Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»

Глава 9. «Агент влияния». Явки и пароли

9 октября 1992 года. Москва. Заседание Конституционного суда «по делу КПСС». Яковлев приглашен в качестве свидетеля. Но допрашивают его с пристрастием, как недавнего члена Политбюро, одного из главных руководителей партии и ее явного «могильщика».

Известный правовед, доктор юридических наук Михаил Рудинский предваряет свой вопрос свидетелю пространной преамбулой, суть которой сводится к тому, что в истории человечества, наверное, еще не было случая, когда идеологический лидер такой гигантской партии, как КПСС, вдруг заявлял, что не исповедует ее убеждения. Звучит хлестко. Но это явное передергивание всего, что Яковлев прежде говорил в суде, а говорил он — и довольно подробно — о том, как трудно шел к прозрению, как мучительно менялось его отношение к коммунистической партии, отчего он в конце концов порвал с ней.

Но эксперт безжалостен. Похоже, его интересует не истина, профессор ищет скандала.

Рудинский обращается к Яковлеву:

— Я хочу вас спросить: вы — агент ЦРУ?

— Спасибо за вопрос, — парирует Яковлев. — Мои хозяева в ЦРУ сообщили мне, что вы агент израильской разведки, но я этому не верю.

Поднаторевший в судах Рудинский за словом в карман не лезет:

— Видите ли, если бы я сказал, что всю жизнь был членом коммунистической партии и перешел на позиции сионизма, тогда, конечно, вы могли бы мне задать такой вопрос.

Но и Яковлев тоже не лыком шит:

— А я бы на вашем месте таких вопросов не задавал.

Увы, Александр Николаевич теперь обречен на то, чтобы ему такие вопросы задавали отныне всю оставшуюся жизнь.

В рабочем кабинете. [Из архива Л. Шерстенникова]

Он уже не первый месяц живет с этим клеймом — агент ЦРУ. А потому вопрос юриста на заседании КС не застает его врасплох. Наверное, он даже заранее был готов к такому повороту, и пассаж про израильскую разведку — это его «домашняя заготовка».

Романтический период перестройки давно закончился, а с ним ушли в прошлое надежды на реформирование партии, демократизацию системы, аккуратное введение в экономику рыночных отношений. После августа 1991 года все стремительно рассыпалось, превратилось в прах. Развалился Союз. Запретили коммунистическую партию. Прекратила свое существование прежняя политическая система. Началась буйная приватизация экономики.

Все больше становилось людей, разочарованных происходящим. Враз обедневшие, потерявшие работу и все прежние социальные гарантии, они с ужасом наблюдали за происходившим переходом к рынку. За тем, как группа энергичных и лишенных малейших признаков морали граждан разворовывала страну, прибирала к рукам все подряд — природные ресурсы, заводы и фабрики, а также то, что зовется инфраструктурой.

Недовольство выплескивалось наружу, принимало различные формы протеста. Кто виноват в том, что произошло? Отчего задуманная и принятая народом перестройка обернулась для многих настоящей катастрофой?

Наверное, в те дни больше всех доставалось Яковлеву. На митингах его портреты несли на фоне мишеней и в обрамлении оскорбительных надписей. Запущенные умелыми людьми слухи о причастности Яковлева к работе на западные спецслужбы множились с помощью отпечатанных типографским способом листовок. «И не Яковлев он вовсе, а Якобсон», — утверждали заголовки «патриотических» СМИ.

А поскольку у нас всегда свято верили в то, что во всех отечественных бедах виноваты американцы, «вашингтонский обком» и ЦРУ, то зерна, безусловно, упали на благодатную почву.

И юрист Рудинский, задавая в Конституционном суде свой вопрос («вы — агент ЦРУ?») не рисковал ровным счетом ничем. И ничем не рисковали те, кто прямо угрожал Яковлеву по телефону, кто по ночам приносил к дверям его квартиры похоронные венки, кто обрушивал на его голову проклятья, кто сжег во дворе его престижного «цековского» дома автомобиль дочери, кто… Было такое ощущение, что какие-то очень могущественные силы дали команду «фас», команду на то, чтобы открыть по Яковлеву огонь из всех орудий, сделать именно его козлом отпущения за все, что случилось с партией, с государством, с обществом.

Одним из самых прилипчивых, самых тяжелых обвинений было обвинение в работе на иностранные спецслужбы.

Но был ли Яковлев американским шпионом или агентом влияния?

И если да, то действительно ли завербовали его в период стажировки в Колумбийском университете?

Что там говорить, конечно, для многих это самая интригующая страница в биографии Александра Николаевича.

Я знаю даже вполне искушенных в российских реалиях людей, грамотных, читающих книги, претендующих на то, чтобы считаться элитой, которые на поставленные выше вопросы всегда и без раздумий ответят утвердительно. Мотивы, по которым они это сделают, у всех разные. Одни полагают, что генералы КГБ Крючков, Бобков, Дроздов — а они в разное время и в разных жанрах называли Яковлева «агентом» — это надежные источники. Другие исходят из того, что только по указаниям «вашингтонского обкома» или Лэнгли Яковлев был способен нанести тот вред советскому строю, который нанес.

Владимир Александрович Крючков. [Из открытых источников]

До самой кончины Александр Николаевич был вынужден ходить с этим клеймом. Редкий интервьюер не задавал ему соответствующего вопроса. Яковлев терпеливо, не повышая голоса (один Бог знает, чего ему это стоило) объяснял, откуда взялась шпионская версия.

Давайте разбираться.

Маргинальные проявления шпиономании по адресу некоторых советских руководителей стали проявляться на митингах еще в 1989 году. Агентами ЦРУ клеймили и Горбачева, и Шеварднадзе, и Яковлева. Ну, митинговые страсти — дело известное, чего только там не говорили в запале, каких ярлыков не вешали на своих противников.

А серьезно и даже, можно сказать, документально «шпионский след» был зафиксирован в ходе допросов В. А. Крючкова, когда бывший шеф КГБ, а ныне гэкачепист и подследственный пребывал в тюрьме «Матросская тишина».

То есть в промежутке между августом 1991-го и январем 1993 года. Затем Владимир Александрович развил эту историю в статье «Посол беды», опубликованной газетой «Советская Россия» 13 февраля 1993 года, и в своих мемуарах. Параллельно ее подхватили и попытались раздуть почти все остальные недруги А. Н. Яковлева, правда, если отжать из их выступлений всю воду, то там останется лишь то, что говорил (писал) именно Крючков.

Чтобы докопаться до истины или хотя бы приблизиться к ней, нам потребуется вспомнить, какими были отношения между двумя этими персонажами.

Крючков считает, что их знакомство состоялось в 1983 году, когда он руководил Первым главным управлением КГБ СССР, иначе говоря, внешней разведкой, а Яковлев занимал должность советского посла в Оттаве.

Начальник ПГУ ничуть не удивился, когда однажды помощник доложил ему о том, что с ним хочет встретиться посол. Такие встречи не считались рутинными, но иногда происходили, поскольку все диппредставительства мира являются самым надежным прикрытием для работы разведчиков. Многие сотрудники ПГУ и офицеры ГРУ выполняли свои миссии, официально считаясь консулами, секретарями и советниками посольств, то есть имея дипломатическую неприкосновенность, что не раз спасало их от тюрьмы в случае провала.

Перед тем как отправиться в страну пребывания, они, как правило, проходили недолгую стажировку в соответствующих отделах МИД или Минвнешторга, получали там заветный зеленый дипломатический паспорт и уже с ним, как с индульгенцией, приступали к своим секретным делам.

«Чистые» дипломаты, разумеется, быстро вычисляли «ближних соседей» (так именовались сотрудники КГБ) и «дальних соседей» (то есть офицеров ГРУ), поскольку те не особенно заморачивались насчет шифровки: передвигались на дорогих автомобилях, располагали, в отличие от мидовцев, крупными суммами на представительские расходы, ежедневно уединялись в защищенных от прослушки помещениях, куда посторонним вход был строго воспрещен.

Как правило, проблем со взаимным существованием у «чистых» и «нечистых» не возникало. Мидовцы прекрасно сознавали, что помимо добывания вражеских секретов офицеры спецслужб присматривают и за ними, поэтому старались сохранять с «соседями» ровные отношения. Бывало и так, что разведчики, реализуя свои секретные операции, обращались за помощью к дипломатам или использовали их «втемную», особенно когда требовалось обвести вокруг пальца контрразведку противника.

Самый классический пример такого рода связан с вербовкой в Вашингтоне высокопоставленного сотрудника ЦРУ Олдрича Эймса. На первых порах для связи с Эймсом был задействован «чистый» дипломат, специалист по вопросам разоружения Сергей Чувахин. Секретность была такой, что не поставили в известность даже посла Добрынина.

Чувахин до последнего не ведал, что его визави является руководителем контрразведывательного подразделения ЦРУ, он считал, что встречается и общается с таким же специалистом по вопросам разоружения, и понятия не имел о том, что в передаваемых им американцу пакетах находятся крупные долларовые суммы — гонорар за сверхсекретную информацию, которую Эймс через тайники регулярно сгружал «ближним соседям». Истину Чувахин узнал лишь после разоблачения и ареста Эймса в 1994 году.

Главный вербовщик американца полковник ПГУ Виктор Черкашин в своих воспоминаниях утверждает, что, узнав о своей роли в этой тайной операции, дипломат впал в ярость, он понял, какому риску подвергался, передавая деньги самому ценному агенту Москвы за всю эпоху холодной войны. Разумеется, в случае провала Эймса не поздоровилось бы и Чувахину[374].

А сколько еще было других подобных историй, о которых мы никогда не узнаем. Считалось, что и дипломаты, и разведчики делали одно дело, а именно: отстаивали интересы своего государства.

Поэтому Владимир Александрович Крючков с пониманием отнесся к просьбе Александра Николаевича Яковлева о встрече. А прежде чем принять посла, он поинтересовался у своих сотрудников, курировавших североамериканское направление, какие вопросы может в ходе беседы затронуть Яковлев, к чему следует быть готовым. Те заверили, что беседа, скорее всего, будет носить общий характер, хотя, вполне возможно, посол станет критиковать сотрудников нашей резидентуры в Канаде за их «излишнюю активность», которая, по его мнению, мешает укреплению дружественных отношений между двумя странами.

— Товарищ Яковлев не очень-то жалует нашу службу, — сказали начальнику разведки. — У него свой взгляд на КГБ и его место в мире.

По пути в первый корпус Кремля. [Из архива Л. Шерстенникова]

Если верить воспоминаниям Крючкова, то именно тогда же ему позвонил Ю. В. Андропов, ставший Генеральным секретарем ЦК КПСС. И начальник разведки не преминул заметить в разговоре, что вскоре ему предстоит встреча с послом.

— А-а, Яковлев, — протянул в ответ глава партии и государства. — Ты не особенно откровенничай с ним. Мутный человек. Что у него на уме, ни черта не поймешь. Уже десять лет послом в Канаде, пора отзывать. Тем более что в Москве многие хлопочут о его возвращении, вот пусть и порадуются[375].