Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

* * *

Бальзак устоял. Появление романа, обрушившегося на издателей головной болью, если кого-то и смутило, то никак не молодого автора, окрылённого выходом серьёзной книги. Уже тот факт, что прочитавшие «Шуанов» тут же становились поклонниками его творчества, говорило о многом – о небывалом таланте! А это немало. Когда имеется талант, рано или поздно он обязательно обратит на себя внимание. И не только собратьев по перу, но и всеобщее.

Лора Сюрвиль: «“Шуаны” вышли в свет. Произведение это, хоть и было тогда несовершенным (впоследствии брат переделал главные эпизоды), обнаруживало уже такой талант, что привлекло внимание публики и газет, которые на первых порах проявили благожелательность. Ободренный успехом, Бальзак с жаром взялся за новую работу и написал “Екатерину Медичи”…»{140}

Итак, Оноре очень доволен эффектом, произведённым на читателей «Шуанами». Его радость проявляется в каждой строчке письма сестре Лоре, отправленного вскоре после выхода романа:

«У меня перед глазами ваш выговор, сударыня, я вижу, что надо сообщить вам еще некоторые сведения о бедном преступнике. Оноре, милая сестрица, это ветреник, завязший по уши в долгах, хоть он ни разу не позволил себе удариться в разгул, он готов иногда головою о стену биться, хотя говорят, что у него нет головы на плечах!.. В настоящую минуту он заперт в своей комнате, и на шее у него дуэль: ему надо убить полстопы бумаги, пронзить ее чернилами, пригодными к тому, чтобы доставить радость и ликование его кошельку. Этот ветреник не так уж плох; говорят, что он беспечен и холоден – не верьте, милочка, у него добрейшее сердце, он каждому готов услужить, только не может бегать, как когда-то от одного к другому, поскольку он не пользуется кредитом у мессира Башмачника; а ему вменяют это в вину, как было с Йориком, когда кричали, что он купил патент для повитухи!.. Будь с ним понежнее, он сейчас при деньгах и уверен, что удвоит все, что получит…»{141}

А теперь о невероятных событиях. Вообще, их случилось целых два. Хотя любое из них само по себе оказалось сенсационным, причём первое имело конкретную дату: 19 июня 1829 года.

В этот день неожиданно для всех (и прежде всего – для покойного) скончался батюшка нашего героя, достопочтенный мсье Бернар-Франсуа. Умер человек, мечтавший пережить всех в округе и его окрестностях и не дотянувший до заветного столетнего Рубикона раз… два… три… Одним словом, целых восемнадцать лет, почив в Бозе на восемьдесят третьем году жизни. Впрочем, винить в «ранней кончине» беднягу было бы несправедливо, ибо он пал жертвой несчастного случая, угодив под парижский омнибус[45].

Впрочем, существует и другая версия причины смерти Бернара-Франсуа. Как утверждает Пьер Сиприо, в апреле 1829 года он был прооперирован в больнице по поводу абсцесса печени, после чего по прошествии короткого времени скончался{142}.

21-го состоялось отпевание в церкви Сен-Мерри, после чего успошего похоронили на кладбище Пер-Лашез. Катафалк третьего разряда стоил 256 франков 20 су, а постоянное место на кладбище – 200 франков{143}.

Когда это случилось, Оноре не было в Париже, что подтверждается отсутствием его подписи в свидетельстве о смерти отца (за старшего брата расписался младший – незаконнорожденный Анри). Считается, что в это время писатель пребывал в гостях у Лоры де Берни, далеко от столицы. Присутствовал ли старший сын на похоронах батюшки – тоже неизвестно.

Зато известно другое: ожидаемого наследства от прижимистого отца Оноре, судя по всему, так и не дождался: ушлая матушка и в этот раз оказалась более оборотистой, прибрав к рукам финансовую составляющую наследства почившего мужа. Ссориться с матерью из-за отцовского наследства вряд ли было этично: родители не раз выручали сына в его самые трудные моменты, в том числе связанные с неудачным ведением книжного бизнеса.

Следует добавить, что сразу после смерти Бернара-Франсуа Оноре написал рассказ «Палач» («El Verdugo»), в котором была затронута тема отцеубийства. «Палач» – первое сочинение писателя, подписанное Оноре де Бальзак.

«Появление дворянской частицы, – пишет Г. Робб, – совпадает со смертью отца. Она словно тоже часть наследства. Финансово и духовно отрезанный от семьи Бальзак словно принимал на себя ответственность за близких и наконец-то обрел независимость»{144}.

Ну и второе невероятное событие. Оно заключалось в том, что коварная Фортуна повернулась к Оноре не той стороной, какой хотелось бы: вместо «Шуанов» успех неожиданно приносит совсем другое произведение Бальзака – «Физиология брака» («Physiologie du Mariage»), вышедшее из печати 29 ноября 1829 года. И это несмотря на то что «La Revue encyclopédique» назвала роман о повстанцах «первым французским историческим романом».

Интересно, что, уйдя с головой в свой исторический роман и постоянно общаясь с Латушем, он совсем позабыл о другом издателе – некоем Левассере, который много месяцев (а то и год!) назад лично передал Бальзаку двести франков для написания заказанного «Руководства для делового человека», о котором (кто бы сомневался!) из-за последних событий Оноре не вспомнил ни разу. Тем более что эти несчастные двести франков были давно потрачены на портного Бюиссона.

Возможно, об этой истории рассеянный романист никогда бы и не вспомнил, если б не упрямый мсье Левассер, который, пробравшись-таки в «чудный домик» писателя на улице Кассини, напомнил ему об этом.

– Далась вам она, эта несчастная брошюрка… – недовольно пробурчал Оноре, увидав перед собой издателя.

– «Руководство для делового человека», – подсказал Левассер. – То самое, что я вам заказал очень давно…

– Ну да, припоминаю, – мотнул головой Оноре, пытаясь освежить в памяти условия договора.

– Надеюсь, любезный мсье Бальзак, вы всё же вспомнили? – надулся Левассер. – Мы ведь с вами, кажется, всё обговорили. К слову, я выплатил вам неплохой задаток…

– Да-да, я прекрасно помню, – успокоил издателя Бальзак. – И готов заявить следующее. Заказанное вами, мсье, «Руководство» – это так скучно и неинтересно, что, право, оно даже не заслуживает того, чтобы о нём судачить…

– Вот те на! – встрепенулся Левассер. – Что это значит?!

– Хочу предложить вам, уважаемый, кое-что поинтереснее – некий «супружеский кодекс», который у меня практически готов…

– Да, но… – начал было собеседник, но Оноре его перебил:

– Впрочем, над названием ещё следует подумать, но, уверяю вас, на «супружестве» вы сможете заработать гораздо больше, чем на какой-то жалкой и скучной брошюре…

Мсье Левассер задумался. Наседать на этого загнанного кредиторами беглеца, понял он, себе дороже: не получишь ни «Руководства», ни денег – одни неприятности. Уж пусть даёт, что есть. Так, по крайней мере, удастся вернуть потраченные впустую деньги.

– По рукам! – бросил он и быстро удалился.

Оноре облегчённо вздохнул: пронесло! Возиться с какой-то брошюрой – терять понапрасну драгоценное время. Зато, если переработать практически готовый «супружеский кодекс», втиснув его в «Физиологию брака», возможно, получится кое-что стоящее…

Последний раз он заморачивался над этим опусом несколько лет назад – в то самое время, когда ваял на коленке чёрт знает какую чепуху. Но за те два или три года многое изменилось; и прежде всего сам Бальзак. Стиль его сочинений сильно поменялся, в том числе их тематика. Бальзаковское перо уже настолько отточилось, что, взявшись «подредактировать» старую писанину (которую, к слову, он уже частично публиковал), пришлось, по сути, всё переписывать заново. По факту это была всё та же «Физиология брака», но с каждым днём её содержание настолько видоизменялось, что говорить о прежней книге уже не приходилось. Вчитываясь в свои же строки, Оноре всё больше и больше возмущается – ему многое страшно не нравится: всё как-то скупо, сжато и… очень скучно. Удивлению автора нет предела, ведь как он писал раньше, теперь давно не пишет. Так что пришлось немало попотеть.

С. Цвейг: «Бальзак принимается за дело. От прежнего опуса остаются лишь рожки да ножки. В свое время Бальзак упоенно читал Рабле, и вместо холодного остроумия его прежнего кумира – Стерна – он вносит теперь пыл и блеск в свою манеру изложения. Его приятельница мадам де Берни и новая знакомая герцогиня д’Абрантес снабжают его забавными анекдотами, и таким образом, по необходимости и ради необходимости, возникает блестящая, остроумная, ловкая книга, которая своими дерзкими парадоксами, своей учтивой циничностью и своим скептическим юмором явно вызывает на дискуссию»{145}.

Книга отдана в печать; как говорится, с глаз долой – из сердца вон!

Именно тогда и произошло нечто невероятное: «Физиология брака» возымела необыкновенный успех! Особенно среди «слабой половины» общества.

Бурбонские строгие запреты обескровили свободолюбивые сердца французов, чувствовавших себя, словно канарейки в клетках. Хотелось большего – истинной свободы: в печати, в повседневной жизни, политике. Литературный талант Бальзака распахнул форточку. Романист обнажил то, о чём, оказывается, думала, шептала, взывала и грезила чуть ли не каждая француженка. По крайней мере – миллион униженных и обездоленных; тех, кто оказался несчастен в браке. Женщины, как выяснилось, были все одинаковы – справа и слева, сверху и снизу социальной лестницы. Впрочем, как и мужчины. Ну а брак – та самая клетка для супружеской пары, которую к тому же порой рассматривают сквозь замочную скважину. Разве всё сказанное – не предреволюционный еретизм?!

Правда, хитрец по натуре и к тому времени уже опытный журналист Бальзак перед выходом книги решил подстраховаться и, договорившись с коллегами из «Mercure de France», собственноручно написал рецензию на свой «роман в анекдотах». «Живой, красочный, живописный стиль, остроумный и язвительный, приятные анекдоты, еще приятнее оттого, что их рассказывают целиком, – писал он. – Мы искренне рекомендуем этот любопытный труд, в котором мысль смелее ее воплощения и который, подобно “Физиологии вкуса” Брийя-Саварена, придется по вкусу всем»{146}.

Вряд ли стоит ругать писателя, и уж тем более – осуждать. Как известно, сам не побеспокоишься – кто о тебе позаботится?