Последние первые планетяне

Офицер не стала докучать расспросами, планирует ли семейство принять предложение, однако, уехав из больницы, не могла думать ни о чем ином, кроме как о спонтанной щедрости Моргунова. Если бы только Макс не верила слепо в бизнесмена, в непогрешимую чистоту его помыслов, она тотчас увидела бы, что вся эта ситуация является не иначе как спекуляцией на отчаянном положении банкрота. Вне всякого сомнения, хочется того мужчине или нет, только придя в себя после произошедшего, он позвонит человеку Моргунова и согласится на любые условия, чтобы остаться в седле. Пройдет месяц-другой, бизнес поначалу пойдет в гору, быть может, его складское дело даже составит конкуренцию новенькому корпоративному. Затем же ситуация резко ухудшится. Пойдет ощутимая потеря прибыли, просрочка выплат Моргунову, беспокойство за будущее их сотрудничества и всякое в таком духе. Когда положение пробьет очередное дно, из-под которого уж наверняка никто не постучит, Моргунов как бы невзначай предложит несчастному выкупить его контору за жалкие гроши в уплату скопившихся долгов. Мужчина, разумеется, согласится. Михаил при этом выставит все так, будто рудная компания, не вынеся конкуренции, задушила этот маленький вольный бизнес. Хотя, само собой, с самого начала в этом и заключался хищный план бизнесмена. Он проворачивал подобную схему уже с бессчетным числом небольших фирм, зарождавшихся в Борей-Сити на его веку. Каждый раз ему удавалось обглодать жертву, выставив «СидМКом» злодеем вместо себя.

Вот и нынче Макс, размышляя о щедрости бизнесмена, не иначе как восторгалась его стремлением благодетельствовать в пользу фронтирских сограждан. Она вдруг подумала, что многие предприятия в Борей-Сити содержатся Моргуновым схожим образом. Торговые лавки и целые кварталы жилой застройки, фермерские угодья, каналы продовольственных поставок. Важнейшие аспекты здоровой жизни шахтерского поселения зависят от денег или же влияния Михаила, равно как от его эпического противостояния всему «СидМКом». Немало поколений жителей Борей-Сити, в конце концов, успели вырасти, не ведая другого облика города, кроме того, где Моргунов занимает важнейшее место в пищевой цепи. Макс ненароком представила судьбу родного поселения без участия в ней бизнесмена, и спроецированная ее оболваненным воображением картина поистине испугала девушку. В ее фантазии Борей-Сити превращался в эдакую проклятую корпоративную клоаку, где никто не смеет заниматься любимым делом, не пресмыкаясь перед безликими боссами из Большого Кольца. Она терпеть не могла подобного положения дел применительно к полиции, хоть многие годы мирилась с ним, и оттого со всей искренностью не желала городу погрязнуть в подобном унизительном положении. Эти мысли, таким образом, оказались лишним поводом Максим задуматься, что если коллеги предоставят «СидМКом» причину прищучить Михаила Моргунова, то, скорее всего, для города это станет началом конца счастливых вольных лет.

Около девяти вечера, утомленная не столько долгим дежурством, сколько терзающими ее сомнениями, девушка возвратилась домой – отужинать с родителями. Давыдов с командой к тому времени уже должны были отправиться на дело, и Максим, освободившись от вызовов, была рада провести некоторое время подальше от управления. С большим удовольствием она убила бы час-другой в «Пионере», потому как догадывалась, что за ужином папаша развернет очередную свою желчную тираду. Они не виделись уже пару дней, и у старика, несомненно, скопилось немало недобрых мыслей касательно происходящего в мире. К несчастью, Максим давно обещала матери выкроить вечерок для семейного ужина. Ее, в отличие от отца, девушка подводила редко.

Впрочем, осознание себя как хорошей дочери отнюдь не помогало Макс пережить этот семейный фарс. Как и ожидала офицер, едва сели за стол, отец пустился в гневные монологи о политике и не отпускал излюбленной темы до самого десерта, порой даже перебивая супругу, отчаянно пытающуюся рассказать, как она днем удачно съездила в универмаг. К концу ужина Максим с трудом осознавала, в каком направлении движется разговор, пока речь нежданно не зашла о предстоящем назначении Майка Макарова на должность градоначальника. Народ это считал вопросом совершенно решенным, что бизнесмен вот-вот официально займет пост, и у горожан, вроде папаши Макс и его товарищей это обстоятельство вызывало неясные даже им самим чувства. С одной стороны, люди выставляли его жертвой и героем в одном лице после случившегося в «Бирже» и поэтому уважали даже пуще прежнего, хотя семейство Макаровых никогда не страдало от дефицита общественного внимания. В то же самое время в народе не забывали о тесной связи Майка с делами «СидМКом». И оттого опасались, – отец Максим как раз был в числе таких людей, – что бизнесмен даже сильнее Сергея Леонова закрутит в городе гайки корпоративного режима. В крайнем случае станет сквозь пальцы смотреть, как лютует рудная компания, пока боссы из Большого Кольца гребут деньги лопатой.

Обо всем этом и многом другом папаша Максим и говорил за ужином, хотя мнение его по многим вопросам было изучено домашними давно, и мнение это отнюдь не имело свойства меняться со временем. Все-таки кое-какие слова отца запали девушке в душу, хотя она того не желала. Говоря о личности будущего мэра, мужчина, в частности, заявил:

– Я всегда говорю! Нет у Запада врага хуже, чем сами фронтирцы. Спро́сите, почему? – (Никто, разумеется, не спрашивал). – Потому как народ тут, мать твою, либо тупой, либо трус. Честное слово! – смеялся он. В ход к тому времени пошла четвертая рюмка крепкого коньяку, так что папаша распалился не на шутку: – Хуже подонков, что прессуют рабочий люд от лица корпов, – сотрясая кулаком, вещал он, – только мерзавцы, что имеют власть помешать этому, но ничегошеньки не делают! Трусы! Гнал бы таких с фронтира, была бы моя воля! Да только кто мне власть даст! Что скажешь, Макс?

Девушка тогда ответила отцу напускным согласием, коим привыкла отвечать с детства, лишь бы папаша угомонился, однако на деле серьезно задумалась над его словами, потому как на месте того самого мерзавца, который, зная о корпоративном беспределе, бездействует ради собственной выгоды, внезапно увидела саму себя. Безусловно, думала Максим, она высказала старшине все, что думает о несанкционированной облаве, однако то были всего лишь слова – пустое несогласие, которое в конечном счете не изменило ситуации ни на йоту, в то время как законные права честного фронтирца теперь попираются без капли сожаления.

Это внезапное открытие немало встревожило Макс, и остаток ужина девушка не могла вымолвить ни слова. Она понимала, что отец никоим образом не мог знать о делах управления и ее неучастии в этих делах, но не могла избавиться от чувства, будто его слова были сказаны сегодня не случайно. Словно бы он увидел или почувствовал бушующий в дочери внутренний конфликт и не сумел промолчать. Следующие часы оказались для Максим настоящей пыткой. Залитые презрением глаза отца были для нее самым болезненным инструментом, и девушка, сославшись на неотложные дела, поспешила вернуться к патрулю, едва пробило одиннадцать. Она запрыгнула на байк и, заводя мотор, поймала себя на том, что день напролет только тем и занимается, что убегает от упрямо преследующей ее ответственности. Максим не в состоянии была больше выносить унизительного положения. Она понеслась вниз по мостовой, как часто добиралась до управления, однако сама не заметила, как пропустила один и второй повороты, и вскоре электроцикл как по своей воле выехал на окружную дорогу.

Максим точно знала, куда едет, и что именно предпримет.

Поместье Михаила Моргунова показалось на горизонте за пару километров до съезда с шоссе. Пускай из всего гигантского особняка только южное крыло подавало признаки жизни, девушка была уверена, что непременно застанет хозяина. Помня, что Марка Князева отрядили сторожить дороги вокруг владений бизнесмена, и незамеченной не проехать, Максим решила сперва обманом избавиться от коллеги. Она сошла с главной дороги и отправилась на поиски Марка возле старой борейской развилки.

Дело в том, что в былые годы, когда строительства окружного шоссе даже не водилось в планах рудной компании, фермеры были вынуждены, чтобы обеспечить удобное сообщение с городом, прокладывать дороги самостоятельно. Каждый поступал так, как считал выгодным для себя, потому в конечном счете за пределами Борей-Сити образовался до того запутанный клубок переездов, что даже с высоты птичьего полета с трудом разберешь, куда какой заведет. Место, где сходилось большинство путей, горожане нарекли Великой Борейской Развилкой. «ВостоковШтарк» поместили там, на перекрестке, три здоровенных щита, рекламирующих вакансии на шахте. После строительства нового окружного шоссе про эти дороги, разумеется, забыли. Во всяком случае, кто не являлся коренным борейцем. Одним из тех, кто продолжал пользоваться ими, чтобы незаметно проворачивать дела за городом, был Михаил Моргунов. В городе знали об уловке. Когда Князев отправился сторожить выезды из поместья, он подумал встать именно на старой развилке, ведь это было, по его мнению, идеальное место для засады. Максим решила так же, и, не теряя времени, отправилась на перекресток. Она не сомневалась, что застанет Марка врасплох.

Девушка добралась до места всего за четверть часа, и сразу убедилась, что не ошиблась с догадкой. Электроцикл, взятый Князевым, был неуклюже спрятан за одним из билбордов, в то время как законник ничуть не более умело затаился за валуном, чуть поодаль от развилки. Увидев приближающийся байк, Марк скрылся за глыбой, видимо, делая вид, что остановился отлить. Затем он разглядел Максим и с раздраженным видом вышел навстречу.

– Чего тут забыла? – недоуменно вякнул он, озираясь. – Всю разведку мне накроешь. В засаде сижу, не видишь!

Девушка, впрочем, посмеялась, мол, с тем же успехом Марк мог просто встать посреди дороги, надеясь, что его не заметят впотьмах.

– Будто сама профи… – обиженно бросил в ответ Князев. – Говори, чего хотела.

– Вообще-то, помочь, – солгала Макс.

Парень недоверчиво усмехнулся.

– Чего ржешь? – тогда наиграно возмутилась девушка. – Я не переменила мнения, коли хочешь знать. Но я ехала из дома, и мне стало жалко тебя, болвана. Думаю: торчишь тут, весь из себя шпион, небось, устал, голодный. Решила, хочешь освежиться. – Максим выразительно махнула рукой: – Но когда *таким* тоном встречают…

– Погодь-погодь, – ожидаемо перебил Марк. Он и впрямь выглядел уставшим и, верно, с трудом мог устоять перед подобным предложением. – Я не хотел обидеть, – сказал он затем. – Просто ты дала понять, что не полезешь в это дело. Вот думаю – странно.

Нахмурившись, девушка ответила:

– Почему? Я говорила, что близко не подойду к шахте, и я не подхожу. Я здесь, чтобы помочь тебе как другу. Повторюсь… – закатила глазки Макс, – если тебе по силам проторчать еще несколько часов без смены, я поеду. Дела найдутся.

Она сделала вид, будто и впрямь собирается уезжать, и в этот момент Князев сломался. Парень явно переоценил силы и терпение в делах, подобных этому, когда от законника только требуется, что пребывать в томительном ожидании неких событий. Марку хотелось хлебнуть кофе, умыться, почесать с кем-то языком минут пять. Он потерял бдительность. Дал обмануть себя, хотя в другой ситуации различил бы очевидную фальшь в поведении и тоне подруги.