Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

* * *

Новая книга Оноре, вышедшая из печати в последние дни ноября 1829 года, утверждала, что брак – лицемерное порождение общества. И когда Бальзак, высказав запретное, привлёк к себе внимание, тут-то и началось!

Здесь следует заметить, что одновременно с «Физиологией» Бальзак издаёт «Сцены частной жизни», куда из шести предполагаемых рассказов к концу 1829 года он успеет написать лишь половину: «Дом кошки, играющей в мяч» («Le Maison du Chat-Qui-Pelote»), «Супружеское согласие» («La Paix du Ménage») и «Загородный бал» («Le Bal de Sceaux»). В «Сценах» автор продолжает начатую им тему неудачных браков, где описывает необдуманные поступки легкомысленных женщин и ошибки корыстолюбивых мужчин. Бальзаку очень реалистично удаётся нарисовать «правдивую картину нравов, которую добропорядочные семьи стараются скрыть от постороннего взгляда».

На следующий год «Сцены частной жизни» пополнят «Гобсек» («Gobseck»), «Вендетта» («La Vendetta»), «Побочная семья» («Une Double Famille»), «Силуэт женщины» («Étude de Femme») и уже упомянутая нами «Тридцатилетняя женщина», над которой автор работал целых пять лет (с 1829 по 1834 год), превратив, по сути, в большой роман. Стоит ли говорить, что все эти сочинения также о проблемах брака; достаточно сказать, что бальзаковский «Гобсек» имел первоначальное название «Опасности безнравственного поведения».

Условности, навязанные чопорным обществом, французам откровенно надоели. Свобода слова напоминала голодную волчицу, обложенную со всех сторон охотничьими флажками: следовало плестись исключительно прямо – под ружейные дула, то есть навстречу собственной погибели. Но ни в коем случае влево или вправо, куда категорически запрещалось.

Так вот, условности обрыдли. Брак в глазах обывателя виделся этаким кошмаром, который, начавшись с криков боли и мучений, превращался в многолетнее истязание одного над другим, как правило, мужчины над женщиной. Равнодушие, многочисленные роды и супружеские измены – всё это отнюдь не укрепляло брачный союз, зачастую превращая его в клетку. Даже если у кого-то клетка была золотая, это не решало главную проблему брака: существовавшее неравенство. Клетка, сотканная из мужского деспотизма, лицемерия и жестокости, превращала женщину в обычную вещь – такую же, как стол, стул или продавленная ненавистная кровать, которая ближе к ночи выглядела топчаном для пыток (чем не доска гильотины?).

Несчастных супругов сотни тысяч по всей стране. Этаких «сожителей по обстоятельствам», мечтающих, чтобы когда-нибудь всё изменилось к лучшему. Хотя мечталось только об одном – о взаимной любви.

Условности лишали свободы, превращая жизнь в замкнутый круг. Бунтарей объявляли вне закона, а попросту – чуть ли не еретиками, почти как в Средние века. Правда, имелось одно обстоятельство. Навязанные условности почти не касались мужчин, которые, в отличие от слабой половины, могли позволить себе многое из того, что было априори недопустимо для женщин. Например, интимная связь на стороне. Прелюбодеяние – страшный грех, осуждаемый с ветхозаветных времён. Грешили всегда и везде. Причём жертвой грехопадения во все времена становилась опять-таки женщина. А потому считалось, что всё это про них – заблудших, коварных и… склонных к этому самому прелюбодеянию. За что и рассчитывались несмываемым позором, отлучением от Церкви, тюремным наказанием (во Франции – от трёх месяцев до двух лет), побитием камнями наконец.

Женщины – но не их мужья! Для справки, к середине XIX века в Париже, по данным полиции, насчитывалось 34 тысячи проституток и 200 борделей, которые посещала четверть мужского населения города{148}. Обманутый муж, убивший неверную жену, освобождался от наказания; в то время как любое противоправное действие со стороны обманутой жены строго преследовалось по закону. И где здесь равноправие? Потому что мир – исключительно для мужчин, но никак не для женской, не стоящей внимания, половины. Ведь женщины в этом мире всего лишь парии.

А жить хотелось! Чтоб надышаться и вдосталь отлюбить. Когда кругом лицемерие и обман, не лучше ли, сбросив пелену условностей, броситься на шею не опостылевшего мужа, а тому, кого любишь?.. Мужчины сильно ошибались: женщины не такие уж простушки, какими их хотел бы видеть обманчивый социум. И делать из них глупых и бездушных манекенов – несусветная глупость: они такие же, как их мужья. Невинная девушка невинна лишь в глазах её будущего мужа; однако «чистота» отнюдь не касается её ума. Кто сказал, что женский ум – не мастерская дьявола? Даже будучи невинной, иная девушка знает гораздо больше, чем дюжина безусых юнцов. Только стоит ли об этом высказываться вслух? Ведь засмеют, задразнят, а то и вовсе начнут сторониться. Молчание – золото, вылетевшее слово – серебро.

Женщина – такой же свободный человек, как и мужчина. И, конечно, отнюдь не рабыня! И это главный постулат от Оноре де Бальзака. Брак лишь приложение к природе человека; только относясь к женщине по-человечески, то есть видя в ней равного партнёра, мужчина способен сделать её по-настоящему счастливой. Впрочем, как и сам брак. И разве «просвещенный» медовый месяц не предвестник будущего удачного брака? – задаётся вопросом Бальзак. Мужчины – глупцы! Они даже не представляют, насколько женщины любят быть обворожительными и предаваться удовольствиям. Семейный гнёт и насилие убивают самое ценное в жене – способность подарить истинное наслаждение, которое не в силах дать ни кокотка, ни гризетка.

Семья – всего лишь условный ограничитель того, на что способна свободная от предрассудков женщина. Удовольствия для неё не менее важны, утверждает Бальзак, чем сам брак, а также рождение и воспитание детей. Брак – лицевая сторона отношений; удовольствия – оборотная. Чувственные отношения – вот соль вопроса. Без них нет и брака. А потому нужно уметь любить и быть любимым. И для этого, поучает автор, нужно совсем немного: стать внимательнее к собственной жене.

Вот такой «еретизм». Неслыханно. Обличителя – к ответу! А то и вовсе… на костёр!

Оноре не против. И словно в насмешку пишет: «Талант мужа проявляется в его умении находить новые способы ласки и оригинальное выражение своих чувств. Свое “дерзкое сладострастие” он должен посвящать жене, а не куртизанкам»{149}.

Хорошенькое дельце… На костёр!

Бальзаковская «Физиология» перевернула людское мышление, явившись некой искрой для революционного переворота. Сам того не ведая, доселе скромный романист явился предтечей Июльской революции 1830 года, создав (и это вряд ли преувеличение) своего рода предреволюционную ситуацию.

«Физиология брака» явилась булыжником, который, грохнувшись о водную гладь социума, вызвал на внешне спокойной поверхности небывалую волну. Первоначальная оторопь при виде цунами быстро сменилась восторгом читателей. Общество вздрогнуло. Даже самая его недосягаемая часть – близ Трона и вокруг. Брюзги забрюзжали, толстосумы заёрзали, домохозяйки зааплодировали. Новая книга кого-то позабавила, кого-то заинтриговала. Но основная часть французов, как выяснилось, задумалась. Невероятно, им впервые напрямую выложили то, что на самом деле происходило: правду. Без всякого лоска, прикрас и умалчиваний; с мельчайшими подробностями и деталями. По сути, женскую душу вывернули наизнанку. Такого ещё не бывало!

Роман не был никакой предтечей революции: он стал её составной частью.