Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 1

Глава четвёртая

Прошло несколько дней. Алёшкины освоились в новой квартире полностью. Они перезнакомились со своими соседями, и так как обладали способностью быстро сходиться с людьми, то скоро со всеми находились уже в самых лучших отношениях. Сосед, живший в комнате рядом, был милиционером, он нечасто бывал дома, но зато о его присутствии сразу становилось известно: он почти всё время громким и не особенным приятным голосом пел одну и ту же песню, в которой лучше всего знал слова:

— Гренада, Гранада, Гренада моя!

Его жена, молодая миловидная женщина, не работала, постоянно была дома. Своих детей у них не было, и с появлением в квартире Алёшкиных Элочки соседка уделяла ей много внимания.

Другие соседи по этажу были из числа старых владельцев этого дома: две симпатичные старушки, начитанные и образованные. Они тоже полюбили и Элочку, и всю семью Алёшкиных, и относились к Борису и Кате очень тепло.

Борис Яковлевич и его жена, обзаведясь знакомыми в своём новом жилище, продолжали по-прежнему трудиться, причём так, как, пожалуй, тогда работали все коммунисты и комсомольцы — не за страх, а за совесть, не считаясь ни с трудностями, возникавшими на их служебном пути, ни со временем. Особенно много таких трудностей возникало перед Борисом, и если бы не деятельные и квалифицированные помощники — начальник финансового отдела Виноградов, начальник планового отдела Андреев, начальник снабжения Вшивцев и многие другие, то он вряд ли бы справился со всеми своими обязанностями. Прежде всего, это был, конечно, вопрос финансов.

Траловый флот, благодаря целому ряду причин, часть которых мы приводили раньше, производственного плана не выполнял, а ведь он являлся организацией коммерческой — хозрасчётной, и его бюджет зависел во многом от того, что выручалось за выловленный товар. Суммы эти были значительно меньше плановых и не только потому, что рыбаки на тральщиках и сейнерах плохо владели орудиями лова, не знали места хода и скопления рыбы, часто работали вхолостую, а ещё и потому, что большая часть выловленной продукции портилась из-за несвоевременной обработки. Это происходило и в районе Камчатки, но в гораздо большей степени с судами, работавшими в заливе Петра Великого.

О затруднениях со сдачей рыбы сейнерами мы уже говорили, а с тральщиками дело обстояло ещё хуже. Выловленную ими рыбу, в основном, камбалу (в этом районе трески почти не было), на судне засаливать было нельзя: это делали только в специальных чанах, установить которые на судне не представлялось возможным. Промыслы и заводы ДГРТ камбалу принимать отказывались: они еле справлялась с обработкой более ценной рыбы — сельди и лососевых. Даже иваси, вылавливаемую сейнерами, они принимали только под большим нажимом. Реализовать камбалу в свежем виде во Владивостоке было трудно опять-таки из-за конкуренции с рыбой лучшего качества. Возникла самая настоятельная необходимость строить свою засолочную базу. Собственно, для этого тресту и отвели бухту Диомид, для этого организовали и отдел капстроительства. Несколько позже мы остановимся на работах по строительству этой базы, а сейчас скажем несколько слов о тех перспективных планах, которые ставила перед собой дирекция Тралтреста.

Время от времени удавалось собраться всем руководителям вместе, и тогда, помимо разбора текущих вопросов, разрабатывались и планы на будущее. На одном из таких собраний в конце июля 1932 года вновь обсуждали проблему сохранения продукции, добытой с большим трудом рыбаками. В частности, снова встал вопрос о камбале, составлявшей основную массу добычи. Эта рыба хорошо покупалась за границей — в Японии, Китае, но только в свежем или свежемороженом виде. Солёную там не покупали, да и на внутреннем рынке спрос на солёную камбалу был невелик. На тральщиках морозильных установок не имелось. Единственный на Дальнем Востоке пароход-рефрижератор (в ДГРТ) был загружен перевозкой лососевых пород и крабов, сдача ему камбалы не рассматривалась. Встал вопрос о строительстве хладокомбината в районе Владивостока. Город испытывал в нём нужду, чтобы хранить также и мясные продукты.

После совещания со специалистами и получения места в районе мыса Чуркина, было решено приступить к строительству хладокомбината. Большая часть средств, отпущенных Тралтресту на капстроительство, была передана городским строительным организациям, чтобы холодильник уже весной следующего, 1933 года мог начать приём и заморозку рыбы с судов. Это было разумным, рациональным решением, так как работа отдела капстроительства треста шла неудовлетворительно, и рассчитывать на освоение им всех отпущенных средств было нельзя.

Большая часть выловленной тральщиками камбалы перерабатывалась на тук (для этого на судне были установки), то есть удобрение, муку, продажная стоимость которой была очень низкой. Между тем расходы по содержанию аппарата треста и судовых команд, приобретение необходимых материалов, топлива, ремонта судов и прочего не уменьшались, а по мере вхождения в строй всё новых и новых тральщиков, наоборот, увеличивались. Семьи команд судов, работавших в районе Камчатки, по аттестатам должны были получать деньги ежемесячно и регулярно, а на текущем счету Тралового треста очень часто не бывало ни копейки. И вот тут начфину Виноградову приходилось проявлять все свои знания и умения, а Борису Яковлевичу — все свои дипломатические способности, чтобы выпросить очередную субсидию в Востокрыбе или получить ссуду в Госбанке. Откровенно говоря, иногда они и сами удивлялись, как это им в очередной раз удалось выкрутиться из того или иного затруднения. Часто Борису приходилось выдерживать настоящие бои с жёнами рыбаков, которым на тот или иной срок задерживалась выплата денег по аттестатам. Как правило, работники аппарата треста также, как и команды местных судов, получали зарплату с опозданием на 1–2 месяца.

Большую изобретательность приходилось проявлять и начальнику снабжения Вшивцеву, а вместе с ним, конечно, и Алёшкину, в вопросах приобретения самых различных материалов. Как правило, оплата счетов за них производилась с большой задержкой. Всё это создавало крайне напряжённую атмосферу в тресте и особенно в работе самого Бориса. Пожалуй, только его молодость, железное здоровье, оптимизм, твёрдая вера в возможность улучшения положения и неунывающий характер позволяли ему не только самому справляться со всеми этими трудностями, но и воодушевлять на борьбу с ними своих ближайших помощников. Повторяем, что в этот период времени вся тяжесть решения повседневных дел легла на его плечи — все остальные члены дирекции находились на судах, мобилизуя команды, руководя работой отдельных групп тральщиков, чтобы выловить как можно больше рыбы и хотя бы этим доказать необходимость и целесообразность существования треста.

Так как в этот период Алёшкину, остававшемуся одному, волей-неволей приходилось руководить деятельностью всего аппарата треста, он вынужден был выезжать в бухту Диомид, чтобы контролировать работу отдела капстроительства, а работал этот отдел неважно. В особенности не нравилась Борису работа руководства отдела. Хотя во главе его стоял коммунист Семёнов, он производил очень плохое впечатление. По всему было видно, что работа его не интересовала и не привлекала. У отдела постоянно имелись затруднения с рабочей силой и материалами. Сами темпы работы были настолько низки, а инертность руководителей отдела настолько явной, что это заставляло настораживаться.

К августу 1932 года, то есть почти за полгода своего существования, ОКС успел построить один пирс (деревянный на сваях), позволявший пришвартоваться одному тральщику или двум сейнерам, заканчивал строительство двух засольных сараев и начал сооружать в них бетонные засольные чаны. Кроме того, отремонтировали и частью восстановили железнодорожную ветку, идущую в бухту Диомид из Владивостока через мыс Чуркина. Ветка была построена ещё царским правительством, предполагавшим размещение в бухте Диомид военного гарнизона. Как известно, две приготовленные для этого казармы во время интервенции были разрушены. В этих полуразвалившихся зданиях в то время жили посторонние граждане, работавшие в городе. Дирекция треста требовала выселить их, отстроить казармы, разместить в них контору треста и поселить часть сотрудников. Пока этот вопрос продолжал обсуждался где-то в отделах горсовета.

Как-то, побывав в бухте Диомид вместе с плановиком Андреевым и осмотрев всё сделанное отделом строительства, Алёшкин пришёл к выводу, что объём работ не соответствует размерам израсходованных средств, которые ОКС получал самостоятельно из Стройбанка. Он не сомневался, что имеется какой-то перерасход. Возвратившись в контору треста, Борис Яковлевич предложил провести внезапную ревизию отдела и поручил это Виноградову. Подготовили соответствующий приказ, и через два дня ревизионная комиссия из трёх опытных счётных работников во главе с заместителем главного бухгалтера треста приступила к проверке. Сразу же начальник отдела строительства Семёнов явился к Алёшкину и весьма бурно выразил протест по поводу этой ревизии. Он настаивал на том, что в финансовом отношении ОКС не подчинён бухгалтерии треста, и отвечает только перед Стройбанком. После долгих споров Семёнов заявил, что до получения специального указания от директора треста он никакой ревизии не допустит.

Однако и Алёшкин, и Виноградов предвидели такой оборот дела и потому одновременно с распоряжением о проведении ревизии по радио связались с Новиковым и получили от него радиограмму — формальный приказ. Эта радиограмма, в конце концов, и была предъявлена Семёнову, и ему ничего не оставалось, как подчиниться.

Через два дня председатель ревизионной комиссии докладывал Алёшкину, что даже предварительные результаты работы комиссии указывали на систематические злоупотребления в деле капстроительства Тралтреста, и в довольно крупных масштабах. Первая же проверка выявила поддельные ведомости на оплату строительных работ, двойные счета на материалы и тому подобное. Предположительно, орудовала в этих махинациях целая группа лиц: сам Семёнов, главный инженер Сытин и старший бухгалтер этой конторы. Не обошлось и без участия организаций со стороны. Всё это можно было точно установить только после проверки всех документов, находившихся в Стройбанке. Этим комиссия и занялась. Тем не менее, по словам ревизоров, с самого начала было понятно, что сумма хищения составляла не менее 10 тысяч рублей.

Этот доклад проходил в кабинете Алёшкина в присутствии нач. финотдела Виноградова и плановика Андреева. Выслушав докладчика, Борис Яковлевич немедленно позвонил в областное управление ОГПУ, начальнику по фамилии Дерибас. Тот довольно равнодушно выслушал Алёшкина и заметил:

— Ну, ты не волнуйся. Кончайте там ревизию и передавайте материалы нам, а мы там посмотрим…

Бориса удивило такое хладнокровие, и он довольно горячо возразил:

— Да как это не волноваться? Ведь сумма-то немаленькая, а потом кое-кто говорит, что Семёнов и компания удрать могут!