Истории приграничья

В первый же день дядя Эсмонд с небольшой свитой отправился во дворец правителя Терхиза. А мы — я и близкие мне по возрасту Лэдо Сти-Трайнис и Тород Кирлан-Трайнис, — решили побродить по городу. Главным образом нам хотелось поглядеть на омруданских девушек. В порт вернулись усталыми и разочарованными, потому как не встретили ни одной. Зато узнали, что в городе много прокажённых, расхаживающих по улицам с мешками на головах. Лишь позднее нам поведали, что по омруданским обычаям, женщины должны скрывать лица от всех, кроме членов семьи. А больных «медленной смертью» в Омрудане навсегда отправляют в особое место, именуемое «Городом прокажённых». Местные боятся его и стараются даже лишний раз не поминать в разговорах.

Нашему командиру посчастливилось больше. В резиденции правителя его приняли с глубочайшим почтением и обещали всевозможную помощь. Произошло это благодаря приложенному к посланию Лира куску пергамента с забавными закорючками вместо букв и золотистой печатью.

— …Стоило показать его, как этот увешанный драгоценными побрякушками боров, правитель, бухнулся на пузо! Оказывается, сия писулька, — дядя Эсмонд безо всякого почтения помахал тщательно выделанным квадратом ягнячьей кожи, — грамота самого амира! Вроде здесь говориться о том, что всякий сановник обязан беспрепятственно пропускать нас и всячески содействовать. Удивительно, ибо на вид писулька — каракули паралитика… А вот золота и каменьев, навешанных на здешнего барона, достанет на строительство замка…

Похоже, грамота Шехроха Аль-Ахнава действительно обладала большой силой. Терхизский вельможа не только с почётом принял дядю, а после устроил пир для всех нас, но и дал провожатого по имени Сабир. По утверждению правителя города, Сабир много лет водил караваны по Омрудану и другим странам, и знал все пути, словно собственный двор.

Проводник явился на наш корабль утром следующего дня. Высокий, поджарый, черноволосый, с аккуратно подстриженными усами и треугольной бородкой; облачённый в белую просторную рубаху до пят и такой же белоснежный плат, покрывающий голову. Низко склонившись перед Эсмондом, он сообщил, что будет служить дяде до того момента, как мы вступим в Мунсилор — столицу Омрудана.

В отличие от правителя, общавшегося с командиром через толмача, Сабир изъяснялся на нашем языке. Говорил проводник не совсем чисто и правильно, но друг друга мы понимали.

Терхизский барон снабдил нас запасами провизии и воды, а Сабир помог нанять вельбудов — удивительных местных животных с коричневой шерстью и двумя крутыми горбами на спинах. Ходили они неторопливо и странно пахли, но проводник убедил дядю, что для предстоящего путешествия эти твари подходят более лошадей.

Спустя день отряд покинул Терхиз. Около четырёх десятков вельбудов, вытянувшись длинной цепочкой, зашагали по спёкшейся, каменно-твёрдой земле, покрытой густой светлой пылью. Впереди ехал Сабир, за ним мерно вышагивал горбатый зверь Эсмонда. Подобно всем нам, дядя буквально варился внутри доспехов. Заметив это, Сабир сказал, что мы можем снять броню, ибо нападение нам почти не грозит. По словам проводника, в пустыне редко встретишь людей. Даже если такое произойдёт, достаточно показать грамоту амира любому старейшине племени, чтобы нас беспрекословно пропустили, не причиняя вреда. А разбойники, получающие известия о караванах от сообщников в городах, поостерегутся приближаться к отряду, состоящему из одних воинов и не перевозящему ценных грузов (об обшитом железом сундучке, спрятанном среди тюков с нашими вещами, мы никому из омруданцев не поведали).

Поначалу командир отказался от предложения Сабира. Но после того как рыцарь и пара ратников потеряли сознание от жары, приказал снять доспехи всем, за исключением пятерых человек охраны. Через равные промежутки времени одну пятёрку сменяла другая, причём охранники надевали кольчуги и железную чешую не на пропотевшие стёганки, а прямо на рубахи. Но казалось, что так солнце поджаривает бойцов ещё сильнее.

Караван, уходя от побережья, направлялся на юг. По мере продвижения вглубь страны, местность менялась. Земля становилась более каменистой, покрытой россыпями песка, растения встречались все реже и выглядели так, словно их искорёжила болезнь. Тем не менее Сабир утверждал, что эти места, преддверие пустыни, просто цветущий сад в сравнении с тем, что ожидает нас дальше.

Я понял, что он имеет в виду, когда мы очутились в королевстве песка. Бледно-рыжий, словно текущий от любого ветерка песок был повсюду: под ногами вельбудов, в складках одежды, на зубах… Все эмайнские воины страдали от этого, но не подавали виду. Даже смеялись, говоря, что никогда ещё наши доспехи не были так здорово начищены.

Омруданцы, — проводник и подчинённые ему погонщики, — переносили тяготы пути с невероятной стойкостью. Их жесты оставались неторопливыми и сдержанными, в речи не слышалось раздражения. Вечерами они так же заводили протяжные песни — унылые и однообразные, как бескрайние пески вокруг. В их повседневном быту изменилось лишь одно: в качестве топлива для костров омруданцы начали использовать сухой навоз, а не ветки уродливых деревьев. Первое время мы с отвращением ели пищу, приготовленную на таком огне, но вскоре привыкли.

Чем дальше мы углублялись в пустыню, тем жарче становилось. По словам Сабира, караван пересекал границу, за которой морские ветра теряют силу. Днями вокруг творилось нечто страшное: расплавленный солнечными лучами воздух дрожал, искажая линию горизонта, а в раскалённом песке можно было печь яйца. По распоряжению проводника, отряд теперь шёл вечером, ночью и утром, а днем прятался от жестокого светила в шатрах.

Нас удивляло, что в пустыне, этом подобии печи, обитает множество живых существ. Мы видели серых, коричневых и чёрных ящериц: как крохотных — не длиннее мизинца, так и тварей размером с человека. Частенько встречались змеи — по утверждениям Сабира, смертельно опасные. Гады любили греться на солнышке, но даже они избегали его в самые жаркие часы.

Водилось в песках и другое странное зверьё. Одни животные походили на маленькие пушистые шары с широкими ушами и тонким хвостом. Передвигались длинными прыжками, словно лягушки, но куда быстрее. За ушастыми гонялись худые, взъерошенные четвероногие, смахивающие на лис.

Ещё в тех местах встречается всякая мелочь, похожая на помесь крыс и сусликов, а в небе частенько можно увидеть зависших на распластанных крыльях соколов.

Самые омерзительные твари в Омрудане — скорпионы и большущие, с кулак величиной, пауки. Уродливые и вдобавок ядовитые — они слово поджидали нас там, где караван останавливался на днёвку. Сабир дал каждому из нас по отрезу толстой волосяной верёвки, наказав выкладывать из неё кольцо на песке и спать исключительно внутри него. Омруданцы верили, будто такая верёвка отпугивает всех ядовитых страшил. Не знаю, так ли это на самом деле, но никто из эмайнцев не пострадал от укусов — нас изводило лишь солнце.

Огромной радостью стал для нас день, когда мы добрались до колодца. Сложенный сверху из обточенных песчаными бурями камней, он был надёжно закупорен толстой крышкой из очень твёрдого и тяжёлого дерева — проводник называл его «железным». Рядом с колодцем торчал высокий, гибкий шест, с выгоревшими изорванными тряпками на верхушке. Пока несколько погонщиков набирали воду, опуская глубоко вниз на верёвках кожаные вёдра, Сабир с парой помощников наклонили шест и привязали к его концу узкий кусок алой ткани.

— На удача, — сказал проводник. — И чтобы место стал заметно издалека.

По его словам, так делают почти все караванщики, приходящие к воде.

Возле колодца мы отдыхали до следующего вечера. За это время рыцари и ратники напились воды, словно на месяц вперёд. Со смехом мы поливали друг друга из вёдер, не обращая внимания на укоризненные взгляды омруданцев.

Через полторы недели мы увидели вдали белые вершины гор. А ещё дней через девять вышли в предгорья. К этому моменту пейзаж в очередной раз изменился: пески закончились, под ногами вельбудов зазеленели травянистые кустики. Всё чаще стали попадаться деревья: вначале скрюченные уродцы, а после и обычные.

Почти у самого подножия гор раскинулось крупное селение — Лартаб. Там мы сменили вельбудов на лошадей с ослами. Большая часть погонщиков, сопровождавших нас в пустыне, также остались в посёлке. Их места заняли горцы, набранные проводником.

— Дорога будет трудный, — вымолвил Сабир, оглядев вереницу вьючных и верховых животных.

— Воины Эмайна привыкли переносить трудности, — не без гордости ответил дядя Эсмонд.

Проводник едва заметно качнул головой:

— Не о том говорить. Горы крутой, узкий тропы, осыпь, лавина. В эти горы много люди пропадать — замерзать, срываться в ущелье. Дорога тяжёлый.

Командир промолчал, уверенный в мужестве и стойкости соотечественников. В конце концов, эмайнцы не раз проявляли истинные чудеса доблести, а здесь им предстояло преодолеть всего-навсего перевал.

Путь действительно оказался не из лёгких. Очень часто нам приходилось спешиваться и вести коней в поводу, чтобы преодолеть особенно опасные места. Мы помогали друг другу перебираться через засыпавшие дорогу оползни, или искали обходные пути. И во все глаза следили за ослом, вёзшего в мешке драгоценный груз. Сорвись он с узкой тропы в одну из бездонных пропастей…

Чем выше мы взбирались, тех холоднее становилось. На второй день подъёма, скалы спрятались под искрящимся белым ковром, а в сухом воздухе кружились редкие снежинки. Мы кутались в шерсть и меха. Многие с тоской вспоминали пустыню.

Добравшись почти до самой седловины, мы с удивлением обнаружили большое кубическое строение, обильно припорошённое снегом. Выстроенное из плохо обработанных камней, оно настолько сливалось с пейзажем, что мы разглядели его, лишь оказавшись совсем рядом.

— Что это? — спросил Сабира командир.

Невозмутимый омруданец пожал плечами.

— Как так? — дядя с подозрением уставился на него. — Разве ты не лучший проводник?

— Знать пустыня, — с достоинством ответил Сабир, — от край до край. Горы знать только караванный тропа. Здесь не бывать — ничего не знать.

— Разве это не обычный путь всех путешественников?

Сабир промолчал, точно считая, что очевидные вещи не требуют подтверждения.

— Тогда почему мы полезли в гору именно здесь? — голос дяди Эсмонда зазвучал угрожающе.

Проводник смерил его ничего не выражающим взглядом.

— Торговый дорога — там, — Сабир указал куда-то на восток. — Не такой трудный, как здесь. Он лежать далеко и идти в Мунсилор трижды много дней. Мой хозяин, бей Терхиза, приказать вести чужеземец с корабль к великий амир очень-очень быстро. Я повиноваться и мы идти самый короткий путь.

— Понятно, — удовлетворившись объяснением омруданца, Эсмонд перевёл взгляд на постройку. — Тогда давай узнаем, что это.