Мусорщики "Параллели" I

Глава 3 "Чуви"

Все застыли в ожидании бури, но она не случилась. Петрос сжал и разжал кулаки, и его кибернетический глаз ожил, как и сам Гарибальди.

— Старший диспетчер, — сухо, но спокойно обратился он к Па, закрыв здоровый левый глаз (над левым виском вздулась вена). — Будь так добр, введи успокоительное бедной Квинквэ. Далее, я хочу, чтобы ты связался с Инженерами и сообщил им, что цель у нас на крючке. Если они по-прежнему хотят разобраться с нею, то нам необходима их помощь. Нужен доступ к «Перепутью»Грани. Я ясно выразился, старший диспетчер?

— Да, командир, — рассеяно ответил Па, надевая маску и поворачиваясь к своему рабочему месту.

Данный исход удивил всех, да так, что многие теперь встревожено переглядывались, а кто-то смотрел на Гарибальди с открытым ртом. Все бы так и стояли, как громом поражённые, но вот Петрос воззрился на своих подчинённых спокойным взглядом и очень тепло, насколько позволял его грубый хриплый голос, обратился к ним:

— Дорогие диспетчеры. Будьте так любезны, вернитесь к своей работе. Я не однократно говорил, но повторюсь вновь. Сёстры очень хороши в своём деле, но и их можно обмануть, ведь они, как ни крути, живые существа. Ваша задача не только следить, чтобы девочки правильно функционировали и комфортно себя чувствовали, но и наблюдать за малейшими изменениями в подпространстве и межпространстве, будто изменение массы тёмного слоя, возникновение помех, появление странных импульсов и тому подобное. Возможно, кто-то в этот момент, пытается создать нестабильный туннель, эфирную лестницу или дуговой портал. Так что приступайте к работе. Я вас прошу.

Данное тёплое и доброе обращение возымело совершенно обратный эффект. Все, так или иначе, знали «Хмурого» с самого первого дня работы в Диспетчерской и очень сильно уважали старика, но его нервы в последнее время летели к чертям и многие стали уставать от этого. Правда по большей части, он был зол по делу, но порой Хмурый мог огрызаться по какой-нибудь мелочи. Так что не удивительно, что некоторые подавали жалобы на Петроса или просто увольнялись, не смотря на столь перспективное место работы. Но в этот раз всё было по-другому. Может, причиной было присутствие Бэбила? Но и он был сильно испуган последним срывом Гарибальди, а после этого обращения очень сильно побледнел, а Бэбил, как о нём чуть позже говорили старожилы Диспетчерской, был из тех, кого тяжело испугать. Так что вежливая просьба Хмурого была очень подозрительной.

Он по-прежнему смотрел то на одного, то на другого сотрудника Диспетчерской и чего-то ждал. Вена на его виске все пульсировала и пульсировала. Прошло менее десяти секунд (казалось вечность), но тут кто-то повернулся и сел за рабочее место. Потом другой, затем третий и ещё несколько людей вернулись к своим обязанностям. Вскоре, человек за человеком, все вернулись к работе. Ритмичный шум возобновился. Люди вновь стали вычитывать изменения в межпространстве и следить за стабильностью различных полей, слоёв и туннелей или за возможностью появления новых. Бэбил озабоченно смотрел на друга и не знал, что и сказать. Он единственный понимал, что буря не прошла. Это было лишь затишье. Это понимал и сам Петрос.

— Бэбил, — натянуто произнёс Гарибальди. — А почему бы нам не навестить нашего старшего напарника и лучшего друга Чуви? Я думаю, он будет очень рад тебя увидеть, а заодно обмозгуем, как нам быть с этим «лисом». А?

Последние слова были произнесены очень усталым голосом. Для Бэбила это значило лишь одно: нужно слушаться друга безоговорочно.

— А почему бы и не навестить Чуви! — весело согласился Мендель, надевая очки и следуя за Петросом.

Войдя в лифт, Бэбил дождался, чтобы он закрылся. Затем он быстро нажал на кнопку «Стоп». Именно в это мгновение Гарибальди прорвало.

Поначалу рык был горловым, но постепенно он становился все сильнее и сильнее, пока не перерос в непереносимый вой. Петрос начал дёргаться из стороны сторону, как марионетка, которую тянули и тянули за ниточки маленькие дети, что ещё не знали меру и само понятия о боли и унижении. Он стучал ногами, бил кулаками и царапал пустоту, чесал до покраснения себе шею и лицо, а из его дряблого рта лились отборная брань наперевес с междометиями и бессмыслицей. Правый глаз почернел, зрачок налился кровью, а из-под змеек монокля били маленькие молнии. Лифт дрожал, а воздух в буквальном смысле был наэлектризован. Бэбил еле удерживал кнопку и уже жалел, что они зашли в лифт, но он знал, что он ещё легко отделался, ибо Петрос каким-то чудом получалось себя сдерживать. В конце концов, Гарибальди взвыл, прикрывая лицо руками, прислонился к стене лифта и очень медленно сполз. Бэбил молчал и ждал. Он не смотрел на друга, но прислушивался. Петрос тяжело дышал и по-прежнему бранился тихим шёпотом. Так продлилось ещё с секунд десять, и лишь потом он опустил руки и опустошённым голосом прошептал, не смотря на Бэбила.

— Я жалок, правда?

— Ну... — нерешительно начал Мендель. За столько лет отсутствия, он умудрился отвыкнуть от срывов друга, но при этом его позабавило то, что, пиная про возможности Чуви, Петрос совершенно позабыл о том, что в Совете его бояться не меньше, а то и больше Чуви. — Это было очень глупо с твоей стороны. Я имею в виду: орать на людей, что работают не покладая рук. И, как я понял, они работаю действительно хорошо, ибо, как ты говоришь: серьёзных проблем почти нет в последнее время, а новые обнаруживаются очень быстро. В общем, это ты зря.

— Да, зря, — согласился Петрос, прислонив голову к стенке лифта. — Проблема совсем не в них, а во мне. Я не компетентен. Знаешь, но за последний год я уже раз… — он задумался и начал что-то считать на пальцах, — раз семь поддавал в отставку, но госпожа Яирам, ни в какую меня не опускает, а Риши, ты не поверишь, взял меня и отчитал за это. Говорит, что дело совсем не во мне. Нет, конечно, нервишки мне нужно подлечить, это нельзя упускать из виду, но это проблема решаемая. Не во мне проблема, а в моем раздражителе - в Чуви.

— Может, ты всё же расскажешь: почему Чуви стал вдруг тебе, да и другим, портить жизнь? — с нажимом спросил Бэбил. Петрос посмотрел на него и возмущено приподнял левую бровь.

— То есть больше обычного портит, — быстро поправил себя Мендель.

Петрос ответил не сразу. Он поднялся и, взявшись за поясницу, потянулся (позвоночники звучно хрустнули). Потом он закатал правый рукав и поднёс её к глазам. Бэбил увидел чуть опалённую перчатку с несколькими кнопками и двумя индикаторами на тыльной стороне ладони, где один из них быстро мигал ярко-красным светом.

— Надо будет сходить в техотдел, и проверить, — тихо, самому себе, прошептал Петрос, внимательно разглядывая перчатку. — А то в последнее время слишком барахлит. Хотя, чему я удивляюсь.

Лишь когда рукав был вновь аккуратно поправлен и застегнут, Петрос ответил, задумчиво глядя на Бэбила:

— Это длинная история, ну если вкратце, то его обвели вокруг пальца, а заодно и нас всех. Да так, что скандал с предательством Трохо Каалкопфа и диверсия Камо сущие пустяки, хотя о последнем ты и не знаешь

— Нет, не знаю, — подтвердил Бэбил. При этом он поморщился, при упоминании Каалкопфа. — Однако о самом Камо в Джитуку ходили страшные слухи, как и о его исчезновении несколько лет назад.

— Да, но давай об этом после того, как разберёмся с нашей основной проблемой, — неожиданно бодрым голосом произнёс Петрос. — Так что, будь ещё большим другом и перемести палец с кнопки «Стоп» на кнопку с перевёрнутой «3».

— А! — воскликнул Бэбил. Он уже забыл, что они находились в лифте, а его указательный палец чуть ли не сроднился с панелью. Но только он убрал палец со «Стоп», как вновь нажал на неё. Был ещё один вопрос, что возник в его голове всего лишь несколько минут назад, и тот очень хотел вырваться наружу. Не смотря на Петроса, Бэбил, как бы невзначай, произнёс:

— А он не плох.

— Кто не плох? — озадаченно переспросил Петрос, бросив пристальный взгляд на друга.

— Старший диспетчер Па Джехути. — сказал Бэбил с милой улыбкой на лице, покосившись на Гарибальди — Я не думаю, что вся эта идея с массой тёмного слоя принадлежит Чуви. Это идея Па, как по мне. Иначе ты не был на него так зол. Я прав?

— Ну да, его, — нехотя согласился Петрос. И снова Бэбил заметил странность в поведении друга. Хоть он и дулся, в тоне его речи появились тёплые нотки гордости. — От этого парня вечные проблемы. Он непредсказуем и вообще чаще мешает, чем бывает полезным. И вообще, мне его впихнули силой. Бэбил внимательно посмотрел на Гарибальди, и на его лице отобразилось понимание.

«Ты никогда не умел врать в такие моменты, Пепе. Этот парнишка здесь явно по твоей личной инициативе, но кто он тебе на самом деле?» — подумал Мендель, но всё-таки решил пока не беспокоить Петроса по этому поводу, а вслух произнёс:

— Ты это так говоришь лишь потому, что он осирисиец? Так ты ведь сам на треть осирисиец, мой дорогой друг — Петрос Хорус Гарибальди.

— А это тут причём? — выдавил из себя Петрос, вновь начиная сердиться. — Я презираю их консервативную прослойку, но к прочим осирисийцам, это не имеет никакого отношения. И может ты уже нажмёшь на чёртову кнопку?

— Да, прости, Пепе, — извинился Бэбил, нажимая на перевёрнутую «3».

— Смотришь на таких как Па и начинаешь верить, что осириссийцы не столь потерянный народ.

— Конечно, нет! — выпалил Петрос. Он попытался пригладить свои непослушные волосы на затылке, и продолжил. — Хотя есть у нас одна дамочка из их племени, которую я терплю лишь из-за её способностей, но в остальном она просто невыносима. Даже похлеще Чуви в плохом настроении. Кстати, она одна из мусорщиков.

— Серьёзно? — с большим любопытством поинтересовался Бэбил. — И кто же это?

Но Бэбил не услышал имени сложной личности. В этот момент лифт остановился, но он это не заметил, так как обомлел, зачаровано уставившись на Пепе. Тот на секунду закрыл глаза и через мгновение улыбнулся самой широкой и самой лучезарной улыбкой, на которую был способен.

Наверное, Петрос думал, что от этого он будет выглядеть дружелюбней, да вот только это было не так. Гарибальди сейчас походил на злобного гоблина-людоеда, добравшегося до жертвы после долгих недель питания брюссельской капустой.

Лифт открылся, и внутрь ворвалась новая волна шума.

Если в Диспетчерской эта полифония имела ритмику и свой темп, то здесь - в «Научном отделе», это был первородный и непредсказуемый хаос. Везде и повсюду что-то стучало, звенело, крутилось, пыхало или лопалось. Шум дополнялся необыкновенным цветопредставлением: дымом разных оттенков, цветными огоньками, мишурой и светом всех возможных и невозможных оттенков. Отчего основной цвет этажа - голубой, что ещё кое-как выделялся в пластике стен и кафеле, был чуть ли не полностью поглощён этим хаосом.

Казалось, весь этаж представлял из себя один громадный лабиринт, созданный из различных перегородок и стяжек, подпираемыми треснувшими и в спешке отремонтированными колонами, но это было не совсем так. Да, большая часть этажа была отдана под нужды младших научных работников и лаборантов. В их отсеках рождались, цвели и почти мгновенно умирали различные теории, идеи и гипотезы, что тут же формировались в процессе спорных и идейных экспериментов. Чаще всего это заканчивалось казусом и очень редко чем-то серьёзным. Ибо серьёзное происходило в основных лабораториях, вход в которые располагались слева и справа от лифтов до самого конца этажа. Но, упираясь в стену, Научный отдел этим не закачивался. Сворачивая вправо, он сворачивал в длинный и узкий коридор. Вдоль него также располагались двери, и это пространство было отдано в руки высшего научного руководства. Эти комнаты были сделаны из самых крепких и непроницаемых сплавов и материалов, ибо то, что происходит там, в случае провала, могло плачевно отразиться на всём этаже.