Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»

Кто-то поинтересовался, как он относится к В. И. Ленину.

Мое отношение очень хорошее. Это не значит, что считаю идеальным, как это принято. Есть у него работы действительно очень крупные. Но, скажем, некоторые положения такой книжки, как «Материализм и эмпириокритицизм», в чем-то устарели. И ничего в этом особенного нет. Есть у него противоречивые работы. В конце концов, если сравнить «Государство и революцию» с «Очередными задачами советской власти», то увидим несовпадения, противоречия. Изменилось время, одна написана до революции, другая — после. Я к чему это говорю? У Ленина была величайшая черта политика — умение менять свою точку зрения в зависимости от сложившихся обстоятельств. Но он многого не доделал, не успел. Если в марксизме очень ценен ранний Маркс, то Ленин — поздний.

Еще спросили, как он оценивает те овации, которые на съезде достались Е. К. Лигачеву. Вопрос, конечно, был с подковыркой. К тому времени уже все в стране знали об их противостоянии. Яковлев только руками развел: «Ну, товарищи, кто хочет, тот хлопает. Зачем из этого делать историю? Я прошу вас не требовать от меня персональных оценок. Я бы не хотел этим заниматься».

И вот этот-то пассаж противники (не оппоненты, а именно противники, ярые враги Яковлева) в дни съезда использовали против него, выпустив и распространив среди делегатов некую «справку» о его встрече с молодыми делегатами. Там черным по белому значилось: «Кто хочет, тот пусть и хлопает. Но надо бы сделать все, чтобы он не был избран в руководящие органы». Далее в этой «справке» приводились и другие цитаты из якобы произнесенных речей Яковлева. Например: «Сделаю все, чтобы членом Политбюро не стал министр обороны». Или: «Горбачев озвучивает мои идеи». Ну и так далее.

Эта искусно изготовленная фальшивка, где правдивые высказывания умело переплетались с ложью, широко гуляла среди делегатов. Возможно, и Горбачеву ее показали — не потому ли он в те дни так демонстративно отворачивался от Яковлева?

Я не знал, что делать, как поступить. Честно говоря растерялся. Переговорил с председательствующим Рыжковым. Он сказал: «Не обращай внимания. Видишь, что происходит»[308].

А что происходит? Яковлеву кто-то объявил тайную войну. Причем этот «кто-то» обладал мощным ресурсом, ведь в те годы множительная техника была под жестким контролем. А тут распечатанные на ксероксе, и в большом количестве, провокационные листовки. И составлены грамотно — без очень опытной руки там явно не обошлось. Только чья это рука?

Невольно вспомнился один из доверительных разговоров с В. А. Крючковым — в ту пору, когда они вместе ходили в сауну, а после парилки выпивали по рюмочке и беседовали на разные темы. Однажды Яковлев поинтересовался у Владимира Александровича, что скрывается за термином «активные мероприятия». Он слышал иногда это выражение из уст разведчиков и всегда считал, что речь, видимо, идет о каких-то острых операциях спецслужб, может быть даже убийствах. Но Крючков охотно разъяснил:

— Вовсе нет, тут мы обходимся без пистолета, яда или кинжала. В ход идут изготовленные нашими умельцами фальшивые бумаги — это могут быть листовки, личные или официальные письма, статьи, написанные сотрудниками КГБ, но под другими фамилиями размещенные в западных изданиях, и прочие подобные фокусы. Такими приемами пользуются все разведки мира.

— Интересно, — вскинул брови Яковлев. — Но и аморально.

— Зато очень эффективно. Таким образом можно скомпрометировать любого неугодного человека или, напротив, поддержать человека нужного. Можно даже целое правительство убрать.

От этих воспоминаний лучше не стало.

Неожиданно на выручку Яковлеву пришел Борис Резник — корреспондент «Известий» по Хабаровскому краю.

Журналист сообщил депутатам, что сам был на той встрече Яковлева и ничего подобного из его уст не слышал. Он попросил съезд поручить секретариату провести расследование, каким образом подобная ложь была размножена и распространена среди делегатов.

Не удивительно, что именно журналист Борис Львович Резник вступился за секретаря ЦК Александра Николаевича Яковлева. Я хорошо знал Резника и всегда восхищался его предельной смелостью, готовностью немедленно прийти на помощь несправедливо обиженным. Борис, будучи собственным корреспондентом газеты в Хабаровске, завоевал себе прочный авторитет как автор множества статей-расследований о тех злоупотреблениях, которые там творились. Затем, уже в 90-е и «нулевые» годы, став депутатом Государственной думы, он нередко шел «против течения», голосовал не как того требовала фракционная дисциплина, а как порядочный гражданин и законодатель. Возможно, он оставался на Охотном Ряду единственным принципиальным и честным депутатом.

А тогда, в июле 1990 года, Резник фактически спас от наветов секретаря ЦК.

Все равно Александр Николаевич чувствовал себя скверно. В какой-то момент хотел вообще уйти из Кремля, больше не появляться на съезде. Долго раздумывал: надо ли ему снова подниматься на трибуну, чтобы опровергнуть ложь?

Посоветоваться было не с кем. Как-то так получилось, что никто в этот вечер не пришел ко мне с товарищеской поддержкой. Все были заняты своими делами. Я почувствовал себя одиноким и морально беззащитным, в состоянии, когда уходишь в себя и сооружаешь свой «железный занавес». И все же решил выступать[309].

Выступил он резко. Процитировал и эту фальшивку, и еще ряд других подобных «справок» и листовок, которые распространялись в кулуарах съезда. Показал с трибуны ксерокопию статьи из одной «патриотической» газетенки, где прямым текстом содержался призыв к военному перевороту. «Нам нужен новый Гитлер, а не Горбачев, — зачитывал Александр Николаевич статью из этой газеты. — В Сибири у нас еще много неосвоенных мест, ожидающих своих энтузиастов, проваливших дело перестройки».

В заключение сказал, обращаясь к организаторам клеветнической кампании: «Конечно, все это оставляет рубцы на сердце. Укоротить мою жизнь вы можете, но заставить замолчать — никогда».

Образованная комиссия во главе с первым секретарем Витебского обкома КПСС В. В. Григорьевым провокацию в отношении секретаря ЦК осудила, но провокаторов не нашла.

В последние дни своей работы съезд приступил к формированию центральных партийных органов и выдвижению кандидатов на пост генерального секретаря. Один из делегатов предложил внести в список для голосования Яковлева.

Александр Николаевич опять вышел на трибуну, поблагодарил за оказанное доверие, но от выдвижения отказался.

Потом поступило предложение ввести должность заместителя главы партии и избрать на этот пост Яковлева. Он опять отказался.

Внутренне Александр Николаевич уже порвал с КПСС, оставалось сделать последний шаг. Но пока он на это не решался. Возможно, именно по той причине, которую озвучил, отвечая на вопросы молодых делегатов: «Я вступил в партию во время войны. Постарайтесь понять, для меня это фактор огромной важности. Я не могу это забыть».

Один известный, талантливый, любимый всеми театральный режиссер на глазах у миллионов телезрителей в прямом эфире сжег свой партийный билет. Это был не лучший «спектакль» в его жизни, что режиссер и сам потом признал. Абсолютно чуждый пристрастию к внешним эффектам, Александр Николаевич никогда бы не сделал шоу из своего прощанья с партией.

Президент СССР, Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев с делегатами ХХVIII съезда КПСС. 1 июля 1990. [РИА Новости]

Мало кто мог тогда предположить, что это будет последний съезд в истории КПСС. Он, повторю, проходил бурно, с трибун звучали разные, часто полярные оценки ситуации, предложения по реформированию партии, характеристики «прорабов перестройки». Одни, например Е. К. Лигачев, В. А. Крючков, пламенно ратовали за социализм и классовые подходы, а другие с той же трибуны требовали серьезных перемен — в партии, экономике, обществе. И почти все клялись в верности перестройке, только вот понимали ее по-разному.

Именно тогда, как считал Александр Николаевич, исходя из расклада политических сил, сложилась реальная возможность для создания второй партии, на социал-демократических принципах. И именно он мог ее, эту партию, возглавить. Но, признавался Яковлев, он проявил в те дни личную слабость, упустил верный шанс.

На съезде произошло окончательное размежевание политических сил внутри КПСС, и те, и другие проявили себя достаточно выразительно. Однако сам Яковлев, подводя итоги этого форума, нашел другую формулу.

На портрете Горбачев близко к Яковлеву. Но на самом деле… [Из архива Л. Шерстенникова]

Съезд оказался не консервативным, как его часто называли, и не реакционным. Трудно назвать его леводемократическим или центристским, он не укладывается в привычные политические схемы, поскольку выбор на нем не сводился только к правому или левому спектру позиций. Съезд вообще не решал, на мой взгляд, проблему политического выбора. […] И с этой точки зрения съезд можно назвать съездом неопределенностей, съездом исторической неуверенности[310].

С явным удовлетворением Александр Николаевич отметил в своих мемуарах, что проведенный среди делегатов опрос показал: все места между Горбачевым (он стал лидером рейтинга с 54,4 % голосов) и Лигачевым (аутсайдер с 8,1 %) заняли политики из «команды Перестройки». В том числе и он, Яковлев.

Именно тогда была изменена пресловутая редакция 6-й статьи конституции, то есть монополии коммунистической партии на абсолютную власть в стране пришел конец.

В стране еще не было многопартийной системы с ее специфическими навыками и институтами. Не было устоявшейся системы новых Советов. Не было экономической базы новой власти и экономической свободы для населения. А значит, по большому счету не существовало и демократии — была лишь демократизация, то есть движение в сторону демократии, которому потребуются многие годы и десятилетия для своего закрепления в сознании и организации общества[311].

Что же касается партии, то, по твердому убеждению Яковлева, ее «никто не побеждал, она покончила жизнь самоубийством»: «Кровавое насилие большевизма исчерпало свой ресурс»[312].

В этом с Александром Николаевичем были согласны и многие другие деятели КПСС, наблюдавшие процесс распада изнутри. Например, М. Ф. Ненашев, которого никак нельзя причислить к радикально настроенным «перестройщикам». Он справедливо отмечал, что партия после 1989 года «отказалась от старых структур и старых методов, но при этом не отработала и не предложила новых»[313].

Если Яковлев говорил о «самоубийстве», то Ненашев нашел другие выражения, хотя суть была той же:

Начался медленный, но нарастающий с каждым месяцем, как обвал, процесс умирания партии и ее организаций, лишенных кислорода — практических действий и связей с народом. И здесь не могут помочь, я продолжаю это утверждать, многочисленные суждения о предательстве, о сознательном разрушении партии и ее связей с массовыми организациями. Не смогут, ибо ими не объяснить всех обстоятельств, почему партия оказалась на краю пропасти.