Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 1

Однако мы ни в коем случае не хотим этими трудностями оправдать всю неблаговидность поступков Алёшкина и его сослуживцев. Между прочим, в то время в таких организациях как ДГРТ выдача зарплаты часто задерживалась на один и даже на два месяца, то же самое было и в Управлении морского лова. Это, конечно, ставило служащих в ещё более затруднительное положение. К тому времени, на котором мы остановились, все дополнительные продукты были уже съедены, и с питанием у Алёшкиных стало опять нелегко. Эти трудности усугублялись тем, что, в отличие от многих знакомых и сослуживцев, имевших какие-то базы в виде дач или родственников, живших в центре Союза и имевших кое-какие варианты получать продуктовую поддержку, у них такой возможности не было.

На другой день по возвращении из Никольск-Уссурийска Борис явился в военкомат, где ему сообщили, что, согласно приказу облвоенкома, ему присвоено очередное воинское звание и что он, теперь считаясь «К-5», имеет право носить в петлицах по кубику. Одновременно ему сказали, что по требованию обкома ВКП(б) он освобождён от прохождения переподготовки в этом году и должен явиться на место своей работы. Здание горвоенкомата помещалось в нескольких шагах от ДГРТ, и поэтому Борис, прежде чем идти в своё управление, зашёл в трест, чтобы узнать очередные новости и получить указания. Катя упоминала о какой-то реорганизации ДГРТ, о которой она мельком слыхала.

В коридоре Борис встретился с Мерпертом. Заместитель председателя треста, всегда очень благожелательно относившийся к Борису, пригласил его в свой кабинет, и уже через 15–20 минут Алёшкин знал обо всех изменениях, происшедших в его отсутствие в ДГРТ и Управлении морского лова, о которых мы рассказали несколько раньше.

Иосиф Анатольевич после рассказа о новом положении Морлова предложил Алёшкину (как у них было условлено с Берковичем) должность начальника управления снабжения и транспорта ДГРТ. Это предложение обрадовало, удивило Бориса Яковлевича, но в то же время заставило и задуматься. Он знал, что вопросы снабжения заводов и промыслов треста, особенно рабочих этих предприятий, находятся в очень плачевном состоянии и что надежд на улучшение положения в ближайшее время не предвидится. Понимал Борис и то, что, конечно, все шишки за огрехи в снабжении в первую очередь будут валиться на начальника УСИТ, а оправдываться ссылками на различные объективные причины всегда трудно. Понимал он также и то, что занятие этой должности в его возрасте, а ему не было ещё и 25 лет, очень почётно, и, как человеку честолюбивому (он, хотя и со стыдом, но в этом вынужден был признаваться, если не вслух, то, по крайней мере, перед самим собой), это предложение очень льстило. Но на этот раз Алёшкин сумел сдержать себя, и, сославшись на то, что он сперва должен рассчитаться с Морловом, или, как теперь его уже можно называть, Траловым трестом, никакого определённого ответа Мерперту не дал.

Через час Борис уже был в своей, ставшей привычной и как бы родной конторе, где рядом с его столом приткнулся второй, поменьше, и где теперь вообще третьему человеку было трудно даже протиснуться. Сотрудники, у которых Алёшкин пользовался уважением и симпатией, встретили его радостно, и через некоторое время зав. плановым отделом Андреев, примостившись около Бориного стола, рассказывал ему все новости.

Алёшкин узнал, что приказ наркома о реорганизации Управления морского лова в самостоятельный Траловый трест союзного подчинения недели две тому назад привёз новый директор треста — Николай Александрович Новиков. При этом у Бориса невольно вырвалось:

— Как, опять Николай Александрович? Уж не похож ли он на Тихонова?

Но Андреев сказал:

— Ну нет, это совсем другой человек, да вот сам увидишь, сейчас они на заседании Востокрыбы, наверно, часа через два явятся.

— Постой, постой, — перебил его Борис, — кто они? Или ты уж так уважительно стал говорить о новом директоре?

— Да нет! На самом деле, они — директор и парторг. Поскольку мы теперь стали настоящей солидной организацией, у нас введена новая должность — парторг ЦК ВКП(б), он же замдиректора по кадрам. Кстати, вот этот стол рядом с твоим — его стол. Звать его Алексей Иванович Зыков, мужик как будто ничего…

— Ну а я? — с тревогой спросил Борис, — что со мной будет?

Андреев немного смешался:

— Знаешь, Борис, сейчас я и весь мой отдел срочно составляем новые штаты. Какую должность предложит тебе Николай Александрович, я не знаю. Во всяком случае, Аристархова он предупредил, что снимет его в ближайшие дни, тот за это время уже успел наделать столько ляпсусов, что гнев нового начальника вполне понятен… Может быть, он тебе предложит должность начальника отдела снабжения, ты согласишься? — Андреев с любопытством посмотрел на Алёшкина.

Тот закурил и, разгоняя рукой дым от трубки (в это время он уже начал трубку курить), молчал. Он думал, вернее, сопоставлял, что выгоднее: должность начальника УСИТ в ДГРТ или должность начальника снабжения в Тралтресте? Там, конечно, почёту больше и аппарат уже слаженный. Здесь же и должность поменьше, и по-настоящему всё снова начинать надо, но зато и ответственности меньше будет. Как никак обеспечить всем необходимым 20 траулеров и десяток сейнеров проще, чем промыслы и береговые заводы с тысячью рабочих и десятками тысяч членов их семей, которым нужно дать всё от хлеба до трусов и печных горшков.

«Да, — задумался Борис, — задача не из лёгких, впрочем, о чём это я думаю, ведь я ещё не видел ни Новикова, ни Зыкова. Может быть, ни они мне, ни я им так не понравимся, что вопрос о моей работе в Тралтресте отпадёт сам собой».

Между тем Андреев продолжал свой рассказ. За те две недели, как организовался трест, новый директор принял несколько важных решений, и некоторые из них уже начали претворяться в жизнь. Во-первых, Новиков потребовал в Востокрыбе и при её поддержке сумел добиться в Приморском обкоме и облисполкоме распоряжение о выделении для Тралового треста специального порта — базы бухты Диомид. Это решение очень обрадовало Алёшкина. До сих пор тральщики и сейнеры ютились где попало, их гнали от причалов торгового флота, гнали и от лесных складов Дальлеса, и вообще, от всех причалов, у которых были какие-либо хозяева. Очень часто суда вынуждены были проводить время между рейсами и далее грузиться снаряжением, углём и продуктами, находясь на рейде, стоя на якоре посредине бухты Золотой Рог. Это создавало массу трудностей и неудобств, не говоря уже об огромной потере времени. Новиков не только добился получения бухты Диомид, но уже успел организовать при тресте ОКС (отдел капитального строительства). Во главе этого отдела он поставил прибывшего недавно из Москвы члена партии Семёнова, тот подобрал себе главного инженера — Сытина, тоже приезжего. Эти люди приступили к работе. Правда, пока они только заготавливали стройматериалы, но обещали к июлю построить и первые пирсы.

Во-вторых, Новиков попытался избавиться от сейнеров, заявляя, что по характеру своего промысла и виду продукции Траловому тресту они не подходят и должны остаться в распоряжении ДГРТ. Но этот вопрос Востокрыба постановила отложить до января 1933 года.

С первых же дней своей работы Николай Александрович нанял коменданта здания. Ему было поручено подыскать помещение для конторы треста и для квартир вновь прибывавших сотрудников. Комендант — молодой разбитной человек успел многое сделать. Кроме того, после больших споров и шума Николай Александрович настоял на том, чтобы до тех пор, пока не удастся найти отдельное помещение, Тралтресту предоставили 10–12 комнат в здании ДГРТ. К этому моменту вопрос уже был решён, и на днях Траловый трест собирался переехать в ту же казарму, где размещался ДГРТ, и занять всё её южное крыло. Комендант как раз там руководил ремонтом.

Андреев успел рассказать о битве, которую Николай Александрович выдержал с облвоенкомом из-за самого Бориса, что к решению этого вопроса ему пришлось подключить Костю Пшеничного — секретаря обкома. Борис Яковлевич был, видимо, нужен Новикову хотя бы для того, чтобы ознакомиться с делами по мобплану, который вёлся в секретной части, и выяснить финансовое положение. Почти на следующий день после отъезда Алёшкина в Никольск-Уссурийск начальник финотдела Виноградов заболел воспалением лёгких и всё ещё не поправился, положение его было тяжёлым.

— Конечно, новый директор не мог пока разрешить даже простейших финансовых вопросов, вот почему ему и удалось тебя выцарапать, — закончил свой рассказ Андреев.

Через полчаса в контору Управления морского лова пришли директор и парторг. Толстый, невысокий, черноглазый, с шапкой курчавых чёрных волос парторг оказался очень живым, громкоголосым человеком. Войдя в контору и увидев Бориса, пытавшегося навести порядок в своих бумагах, Николай Константинович Зыков громко воскликнул:

— А вот и наш воин вернулся! Ведь я не ошибаюсь, вы и есть Борис Яковлевич Алёшкин? Так? Вот здорово, здравствуйте, — он крепко пожал руку, протянутую Алёшкиным несколько нерешительно.

Пожатие его было твёрдым, рука — сухой и тёплой, и он как-то сразу показался Борису давно известным и знакомым. Умел Зыков сходиться с людьми и быстро подчинять их своему влиянию.

Через несколько минут Алёшкин уже знал, что Николай Константинович в прошлом партизан, секретарь одного из подпольных укомов в Забайкалье, затем руководитель различных партийных комитетов, а вот теперь назначен парторгом в Траловый трест.

— Ну, Борис, я думаю, мы с тобой не будем чиниться. Оба мы коммунисты, оба работаем в одной организации, давай сразу перейдём на «ты», согласен? Твою несложную биографию я знаю, что меня заинтересует дополнительно, потом расскажешь, идёт? Ну и порядок.

В это время дверь приоткрылась, и Вахмянина, которая теперь, как узнал Борис от Андреева, стала секретарём директора и пока единственной машинисткой треста, заглянув в неё, сказала:

— Борис Яковлевич, вас директор треста просит зайти.

Алёшкин поднялся, Зыков тоже, последний сказал:

— Ну, я не хочу мешать вашему знакомству, с глазу на глаз вы лучше поймёте друг друга.

Борис, лавируя между столами сотрудников, многие из которых поглядывали на него с плохо скрываемым любопытством, направился к закутку, что некогда занимал Николай Александрович Тихонов и где сейчас временно обосновался новый Николай Александрович — Новиков.

Новиков — высокий шатен со светло-голубыми глазами, крупным, чуть вздёрнутым носом, мягкими, часто улыбавшимися губами и твёрдым волевым подбородком стоял около стола и складывал какие-то бумаги в довольно потёртый дерматиновый портфель. Увидев вошедшего, он приветливо улыбнулся:

— Борис Яковлевич Алёшкин, если не ошибаюсь? Ну, так вот, нам нужно поговорить. О многом поговорить, причём я очень не хочу, чтобы у нашего разговора были свидетели, а вы сами понимаете, что всё, что говорится в этом «кабинете», слышно всей конторе. Даже я слышал ваше шумное знакомство с Зыковым, — заявил Новиков тихим мягким голосом, как-то не вязавшимся с его высоким ростом и мощной фигурой. — Сейчас четыре часа дня, самое время обеда. Моя Елизавета Ивановна, наверно, пельменей наделала, пойдёмте ко мне, пообедаем, посидим, поговорим и выясним, что нужно. И завтра же примемся за работу с готовым решением.