Место Силы 5. Трагикомедия в пяти актах

41. Алые паруса

Гайто застонал и закрыл лицо руками.

— Что? — вяло спросила Лин. — Налоги заплатить забыл?

— Чувствую себя как Роланд Дискейн, которому забыли стереть память перед очередным заходом, — отозвался Гайто. — А ведь я хотел сдохнуть на первом уровне. Просто. Сдохнуть. Зачем эти два балбеса вытащили меня из холодца?!

— Хватит ныть! — Лин осматривалась деятельным взглядом. — Не знаю, как ты, а я тут чувствую себя уверенней, чем в грёбаном космическом корабле, который обнадёживающе называется «Последний вздох».

Гайто словно бы не слышал её. Он вдруг сел посреди зала, его ладони с лица переместились на виски, пальцы вцепились в голову.

— Эй, ты чего? — встревожилась Лин, и Гайто ощутил её прикосновение к своему плечу.

Плечо дёрнулось, и чувство исчезло.

Гайто закрыл глаза, глубоко задышал, пытаясь успокоить ту бурю, что разразилась внутри. Лин несколько раз прошлась туда-сюда по залу, вернулась и села рядом. Грубовато толкнула плечом в плечо.

— Эй! Ну ты чего раскис? Знаешь ведь, что утешать я умею гораздо хуже, чем убивать.

— Ну так убей меня, — буркнул Гайто.

— Допросишься. — Лин погрозила пальцем. — Давай, колись, в чём твоя проблема.

Гайто отпустил голову, руки его легли на колени.

— Я рассказывал, что в детстве пел в церковном хоре?

— Ты?! — Лин широко распахнула глаза.

— Значит, не говорил… Это было моё желание, не родителей. Я… — Он помешкал, подбирая слова, отличные от тех отрывистых фраз, которыми перебрасывались в Месте Силы. — Я искал порядка. Мне хотелось верить в существование порядка.

— Ну… бывает. — Лин, в отличие от Гайто, слов подобрать не сумела. Воспользовалась первыми попавшимися.

— Когда мне было тринадцать, мою подругу из этого же хора изнасиловали какие-то ублюдки. Она больше не вернулась. Ни в хор, ни в школу. Не хотела со мной общаться. Потом как посыпалось. Я застал священника…

— Когда он лез в трусы к мальчику? — предположила Лин.

— Нет. Извини, что рушу стереотип. Он сидел в церкви после закрытия, один, и курил косяк. И говорил сам с собой. Вернее, с Господом. Человек, который был для меня символом веры, сам не верил ни на грош. Он потушил окурок в святой воде.

— Ну, мужик хотя бы озаботился пожарной безопасностью.

Гайто повернул голову и посмотрел на Лин.

— Тебе смешно?

— Вообще, нет. Пытаюсь подбодрить тебя.

— Ну тогда за каким хреном вообще слушать? Просто скажи: «Не парься, всё будет хорошо, смотри на жизнь позитивно».

Ему показалось, что Лин с трудом сдержалась, чтобы не ответить резко.

— Извини, — сказала она. — Рассказывай дальше.

— Точно? У меня ещё осталось время, господин психолог, или вам уже пора принимать следующего пациента?

— Гайто! — взвыла Лин. — Я — здесь, я тебя слушаю, окей? Мне правда хочется понять, что за говно с тобой творится.

Хмыкнув, Гайто продолжил:

— Заболел отец. Серьёзно заболел, я имею в виду. Дальше… Да, всего не пересказать. Всё — мелочи, знаешь. Вроде того как утром, перед школой, тебя обрызгает грязной водой из лужи автомобиль, или ещё чего. В таком духе. Просто после того как… В общем, я всё уже воспринимал иначе. Мне казалось, что тот уютный белый ангельский мирок, который я себе навоображал, дал трещину. А за ней — хаос.

Гайто потёр лицо ладонями и встал. Взгляд его скользнул по одинаковым жерлам туннелей. Лин тоже поднялась на ноги.

— Трудно объяснить, Лин. Это всё дерьмо у меня в башке, я никогда ни с кем не говорил об этом. Я хотел, чтобы в жизни был смысл, как в какой-то книге, или в фильме. То есть… с героем происходит всякое дерьмо, он, может, даже помрёт в конце, но его история хотя бы попала в эту книжку, она кого-то чему-то научит. Ну или кто-то ему хотя бы посочувствует. И все события его жизни обретают смысл. Я искал что-то такое для себя. А тут вдруг понял, что в жизни нет никакого смысла. Это просто грёбаная мясорубка, которая из всех нас делает фарш. И нет никакой разницы, что ты будешь делать. Будешь петь в церковном хоре, тушить окурки в святой воде или насиловать малолетних девчонок. Поглядеть из космоса — и мы муравьи. Кому придёт в голову называть одних муравьёв плохими, а других — хорошими? С чего мы взяли, что одно — хорошо, а другое — плохо? И почему решили, будто за хорошее нам должна причитаться какая-то награда? Блин, я не просил наград. Я просил порядка, чего-то, на что можно опереться. А увидел, что опоры нет и быть не может. Что я, да и каждый человек, будь он хоть грёбаный президент — просто осенний лист на ветру.

Гайто зашагал к одному из туннелей, Лин молча следовала за ним, ожидая продолжения.

— А самое гнусное, самое тяжёлое — знаешь, что? Что я не мог никогда заставить себя перестать искать порядка. Я завидую таким, как Крейз! Ему вообще по барабану. Он оглядывается, говорит себе: «Ага!» — и двигается дальше. Он как сраный вечный двигатель, работающий на хаосе. А я… Я поверил в него тогда. Он видел некий порядок, он уверял, что наша пятёрка заключена на небесах. Я повёлся, как ребёнок. И — ба-бах! — мы на верхней базе. Вот он, итог? Вот она, вся наша цель? Собирать сердечные импланты для дохлой инопланетянки и ныне, и присно и во веки веков, аминь?! Ладно. Я сделал над собой усилие, я принял это. И тут же всё развалилось вдребезги. Я привык к этому — и опять всё изменилось, меня вышвырнуло домой. Я принял это — и очутился на космической станции. Смирился с ней — и вот мы здесь!

Гайто уже кричал, и его голос эхом разносился по туннелям.

— Может быть, уже хватит привыкать?! Может быть, пора принять — не «понять», а именно «принять»! — что во всём происходящем нет никакого смысла?! Что мы — листья на ветру, и занести нас может куда угодно. Не будет никакого порядка никогда, и чем больше мы бьёмся, тем это очевиднее. Только такой идиот, как я, может продолжать надеяться.

— Ты просто устал, Гайто. — Лин приобняла его. — Мы все задолбались. Я тебя понимаю, честно.

— Нет… Когда выяснилось, что всё это создал Крейз, я обрадовался. Я был в восторге, Лин! Думал, осуществилась моя мечта, я — плод чьего-то воображения. И каждый мой шаг, значит, имеет смысл! Завязка, развитие, кульминация, финал! И что теперь? Теперь даже Крейз ничего не понимает, он вообще нас бросил! Лучше бы мы остались там, на этом «Последнем вздохе». Когда я забыл Крейза, мне, кажется, было легче.

Они вышли в следующий зал, точную копию первого, и Гайто опять повёл Лин вправо. Он не задумывался об этом, просто каждый раз, когда у него был выбор, он поворачивал вправо.

— Вот в этом твоя проблема, — заявила вдруг Лин. — «Мне было бы легче»! Ты ищешь этот свой порядок — только для себя. Как будто вселенная тебе чем-то обязана. Поэтому мы с тобой тогда и расстались, ну, ты помнишь. Когда мы стали парой, ты просто будто поставил галочку в чеклисте. Типа: «Так, это я получил, теперь мне нужен домик на берегу моря!» Я чувствовала себя каким-то придатком.

— Из-за меня? — Гайто посмотрел на Лин. — Ты серьёзно так считаешь?

— А что, у тебя есть какое-то другое, в корне неправильное мнение?

Гайто прекрасно знал Лин и теперь отчётливо понимал, что она почуяла, как опасно изменился ветер, и пытается превратить всё в шутку. Он мог принять подачу, подыграть ей, и это было быправильно.

— Лин, мы расстались, когда всё стало серьёзно и по-настоящему. Ты испугалась, как пугалась всегда.

— Я испугалась?!

— Только не говори, что сама этого до сих пор не поняла! Ты боишься быть счастливой. Уж не знаю, почему, но это — твой конкретный пунктик. Ты готова вечность бегать за Крейзом, который не обращает на тебя внимания, и это тебя полностью устраивает. Но если вдруг у тебя завязываются отношения с парнем, который тебя любит, с которым вы можете быть вместе долго и счастливо — ты пугаешься и бежишь. Вот почему мы расстались. Как бы ты это себе ни объясняла…

— Так! — Лин убрала руку и остановилась, повернувшись к Гайто. — Так это я, значит, виновата, да?

— Никто не говорит о вине…

— Ну спасибо! То есть, я такая идиотка, что даже не способна понять смысл разговора?

— Лин, ты всё переворачиваешь с ног на голову. Я не пытаюсь обвинять, просто…

— Гайто, знаешь, что? Иди в жопу! — Лин остановилась посреди зала и уставилась на Гайто, который отвечал ей усталым взглядом. — Мы с тобой не на вечеринке познакомились! Если ты до сих пор не понял, то там пары сбивались для того, чтобы внести в свои жизни хоть что-то приятное! Секс, романтика, всякое такое говно. С какого хрена ты сразу начал относиться ко мне, как к своей жене, с которой ты уже пятнадцать лет в браке — я не поняла. Но это было явно не то, чего я искала в отношениях, поэтому я их и закончила. А эти твои потуги в психологию… Короче, я уже сказала: иди в жопу!

Лин развернулась и зашагала к одному из туннелей.

— Куда ты идёшь? — окликнул её Гайто.

— Туда, где тебя нет, — огрызнулась Лин.

— То есть, опять бежишь, да?

Лин повернулась на каблуках, и Гайто, сразу заметивший светящуюся секиру у неё в руках, успел отпрыгнуть.

Фиолетовый серп врезался в пол там, где он только что стоял, брызнула бетонная крошка.

— Ты рехнулась?! — крикнул Гайто.

— Знаешь, только сейчас пришла в голову мысль, как мне остоебенело общаться с парнем, который уверен, что весь мир вращается вокруг него. Вся эта трогательная херня про веру и порядок… Ты ведь именно этого и искал на самом деле. Хотел встать в какое-то определённое место, чтобы ты был неподвижным, а мир крутился вокруг ради твоего удовлетворения.

Лин быстрым шагом вошла в туннель. Гайто, чертыхнувшись, поспешил за ней.

Мысленно он корил себя последними словами. Он ведь не хотел этой ссоры, но, как теперь видел, приближал её с упорством маньяка.

«В отношениях, — сказал ему отец, незадолго до смерти, — честность совсем не главное. Главное — это умение видеть. Видеть, какую сказку хочется человеку. И постараться дать ему эту сказку».

Он взял с тумбочки старую книжку с выцветшей красно-бело-чёрной обложкой. «Scarlet sails, — прочитал Гайто. — By Alexander Green».

Поколебавшись, будто не был до конца уверен, отец протянул книгу ему.

— Я не так много могу тебе оставить. Как бы стыдно ни было, уже ничего не изменить. — Отец помолчал, переводя дыхание. — Но мне хочется верить… что деньгами измеряется далеко не всё. И уж точно — не самое главное.

Гайто сидел на неудобном больничном стуле и листал страницы книги, не вчитываясь в слова.

— Я часто слышал об этой книге плохое. Что она учит неправильному. Что она учит сидеть на берегу и ждать, пока на тебя свалится счастье… — Отец хрипло рассмеялся. — Это всегда мужики говорили. Забавно… что они в первую очередь ассоциировали себя с девчонкой. Но книга не для девчонок. Она была написана для парней. Чтобы научить их. Что нужно уметь увидеть, в какую сказку хочет верить она. И дать ей эту сказку, если только можешь. Сотворить чудо. Потому что… — Он схватил Гайто за руку, и тот, вздрогнув, встретился с ним взглядом. — Потому что если мы перестанем творить чудеса для тех, кого любим, этот мир превратится в зловонную выгребную яму, где нам только и останется, что стать монстрами, грызущимися с другими монстрами за право на ещё один глоток воздуха.