Прозрение. Том 1

История пятнадцатая. «Ничья»

Открытый космос — Кьясна, Пояс Дождей, территория Содружества

Мерис сыграл с алайцами и выиграл, я сыграл с Имэ и проиграл. Но результат мы получили один: Колина не нашли.

Обременённый идеями, Мерис отправился рожать что-нибудь гениальное на Аннхелл. Меня отпустил на длинный поводок, и я привычно вышел в районе Кьясны и опросился с экзотианским резервом.

Дежурные связисты вражеской эскадры нам уже ручкой делали, улыбались по-свойски и лишних вопросов задавать не стали.

Я напоминал себе некое передаточное звено между нашей армадой и войсками Содружества — мотался туда-сюда, выполнял какие-то левые просьбы и приказы.

Обещал сдаться комкрыла… Но кровью Имэ я руки пока не помыл, момент катарсиса оттягивался, и я решил сдаться эрцогу Сиби. Локьё обещал мне «спасибо», которое мог заткнуть себе куда угодно, а мог дать совет. И вот совет мне был сейчас, как вода в аду.

Планируя визит, я уселся в капитанской, выгнал оттуда дежурного и поставил его с задней стороны двери, чтобы не пускал праздношатающихся. Потом разрезал на квадратики лист пластика и подписал — Локьё, Энрек, Айяна, мастер Эним, Абио.

Все эти люди так или иначе могли мне помочь разобраться, куда исчез Дьюп. Если он действительно вошёл в волновую клетку и исчез, то… Что это могло означать?

Что значит «исчез»? Куда?

Я подумал и дописал ещё одно имя — Рогард. Хоть и мёртвый, он тоже мог дать мне кое-какие советы. Ведь есть же архив на Кьясне. И там тоже можно нарыть что-то полезное.

На панели загорелся сигнал. Кто-то сильно хитрый и вежливый, прежде чем рискнуть постучать в дверь и пособачиться возле неё с дежурным, послал анонимный запрос на пульт. Типа, сбойнуло.

Кто у нас сильно вежливый на корабле?

— Заходи, Вальтер! — крикнул я так, чтобы меня услышали оба: и пилот через браслет, и дежурный через дверную мембрану.

Пилот явился тут же. Значит, зараза, в коридоре стоял и видел, что бедный капитан мечтает уединиться.

— Не нравится мне наш пленник, — ответил он на мой вопросительный взгляд. — Ничего не ест, реакции заторможенные.

— Я же говорил — в медчасть его!

Дерен отрицательно покачал головой:

— Поверьте моему опыту — только хуже будет.

— О-опыту, — протянул я. — Откуда у тебя опыт?

Дерен на провокацию не поддался и не стал мне доказывать, что опыта у него бездна. Стоял и молча разглядывал меня, карточки на столе…

Я бы сейчас любого послал, кроме этого полосатого чудика. Ведь и он знал много чего интересного. Вот только как его расспросить?

Но если Дерен говорить не захочет, то где на него сядешь, там и слезешь, проверено. А если бы он хотел говорить, он бы уже сказал.

Припёрся же, когда ему действительно захотелось. И старательно делал вид, что мне и так всё понятно, без его ответов.

— Ну? — нахмурился я, не желая продолжать разговор без порции объяснений.

— Я многих лечил раньше, в общине, пока старший не запретил, — Дерен опустил глаза.

В этом он был весь: аккуратные обтекаемые формулировки…

— Почему запретил?

— Мне ещё год или два лечить… небезопасно.

— А конкретней?

Тяжёлый вздох.

— Возраст такой. В каждом критическом возрасте человек карабкается на свою горку. Если перенапрягаться — горку можно не взять.

Ну вот и что я понял, спрашивается? Хорошо, примем к сведению, что в двадцать пять лет у Дерена какой-то особенный хэдов «возраст».

— А зачем тогда лечишь? — продолжал копать я. С Дереном копать выходило, как и в Армаде, — отсюда и до обеда.

— Не могу смотреть, как кто-то мучается, господин капитан, — виновато улыбнулся он.

Стоп. Что-то мне говорил про него интересное комкрыла? Про «лечить руками»?

Ну-ну, забавно. То есть Дерену небезопасно сейчас лечить (руками?) от чего-то мне непонятного наследника дома Аметиста, но другого выхода он не видит? Ла-адно…

А ведь наследник — тоже психически продвинутый, как и Дьюп…

Я встал.

— Хорошо, пошли, покажешь своего пациента.

Пациент украшал своей эксклюзивно-бледной персоной офицерский карцер.

Понятно, что к телу Дерен доступа не имел, но Гарман секретов от личного состава не любил, и трансляцию из камеры мог посмотреть любой сержант безо всяких запросов и спецдоступов.

Я полистал виртуальный отчёт и выяснил, что пленник ничего не ест, но воды за неполные сутки выпил почти два литра. Жар у него, что ли?

Камеру открыли, и я убедился, что Дерен был прав. Выглядел Эберхард ещё хуже, чем в день нашей встречи с алайцами. Прошли сутки — а регресс на физиономии…

Спросишь, почему регресс, а не труп?

Вообще-то, Мерис сам научил меня не провоцировать начальство на категорические приказы. Он сказал, что труп придётся убирать мне. Ладно.

Но генерал не определил, кто должен произвести этот труп и когда. А я не стал уточнять и просто оставил парня на «Персефоне», чтобы не мозолил глаза тем, кто хотел его прикопать. Глядишь, и рассосётся когда-нибудь. Или пленник помрёт своей смертью. К чему, кстати, шло.

Я разглядывал Эберхарда, он не отводил глаз. Удрал от меня в самый дальний угол семиметровой камеры — кровать, открытый санузел и скруглёные стены, подпёр спиной резинопластик, но изучал старательно. Наверное, строил в голове образ будущего врага.

Сейчас мальчишка выглядел, как босяки на Мах-Ми. Если переодеть в обноски, то можно легко поверить, что никогда не ел досыта и доброго в жизни ничего не видел.

Под глазами было синё, волосы слиплись. Что же с ним делали алайцы? Машину подчинения он перенёс, судя по речи, без особых потерь. Там же сначала язык заплетаться начинает, если мозг повреждён?

Хэд… А может, они его?..

Нет, нужно медика. Усыпить. И осмотреть, как следует.

Эберхард что-то уловил в моих глазах и вжался в стену.

Добрый Вальтер Дерен просто встал между нами, закрывая парня собой.

— Не надо, капитан. Не надо его трогать.

— Тогда осмотри его сам! Я не уверен, что обошлось без внутренних повреждений. Ты посмотри, он синий какой! Доиграемся, сдохнет от воспаления! По-моему, у него уже лихорадка!

Про «осмотри сам» я брякнул автоматически, но пилот задумался.

— Хорошо, — кивнул он. — Я попробую.

Дерен медленно обернулся. Показал пленнику пустые раскрытые ладони.

— Дотрагиваться я до тебя не буду, — предупредил он. — Просто стой смирно.

Эберхард набычился, но отступать ему было некуда, сзади напирала стена.

Дерен даже приближаться к нему не стал, провёл руками сантиметрах в двадцати от тела. Сверху вниз.

Так вот, что имел в виду комкрыла… Что-то такое я видел в развлекательной программе про шарлатанов. И что? Это как-то работает? Или задача Дерена — обмануть пацана и успокоить?

Эберхард, видя, что дотрагиваться до него и в самом деле никто не собирается, задышал ровнее. А пилот продолжал водить руками.

Я ждал.

Не знаю, что делал Дерен, но работал он сосредоточенно, до пота и тяжелого, сбивчивого дыхания.

Живой сканер, однако? Вот прямо серьёзно? И вот так же лечит? И получается? Забавно.

Я много читал про надувательство подобного рода, но если бывает в природе и не шарлатанство, значит, наш гендепартамент совсем мышей не ловит.

— Нормально, — выдохнул Дерен. — Нет у него внутренних повреждений.

— А не жрёт почему?

— Шок.

— Лечить чем-то можно?

— Нейроблокаторами его напичкали так, что лучше не давать пока лишних лекарств. Нужно, чтобы вся химия вышла. Потом, может быть.

— Химия, говоришь, вышла? — я задумался. — Ладно. Сегодня пусть отлёживается. Завтра сдашь его в хозблок часов на… — Я смерил пацана оценивающим взглядом. — На шесть. Пусть в оранжерее поработает. Что они там сейчас делают? Уход, обрезка, полив. Нужно двигаться, чтобы выходила всякая дрянь.

Выдав этот оригинальный вердикт, я развернулся и ретировался из карцера.

Дерен вышел следом за мной.

— Ты уверен, что внутренних повреждений нет? — спросил я его, когда дверь закрылась.

Я всё-таки сомневался. Ведь даже эйниты прикасаются к пациентам, когда лечат.

— Уверен, — отозвался он. — Над парнем издевались, но до прямого насилия не дошло. — Он вскинул на меня глаза. — Да, было и то, что вы предполагаете. Но разрывов или чего-то вроде — нет. Мучили, думаю. Возможно, имитировали половой акт. Чисто психическое насилие он перенёс лучше, мозг у него гибкий, тренированный. Когда придёт в себя, не стоит бросать его на Гармана или кого-то из сержантов.

— Я пока не уверен, что пацан вообще оклемается.

— Оклемается. И очень быстро. Не смотрите, что полудохлый. Как бы он нам тут трупов потом не наделал… — Дерен вздохнул и нахмурился, словно перспектива выздоровления пленника огорчала его.

— Я не пойму, жалеешь ты его или нет?

— Как человека — жалею. Но мы сейчас спасаем себе врага. Сильного, дурного. У него такой возраст, что мстить он нам будет изо всех сил.

— Дерен, ты такой умный, удавил бы! — рассмеялся я. — Вот тебе и карты в руки — воспитывай так, чтобы на людей потом не бросался. Скажи Гарману, что я разрешил тебе доступ в карцер.

— А смысл? Мы же всё равно не сможем его отпустить. Он ненавидит нас. Значит, ненавидеть будет и так и этак. Сейчас он полагает, что это мы заплатили алайцам за его голову, и переубедить его невозможно.

— Значит, воспитывать не будешь?

— Буду.

— Зачем?

— Делай добро — бросай в воду.

— Всплывёт?

Дерен осуждающе покачал головой:

— Зачем вы оставили его на корабле?

— И ты был за «удавить»? Формально — парень ничего плохого нам не сделал.

— Он участвовал во всём, что планировал его дядя.

— А если он просто не имел выбора? Это ты у нас, может, и умел выбирать в восемнадцать… Или сколько там ему, лет?

— Говорит, что восемнадцать, — доверия этому «факту» на физиономии Дерена не отразилось. — Я бы метрики посмотрел. Но документов мы вот так, запросто, не достанем.

— Вот-вот… Какие там у него сверхспособности — это я не в курсе, но прогностического мышления ему ещё по возрасту не положено. Он не представляет последствий своего выбора.

Дерен, не соглашаясь, покачал головой.

— Предназначение мы ощущаем с детства.

— Это тебе в семье мозги не сносили. — Уж на «пилотов в десятом поколении» и прочих дурно воспитанных болванов я в Академии насмотрелся. — Дети высокородных экзотов — заложники социальных программ, навязанных воспитанием. Судят о них по имени их родителей.

— От воспитания зависит только половина того, что внутри. Другая половина — у каждого своя. — Дерен спорил без интереса, без удовольствия. Но спорил, тут его уже не исправишь.

— Но ведь и неизвестно пока, что возьмёт в нём верх? За дядю с ним уже рассчитались алайцы. Ну что нам, из шлюза его выбрасывать? — решился я на последний аргумент.

Дерен смотрел на меня и молчал. Неужели я его всё-таки переспорил?

— Вальтер, — я положил руку пилоту на плечо. — Мне некому больше поручить этого щенка. Про Гармана ты сам понял. Повозись немного, потом, обещаю, я придумаю, куда его пристроить. Виноват он только в том, что фамилия у него — Имэ.

— Только не забывайте, что он вас ненавидит, — покачал головой Дерен.