Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»

Президент РСФСР Б. Н. Ельцин (в центре) выступает на митинге около памятника Ф. Дзержинскому. 23 августа 1991. [РИА Новости]

21 августа ему позвонил Ельцин. Судя по словам российского президента, Крючков предложил ему вместе лететь в Форос за Горбачевым. Но Борис Николаевич, заподозрив неладное, это предложение отклонил. Говорит Александру Николаевичу:

— Возможно, вам следует туда лететь вместе с Крючковым. Хотя не уверен, что Крючков на такое согласится. Как поступим?

У Яковлева тоже не было желания совершать такой вояж, да еще в компании с человеком, который принес ему столько неприятностей, стал его откровенным врагом. Принялся отказываться:

— Жду сейчас телефонные разговоры с Бейкером, Геншером, Брандтом, Мейджером, они уже предупреждены. Будет неправильно, если меня не окажется на месте.

Борис Николаевич таким ответом остался недоволен.

— Ну, тогда подумайте, кто может полететь в Форос.

Следом позвонил российский премьер Иван Силаев, тот, сославшись на шефа, тоже спросил, кого Яковлев рекомендует для поездки в Форос. Александр Николаевич назвал Бакатина и Примакова.

В тот день путчисты выбросили «белый флаг».

Борис Ельцин покидал подвалы Белого дома как триумфатор, эта победа открывала ему дорогу к власти.

Кстати, Яковлев, кажется, в ту пору искренне симпатизировал Ельцину. Ему нравилась та решимость, с которой Борис Николаевич отстаивал демократические реформы, и в особенности — гласность. Он в своих последующих интервью не раз с восхищением вспоминал эпизод, когда днем 19 августа российский президент залез на танк под стенами Белого дома и призвал москвичей дать решительный отпор путчистам. Когда Ельцин стал на некоторое время «изгоем», нерукопожатным в среде партийной элиты, Александр Николаевич продолжал посылать ему поздравительные открытки к праздникам, за что Яковлева критиковали коллеги в Политбюро. Да, Ельцин, став полновластным хозяином России, совершил немало ошибок, причем ряд из них носили фатальный характер, и наш герой это признавал, но в дни августовской победы над гэкачепистами Яковлев стоял рядом с Борисом Николаевичем.

Михаил Горбачев вернулся из форосского заточения, повторю, в другую страну — без КПСС, без социализма и без прежних соратников, большинство из которых стали узниками тюрьмы «Матросская тишина». Он оставался президентом СССР, однако при этом реальная власть перетекала к Ельцину, и очень скоро стало ясно, что процесс этот необратим.

Возвращение президента СССР Яковлев наблюдал по телевизору. Видел, как тот спускается по трапу самолета во Внуково — усталый, потерянный, в легкой куртке. Видел, как вслед за ним, поддерживаемая охранниками, опустив глаза, спускается завернутая в плед Раиса Максимовна. Это не было похоже на возвращение победителей. Победитель сейчас находился в Кремле, где шло заседание Верховного Совета. Именно туда, как считал Александр Николаевич, немедля должен был ехать Горби — прямо из Внуково, в этой самой легкой куртке, со следами пережитых страстей на лице. Тогда он мог рассчитывать на успех, его бы встретили с теми почестями, которых заслуживал ставший на три дня заложником президент СССР. Но Горби упустил тот шанс, он приехал на заседание ВС лишь через день, а тогда настроение у зала уже стало другим.

Михаил Сергеевич выглядел явно растерянным, выступил неудачно, внятных оценок всему случившемуся не дал. Он не выразил благодарности москвичам, которые фактически спасли его (и страну!) от отката в прошлое, не покаялся в собственных ошибках, защищал партию, руководители которой сделали его заложником, возглавили путч.

М. С. Горбачев (слева) и Б. Н. Ельцин (справа) на внеочередной сессии Верховного Совета РСФСР. 23 августа 1991. [РИА Новости]

Зато Ельцин в тот день просто упивался ролью триумфатора. Кажется, он решил поквитаться с Горбачевым за все прошлые унижения. На Михаила Сергеевича было жалко смотреть.

Когда он собирался уходить со сцены, его спросили из зала, как он собирается строить отношения с Шеварднадзе и Яковлевым. Он ответил, что с Яковлевым пуд соли вместе съеден, а поэтому дверь ему всегда открыта. Ничего себе! Сначала расстался без сожаления (несмотря на обиду, я на всех митингах шумел, требуя возврата Горбачева в Москву), а теперь, видите ли, дверь открыта… Ведь пуд-то соли действительно вместе ели. О Шеварднадзе он не сказал ни слова. И все же я вернулся к нему, но это произошло позднее, на похоронах трех парней, погибших под танками во время мятежа. Он попросил меня зайти в Кремль. Не хотелось бросать его в тяжкие минуты крушения многих его, да и моих надежд.

За день до неприятной перепалки Горбачева и Ельцина я тоже попросил слова на заседании Верховного Совета России. Руслан Хасбулатов дал его немедленно. Я вышел на трибуну и сказал: главная беда состоит в том, что Горбачев окружил себя политической шпаной. Дай Бог, чтобы эту ошибку не повторил Ельцин. И ушел с трибуны. Речь моя продолжалась меньше минуты[363].

Эта тема — о людях, которыми окружил себя президент СССР и которые его предали, — еще долго оставалась «горячей». Так, за полгода до своей кончины Александр Николаевич встретился с Михаилом Сергеевичем в редакции «Московских новостей», старые соратники опять вспомнили гэкачепистов, и между ними произошел такой диалог:

Яковлев:

— Надо было их гнать к чертовой матери. Они же идеологическую программу переворота заранее изложили. А Горбачев вроде бы не замечал. А сними он этих деятелей с работы тогда, все пошло бы по-другому. Но пожалел.

Горбачев:

— Ты не прав. Затевать драку перед подписанием Договора? Это глупость. На это они и рассчитывали. Дело не в том, мягко или жестко, дело в том — принципиально или не принципиально. А мы за год-полтора заменили все Политбюро на новых людей.

Яковлев:

— Ну да, на Язова.

Горбачев:

— Согласен, это мой выдвиженец. Но дело не только в Язове.

Яковлев:

— Вот я и считаю, что главная ошибка перестройки — кадровая. У Михаила Сергеевича была любимая фраза: «Не надо ломать людей через колено».

Горбачев:

— Я и сейчас так говорю. И так поступаю.

Яковлев:

— Может, через колено ломать и не надо было, а с работы гнать надо было не колеблясь.

Горбачев:

— Какие вы решительные сейчас!..[364]

Трех погибших в туннеле под Арбатом парней с почестями похоронили, посмертно присвоив им звание Героев Советского Союза. Деятельность КПСС запретили. Михаил Горбачев сложил с себя полномочия генерального секретаря и рекомендовал Центральному комитету КПСС самораспуститься.

Бурные дни августовского путча 1991 года. Справа — Р. И. Хасбулатов. [Из архива Ю. Феклистова]

Борис Ельцин, сочтя свою роль на этом этапе выполненной, отправился отдыхать.

Александр Яковлев опять перебрался в Кремль, стал старшим советником главы государства. Впрочем, себя он называл — советником по особым поручениям.

Термин «перестройка» потихоньку стал выходить из обихода.

Вадим Медведев вспоминал, что в те дни Яковлев снова оказался востребованным, принимал самое активное участие в решении многих важнейших проблем, во всех самых конфиденциальных встречах президента. Его фамилия опять возникла в ходе обсуждения кандидатуры на пост вице-президента СССР, предложение сделал Примаков. И снова Горбачев поморщился: не пройдет. Шахназаров назвал кандидатуру более «проходную» — первого секретаря ЦК КП Казахстана Назарбаева. Да и сам Александр Николаевич не захотел участвовать в этих играх, возможно понимая, какой малый срок отпущен союзным структурам.

За неделю до того, как над Кремлем вместо красного флага поднимется триколор Российской Федерации, Яковлев пишет письмо председателю Верховного Совета Латвийской Республики А. В. Горбунову. Латвия уже является независимым государством, зубную пасту обратно в тюбик не загнать. Да и Яковлев уже не куратор международных дел. Но его волнует судьба русскоязычного населения в Прибалтике, он обеспокоен теми актами и акциями, которые грозят ущемлению прав и интересов значительной части населения Латвии.

Обращаясь к спикеру латвийского парламента, Александр Николаевич просит его иметь в виду, что «только „нулевой вариант“ решения проблемы гражданства, обеспечивающий за каждым человеком, проживавшим на территории республики в момент провозглашения ее государственного суверенитета, право свободно сделать свой выбор, является решением, которое в долгосрочном плане отвечает интересам как латышского, так и нелатышского населения и может принести Латвийской Республике мир, процветание, уважение других народов и стран»[365].

И Вадим Андреевич Медведев, и Александр Николаевич Яковлев, встретившись, соглашаются с тем, что провал путча выливается в контрпереворот, сопровождается пренебрежением законами, распадом страны, подменой союзных структур российскими. Оба встревожены тем, что происходит. Не так они видели будущее своей страны, затевая перемены.

Яковлев подтвердил свое желание продолжать работу в Моссовете, куда приглашен в качестве председателя общественного совета. Наверное, это было продиктовано желанием сохранить за собой «запасной аэродром» на случай новых возможных ЧП. Обжегшись на молоке…

Правда, никаких видимых достижений у этого общественного совета, кажется, не случилось.

В те же дни очередную язвительную запись по поводу своего друга делает Черняев:

Примаков с удовольствием согласился быть начальником советского «ЦРУ», контору эту выделяет из себя Бакатин[366]. А А. Н. (Яковлев) все шляется по митингам, и ни дня без интервью!! Я давно подозревал в нем непомерное тщеславие, но думал, что оно обуздываемо интеллигентностью и умом. Оказывается, оно в нем сильнее всего и все подавляет[367].

Странное это было время. Союзные структуры сами по себе превращались в прах. А российские руководители оказались явно не готовы к такому крутому повороту событий, власть упала к их ногам совершенно неожиданно. Отсюда — и эйфория, и растерянность, и множество непродуманных решений, поспешных кадровых назначений.

Горбачев, по воспоминаниям Александра Николаевича, много времени и сил тратил на то, чтобы сохранить Союз на основе федеративного устройства, хотя идея эта была уже нежизнеспособной. Яковлев продолжал настаивать на конфедерации. Однако ближайшее будущее в виде Беловежского сговора опрокинуло подобные и другие надежды.

Павел Палажченко утверждает: Александр Николаевич оставался с Горбачевым до последнего:

Уже в декабре — это я тоже хорошо помню — Яковлев постоянно заходил в кремлевский кабинет президента СССР. Текст последнего выступления по ТВ Горбачева о том, что он складывает свои полномочия, это продукт совместных усилий самого Михаила Сергеевича, Шахназарова и Яковлева. Перед этим несколько дней подряд, то есть с 21 декабря и вплоть до 25-го, Горбачев делал свои прощальные телефонные звонки мировым лидерам, а я переводил почти все из них. И что мне запомнилось? Я вхожу в кремлевский кабинет Горбачева, а мне говорят: «Подожди, он еще в Ореховой комнате». Она была по соседству с кабинетом. Оказывается, в это время там встречались три человека — Горбачев, Ельцин и Яковлев. Два дня подряд они там разговаривали, обсуждали детали передачи властных полномочий. Туда время от времени заносили выпивку и закуску. Потом уловил от Михаила Сергеевича запах водочки.