Первопричина 2: Возмездие Красного Медведя

Глава 1

Немногим ранее. Позиции советских войск. Генерал Быстрицкий.

Вроде бы хорошие новости, о том что наконец-то прибыло подкрепление, как только вижу это самое подкрепление переходят в разряд плохих и мгновенно портят всё настроение. Вместо двух дивизий до фронта доходит едва ли полк, десять танков, двадцать самоходок и пятнадцать орудий семь из которых требуют серьёзного ремонта. Также прибывает много раненых и целых два особиста, что ещё сильнее портит настроение. Но самым главным удручающим фактором становится то, что подкрепление… На одного пацана пятнадцать девок, многим из которых в силу возраста не автоматы держать или танком управлять, а куклам косы заплетать. Радуют только артиллеристы, они хотя бы взрослые. А вот экипажи бронетехники, грёбаный цветник. Всего один парень да и тот заряжающий.

Командует всем этим безобразием, под чутким руководством двоих капитанов НКВД молодой майор, который звание своё получил, скорее всего так же как Нестерова. Стоит передо мной, настороженно смотрит на шарящихся по позициям особистов, пакет протягивает. Говорит важная информация. Ещё докладывает что эшелон просто разбомбили. Разбомбили так, что от двух дивизий остался полк. Половина бронетехники и все зенитки потеряны. И это…

— Товарищ комфронт, — тянет пакет майор. — Вскрывайте. Приказано вскрыть как только получите…

Глянув на пацана испепеляющим взглядом, от чего он сглатывает, хватаю пакет, ломаю печать и с первых строк забываю как дышать. Приказ один — держаться. Стоять насмерть. Удар готовится именно сюда и именно сюда фашисты стягивают войска. Подкрепление будет.

Когда будет подкрепление? Как держаться? Чем? За что? Неясно. Обещают поддержку авиации, на этом всё.

— Эх, майор… — пытаясь не подать вида качаю головой. — Тебе лет сколько?

— Девятнадцать!

— Нда…

С кадрами совсем всё плохо. И с техникой и с авиацией, и с личным составом. С продуктами, медикаментами… Особисты ещё эти хреновы. Сопляки, а взгляды… Эти двое как Горчаков в окопы не пойдут. Они будут предателей искать. И чёрт бы с ними, но найдут они их там где никаких предателей нет. Ничего, до первого боя, там за ум возьмутся. Если выживут.

— Распределяй солдат, майор, — киваю ему. — Раненых в госпиталь. Бойцов на позиции. Через десять минут всех командиров сюда. Приступай.

— Слушаюсь!

— Слушается он…

Горчаков с Нестеровой пропали. Бойцы нервничать начинают. А мне что, снова солдат шерстить и лейтенантские звёзды им на погоны лепить? Ну да, право имею, соответствующий приказ ставки присутствует. Но кого? Да что такое? Ни бойцов, ни командиров. Придётся это лопоухое чудо с майорскими звёздами своим замом ставить. А он… Он мальчишка.

— Товарищ комфронт! — подбежав вытягивается майор. — Приказы выполнены. Командиры…

Командиры. Девчонки. Худенькие, чумазые, напуганные. Как с ними в бой идти? Что я им сейчас скажу? Это Горчаков мастер своего дела. Это он мог так всё вывернуть и такого наговорить, что солдаты в штыковую на танки готовы были идти. А я? Я стратег, тактик. В единичных случаях я могу найти подход к каждому, но воодушевлять весь фронт… Без паники. Я на своём примере уже неоднократно доказал, что из любой, даже безвыходной ситуации можно найти выход.

— Товарищи командиры, — обводя девушек взглядом улыбаюсь. — Добро пожаловать. Итак…

Договорить не успеваю, слышится нарастающий гул. Земля дрожит и тут же нас слепит ярким фиолетовым светом. Поднимается ветер.

Поворачиваюсь, придерживая рукой шапку смотрю и вижу… Огромное, разгоняющее облака фиолетовое грибовидное облако.

— Это что за нихрена себе? — спрашиваю. — Майор, ты что-нибудь об этом знаешь?

— Никак нет, товарищ комфронт. Это… Немцы оружие испытывают?

— У себя в тылу? Нет, не похоже. Это какого же оно размера, если отсюда видно? А оно…

Вспомнив карту, с ужасом понимаю что облако в стороне лагеря. Тут же закрадываются нехорошие мысли о Горчакове и группе Нестеровой и тут… Нас чуть ли не сносит фиолетовой волной. Которая проходит через тело и вместе с лёгкой болью вызывает приступ эйфории. Кожа на руках начинает искриться, настроение стремительно поднимается. И не только у меня. Половина девушек так же начинают искриться. Они улыбаются и с восхищением смотрят на облако. Причём те кто искрится отмечают что облако очень красивое. Чертовщина какая-то…

Очень надеюсь, что это наши новое оружие на головы немцев скинули. Потому что иначе…

Сколько так стоим сказать не могу, зрелище мягко сказать завораживает. Поэтому, с трудом оторвав от облака взгляд, пользуясь хорошим настроением, провожу инструктаж. Распределяю по участку артиллерию и бронетехнику. Хватаю майора и тащу в блиндаж. Где усаживаю за стол, присев напротив смотрю на него и тут…

— Товарищ комфронт! — забегает в блиндаж боец. — Товарищ комфронт! Там! Грузовики!

— Какие грузовики?

— Немецкие. Мчатся колонной. Прямо к нам от линии фронта. То есть с той стороны.

Хватаю бинокль, бегу на позиции и встав смотрю. На самом деле грузовики. Немецкие… Вот только едут слишком быстро.

— Майор! К бою! Не нравится мне это. Хотя…

На первой машине… На кабину первого грузовика встаёт человек. Разворачивает белый флаг с красной звездой и машет им.

— Стоп. Пропустить их, — почему-то приказываю.

Не понимаю как, но я прям вижу что в первой машине Горчаков и Нестерова. А ещё вижу что они хоть и растеряны, но в приподнятом настроении.

— Странная техника, — глядя в бинокль выдаёт майор. — О, товарищ комфронт, они на полозьях едут. Это вообще как? Переговорщики?

— Не похоже. Это наши. Разведгруппа возвращается. Судя по машинам, партизанский отряд с ними.

Колонна, видя что в них не стреляют, заметно ускоряется. Подпрыгивая на воронках и поднимая клубы снега быстро приближаются…

Махнув паре бойцов иду на встречу. И как только дохожу до передка, колонна останавливается. Разворачивается на месте, и тут… Из кузовов выпрыгивают наши бойцы и помогают выбраться заключённым. Интересно же другое. То есть другие. То есть… Шесть странных девушек. Слишком фигуристых, красивых, необычных и практически голых. От чего бойцы теряются, начинают поправлять шапки и телогрейки. Компания же…

У одной, самой бесстыдно разодетой, на плече маленький человечек на крысу похожий сидит. Выделяется странный дед. Лохматый как домовой, бородатый, по пояс голый, подпоясанный верёвкой и необычно мускулистый. Ну и тот, кто стоял на кабине. Человек, молодой, как дед мускулистый что видно из-за совсем уж лёгкой одежды. С металлического цвета волосами, слишком длинными руками и глазами… Глаза его светятся серебристо-голубым. Во рту железные зубы…

— Товарищ комфронт, — подходит ко мне почему-то красная Нестерова. — Разрешите доложить.

— Докладывайте.

— Задание выполнено…

— И перевыполненно, — нервно усмехается Горчаков.

— Задание выполнено, — невозмутимо продолжает Нестерова. — Партизанский отряд найден и доставлен. Идельштайн… Персонал лагеря убит, сам лагерь уничтожен. Потерь нет.

— Орлы. А если более подробнее?

— За подробностями к товарищу Константинову, — указывая на длиннорукого кивает Нестерова. — Вы мне всё равно не поверите. Разрешите идти?

— Отдыхай, дочка. Итак, товарищ Константинов?

— Владислав, — протягивает он руку. — Можно просто Влад. А это мои жёны. Слева направо. Маришка, Белка, Серафина, Фая, Рая и Роза. Вон тот светленький хмырь доктор Лазарев. Дед… Профессор Ломакин Михаил Андреич. Он же Осип. Батя, попрошу относится к пожилому человеку с должным уважением.

— Так значит это вы поезда под откос пускали? — пожимая ему руку спрашиваю.

— Мы, товарищ комфронт, как только в себя пришли, решили нашим помочь. А как узнали что эти уроды газ применить собираются, так презент им организовали. Им понравилось, проезжали мимо видели что до сих пор рады.

— А как проехали?

— Жена моя, — подтянув черноволусую девушку в накидке улыбается Влад. — Красавица Серафина. Может на психику воздействовать. Внушила немцам что нас нет, вот мы и проехали.

— Мне значит тоже внушили?

— Товарищ комфронт, — улыбается Серафина. — Извините, пожалуйста, но по другому никак. Вы бы нас артиллерией накрыли. А мы…

— Мы помочь пришли, — мрачнеет Влад. — И если договоримся, то обязательно поможем. Есть место потише? Мне надо многое вам рассказать. Думаю капитан Горчаков тоже многое расскажет.

— В блиндаж, там всё обсудим.

А подкрепление всё же прибыло. Но что скажет ставка…

— Я вам сукины дети покажу арестовать! Совсем охренели молокососы! — орёт на пару особистов Горчаков. — А ну марш к солдатам боевой дух повышать. Бегом!

Нда…

****

В блиндаже, странные гости дополняя друг друга и подкрепляя слова документами найденными в лагере, то есть своими личными делами рассказывают что с ними случилось и как они дошли до жизни такой. Как оказалось, стали они такими, в ходе пыток. Некто Марта, ныне покойная, кроме чудовищных опытов не брезговала лично пытать пленных. Вот, в результате таких пыток, с помощью какой-то убойной бурды, она и создала этих людей. С поправкой на то, что ключевую роль в этом сыграл Влад, потому как он Тёмный Император из другого мира. Попал сюда случайно, но поскольку там у него шла война очень похожая на нашу, сразу выбрал сторону Советского Союза. Потому что там у него хоть и Империя, строил он её опираясь на знания про Советский Союз. Править не хочет, но помочь своим коммунистическим товарищам, то есть нам, более чем страстно желает. Потому что фашизм ненавидит.

Вообще, говорит он много и всё это я бы принял за вымысел, за бред. Но все они подтверждали слова действиями. Маришка растекалась водой, Белка превращалась в молнию, близняшки Спичкины горели, Лазарев выращивал на ладонях кристаллы. Осип он же Ломакин манипулировал землёй, камнями и даже бетоном. Влад управлял железом, Роза воздухом. Серафина могла слышать мысли, присылать образы и демонстрировать воспоминания. И всё это хорошо, если всё это правда, они действительно помогут. Но… Я не главнокомандующий, у меня есть начальство. Надо мной ставка, три маршала и товарищ Сталин. Конечно, я встану на их защиту, таких бойцов упускать нельзя. Но что скажет руководство?

Да и Влад… Он готов помочь, он хочет помочь, но если его самого или его семью тронут, он уйдёт. И об этом он не скрываясь говорит. Честно, прямолинейно, без увиливаний.

— Что же с вами делать? — глядя на странных гостей спрашиваю. — Что мне делать?