часа, а то и полутора. Расходясь, курсанты переговаривались об удивительной быстроте, ловкости хирурга и замечательно слаженной работе всего персонала, но почти все делали те же замечания, что и Соколовский. Борис молчал. Он был восхищён работой Сергея Сергеевича и в душе, соглашаясь с замечаниями Соколовского и с тем, что здесь очень много показного, рассчитанного на эффект, он не мог не признать, что все действия Юдина настолько безупречны по своей точности и аккуратности, что как бы там ни было, а он действительно не только хирург с большой буквы, но ещё и артист своего дела. Как же Борису хотелось хоть немного научиться той отточенности и ловкости движений, которые он сейчас наблюдал!

Одновременно с постоянной работой в клинике Вишневского группа Алёшкина, как и другие, посещали замечательные лекции по истории партии, читавшиеся Н. М. Свердловым. Курсанты слушали лекции и принимали участие в практических занятиях по военно-санитарной практике, проходили курс военно-полевой хирургии, курс противохимической защиты и дежурили раз в неделю в отделении неотложной хирургии в институте имени Склифосовского или в больнице имени Боткина. Ко всем занятиям Борис Алёшкин относился с большой серьёзностью и увлечением. Немудрено поэтому, что в последний день занятий, 30 декабря 1940 года, когда все курсанты собрались в аудитории, его вызвали в числе первых, чтобы вручить свидетельство об окончании курсов сельских хирургов, в котором против всех дисциплин стояла отметка «отлично». Ему, как и ещё пяти курсантам, от имени руководства ЦИУ был вручён подарок — «Справочник хирурга», только что вышедший из печати.

За день до этого, в воскресенье, Борис попрощался с семьёй дяди Мити, и поэтому сразу же после окончания торжественного собрания в ЦИУ бросился по магазинам, чтобы купить что-нибудь из продуктов и из одежды в подарок своим. Ещё ранее он приобрёл весь намеченный им хирургический инструментарий, после этого осталось немного денег. Кроме того, ему удалось сэкономить кое-какие деньги из стипендии. Его товарищи давно поняли, в каком стеснённом материальном положении находился Алёшкин, и поэтому все расходы на развлечения, а часто и на питание — ужин и завтрак, брали на себя. Это стесняло Бориса, но его друзья делали это в такой форме, что отказаться от их помощи было просто неудобно. Таким образом, он и сумел приобрести кое-что для детей и Кати. Из писем жены он знал, что в последнее время в Александровке стало плохо с продуктами, особенно с такими, как масло, сахар, сыр; колбасы не было и раньше. Среди курсантов ходили слухи, что вывозить продукты из Москвы не разрешается, и якобы на вокзалах сотрудники линейных отделений Транспортного отдела ГПУ отбирают у пассажиров продукты, которые они с собой пытаются увезти. Но несмотря на это, врачи делали покупки и упаковывали их в чемоданы.

Действительно, перед отъездом на Курском вокзале у Алёшкина, как и у других пассажиров его поезда, чемоданы были проверены, но, видно, количество увозимых Борисом продуктов было настолько незначительным, что не привлекло внимание проверявших. Может быть, некоторое послабление ему было сделано и потому, что он ехал по воинскому билету (и туда, и обратно он предъявлял литер, выданный военкоматом). Так или иначе, он беспрепятственно сел в поезд со всем своим багажом и поздним вечером 31 декабря 1940 года уже выходил на станции Котляревская в своём районном центре — посёлке Майское.

Телеграмму о времени приезда он не давал, но, на его счастье, с этим же поездом откуда-то ехал директор завода Текушев. Они встретились на вокзале, и последний, узнав Бориса, предложил ему место в своей машине. В Александровке директор вышел около завода, а Борис доехал до дома и, к великой радости всех своих дочерей, Кати и даже домработницы Нюры, за несколько часов до нового, 1941 года торжественно появился в своей большой кухне, где в тот момент собралась вся семья. Нечего и говорить, что всё привезённое им — обувь, материя, платья и продукты — было встречено с ликованием.