Рожденные в пламени

Самой неопределенной была судьба Т'келла. Обек приблизился к нему в последнюю очередь.

— Отец Кузни... — прошептал он и поднес руку в перчатке к страшной ране на голове брата. Сейчас, ясно все видя, капитан понял, что Т'келл поступил так, как должен был поступить. — Ты избавлялся от инфекции, пытался освободиться от влияния адепта. — Он медленно отвел руку. — Но какой ценой...

Ящер нарушил его размышления:

— После Исствана я почти потерял надежду увидеть кого-либо из своего легиона.

— Никого не встречал? — спросил Обек, стараясь подавить грусть при упоминании Резни в зоне высадки. — В Разбитых легионах нет никого из наших братьев?

— После атаки мы рассеялись. Я бежал на борту «Стойкого», и вместе со мной — несколько братьев, но никто из них не выжил, — помрачнев, ответил апотекарий. — С тех пор мы оставались в изоляции и при каждом удобном случае сражались с мятежниками. Но собраться в единую силу... означало бы только ускорить наше уничтожение.

— Мне приходилось встречать таких же, как ты, Ящер. Тех, кто присоединился к Разбитым легионам. Лишь немногие вернулись на Ноктюрн, и они принесли горестные известия.

— О Вулкане? — спросил Ящер, но по его тону можно было догадаться, что ответ ему уже очевиден.

Обек кивнул:

— Они привезли его тело. И вернули его Смертельному Огню.

Ящер сильно опечалился, но быстро совладал с чувствами.

— Ты был одним из тех, кто вернулся на Ноктюрн? Ты — один из немногих, кто выжил на Исстване?

Капитан вдруг ощутил, что не в силах смотреть апотекарию в глаза.

— Нет, нам выпала иная судьба. Нас оставили нести службу в гарнизоне Прометея.

— И эта тяжесть до сих пор тебя мучает?

— Да. — Обек перевел взгляд на неподвижную фигуру Т'келла. — До сих пор.

— Не сомневайся, брат, — мягко произнес Ящер, — за ними будут хорошо ухаживать.

— И я могу за это поручиться.

В апотекарион из небольшой комнаты для медитаций вошел Ксен, все еще слабый, но явно восстанавливающий силы. Он тоже был без доспеха, кожа, исполосованная свежими рубцами, блестела. Но Обек смотрел не на боевые шрамы:

— Твои почетные отметины, брат... Они удалены.

Пламенный Удар опустил голову, а Обек перевел взгляд на Ящера.

— По его просьбе.

— Теперь и ты наконец стал Лишенным Шрамов, — сказал капитан, снова повернувшись к своему знаменосцу.

— Я недостоин их.

— Ты достоин моего уважения, — ответил Обек и хлопнул его по плечу. Затем он вынул из ножен меч, зеленоватую зубчатую спату. — И более достоин этого клинка, чем я.

Ксен благоговейно принял возвращенный меч.

— Как мне не терпится воссоединиться со своими братьями, капитан, так и Дракос соскучился по этому клинку.

— Так и будет, знаменосец. Ты нужен нам. — Обек обернулся к апотекарию. — Ящер...

— Тот же самый сервочереп доведет тебя до оружейной. Снаряжение знаменосца и его отремонтированный доспех будут уже там.

Обек поблагодарил его кивком. Он ошибался в этих легионерах, походивших на состарившийся клинок — побитый, не слишком крепкий, но по-прежнему верный. Носитель Огня не мог объяснить слов щитоносца, но замечал в этих воинах много более странного, чем поведение Арема Галлика.

— У нас появился... клич, — обратился он к апотекарию. — Ты вряд ли его слышал. — Обек надеялся, что эти слова принесут утешение Ящеру, — Вулкан жив.

Арем Галлик в одиночестве сидел в темном реликварии.

Сюда уже давно не вносили легионеров, а те, что были захоронены, превратились в бесполезную плоть и кости, лишенные аугметики, которую использовали для других целей. В обществе благородных мертвецов Галлик находил мир и спокойствие и без помех предавался размышлениям.

Он поспешил и едва не доверился Змию. Хотя Арем был едва знаком с капитаном и с его воинами, слабая надежда еще тлела в груди. Он предпочитал осторожность, зная, что Безмолвный никогда не теряет бдительности.

Его щит стоял рядом, как непрошеное напоминание о постыдной неудаче.

Галлик вспомнил «Ретиария» и Пожирателей Миров. Вспомнил и Азофа, бывшего Frater Ferrum, пониженного в звании до щитоносца, как и он сам.

Но ни один их них не догадывался, что впереди ждет еще большее бесчестье.

— Я покончу с этим, — прошептал он, обращаясь к темноте и Азофу, чьим холодным мощам, подобно останкам других Призраков, суждено покоиться в криостазисе до тех пор, пока боевой призыв не прозвучит снова.

Улок соорудил часовню на борту корабля. Он снял запрет с тропы запрещенного знания и повернул Ключи Хель. О тайных делах в «усыпальнице» знали лишь немногие, но для ее непрерывного функционирования Улоку все же пришлось привлечь небольшую группу железных братьев.

Просто так отключить ее было невозможно. Этому препятствовали многочисленные стражи. Кроме того, усыпальница получала энергию от отдельного источника, независимого от системы всего корабля. Галлик знал только два способа вывести ее из строя — уничтожить корабль или отыскать более могущественного служителя Омниссии, чем Улок.

Предательство. Оправдает ли цель его средства? Сталкивался ли Гор с подобной дилеммой?

Галлик поднялся, взял свой щит и пристегнул его на руку.

Он понимал, что выбора нет.

— Я покончу с этим.