Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

* * *

Чтобы познать триумф, необходимо пройти череду поражений. Об этом писали Цицерон, Солон и Сенека: на то и мудрецы. Оноре не рвался в мудрецы, он просто старался хорошо писать. И чем лучше это у него получалось, тем чаще на своём пути он встречал сопротивление собратьев по перу. К своим тридцати годам Бальзаку не просто завидовали и подражали – его ненавидели. Даже Латуш и хитрец Ле Пуатвен, не говоря уж о прочих «литераторах по найму».

Как считал сам Бальзак, роман «Последний шуан» получился на славу: содержательный, глубокий, правдивый и искренний. Ничего подобного он ещё никогда не писал. Поэтому с такой радостью подписал сочинение своим именем.

Почуяв «свежатинку», оживились стервятники и шакалы, начавшие с ходу кружить вокруг каравана по имени «Бальзак». «L’Universel» упрекала Бальзака за некрасивый язык и вычурность выражений. «Trilby» обвинил автора в разболтанности стиля; «по всей видимости, – витийствовал критик, – мсье Бальзак пытается убедить читателя, что в этом и заключается его неповторимая оригинальность».

Ну что ж, собака лает – караван идёт. Несмотря на то что лаяли довольно громко, сквозь недружественный злобный вой иногда Оноре улавливал и нотки признания. Так, «Journal de cancan» назвал бальзаковские описательные абзацы «ужасающе правдивыми»{139}; другие жаловались на сложность сюжета, признавая при этом, что роман в целом удался, получившись вполне романтическим. Хвалебная рецензия Латуша в «Le Figaro» ещё больше утвердила автора в мысли, что он всё сделал правильно. Латуша поддержали «Le Corsaire» (детище Ле Пуатвена) и «Le Mercure du XIX-e siècle».

Однако неугомонные критики не прекращали облаивать. Припомнили всё, в том числе «подённую работёнку» Оноре, на которой он подвизался вместе с Ле Пуатвеном и прочими. Указывали на «развязность слога» и явную запутанность сюжета. Как бы ни писал этот автор – под псевдонимом или без, – возмущался один из «крикунов», его романы всегда будут отдавать откровенной «бульварщиной».

Оноре, конечно, переживает, но в этот раз не убивается. Теперь он прислушивается только к биению собственного сердца и профессиональной интуиции, которая, к счастью, успокаивала: всё в порядке, роман уникален. Поэтому прочие рецензии его уже не интересуют. Кто-то называет роман историческим, кто-то любовным и даже мистическим. Но всё это уже ничего не значит: сам Бальзак называет его правдивым.

Вообще, всё было бы ничего, если б не одно «но».

Неувязка заключалась в том, что книга не раскупалась. Её читали, о ней говорили, судачили, критиковали. А вот тираж… По крайней мере, женщин описание войны и крови особо не вдохновляло. Почувствовав силу бальзаковского пера, они, казалось, ждали чего-то другого – более душевного и ближе к извечной теме любви.

В результате, автор оставался без денег. За год количество проданных экземпляров не дотянуло и до пятисот штук. Дувшийся до этого Латуш после провала перестаёт общаться, запропастившись неведомо куда. Сам же Бальзак продолжает недоумевать. И когда совсем было отчаялся, случилось… нечто невероятное.