Насилие истиной

ГЛАВА 11

Поздним вечером того же дня в закрытом клубе «Пифагор» была назначена встреча между членами этого клуба Валуевым, Крыловым, Бахаревым и Напольским.

Первым приехал Крылов. Удобно расположился в широком кожаном кресле и заказал кальвадос. Настроение было приподнятым, эфир прошел удачно. Он потянулся и прикрыл глаза, стараясь ни о чем особенно не думать. Но мысли помимо воли закружились вокруг Жаклин, заставляя припомнить прошлое и прикинуть, что же такого она может написать про него.

Пришли на память некоторые моменты, когда волосы еще не серебрились, а были красивого золотисто-каштанового оттенка. Во всем остальном Эдуард находил себя ничуть не хуже, чем и двадцать лет назад. Впрочем, даже седину в сорок пять лет можно рассматривать двояко: с одной стороны, она, конечно, старит, но с другой — придает благородный нюанс все еще молодому лицу и свидетельствует о богато прожитых годах, что всегда привлекает женщин.

Хотя с женщинами ему не очень-то везло. А так — статный, высокий, на виду у всей страны. Ловкий, что чрезвычайно важно в профессии журналиста, освещающего политические события. И при старой коммунистической власти, и при новой, так называемой демократической, Крылов ухитрился сохранить облик почти бескомпромиссного журналиста. Пересмотрев свой архив в поворотный момент истории страны, он изловчился преподнести старые материалы в новом свете: указал на тонко скрытые метафоры и аллегории в репортажах из «загнивавших» в то время западных государств, сместил акценты, заново смонтировал пленку. И вот перед зрителями в короткометражном фильме «Не изменяя себе» предстал все тот же любимый миллионами Эдуард Крылов, оказавшийся настолько глубоким и тонким журналистом, что только спустя десятилетия публика смогла в полной мере оценить его великолепное владение эзоповым языком, а порой и отчаянную смелость.

Он не пытался припомнить всех женщин, да это было бы бесперспективным занятием… Лишь некоторые образы всплывали в памяти…

Эва, красавица венгерка, синеглазая, темноволосая… Это была настоящая страсть. Эдуард забыл обо всем, даже об эскорте каждого советского журналиста, находящегося за рубежом. Но ему очень быстро напомнили. Он испугался.

В начале восьмидесятых годов лишиться статуса международника и навсегда осесть в Москве было равносильно добровольному заключению в концлагерь. Эдуард уже не мог жить без воздуха западных стран. Ему казалось, что он попросту задохнется в любимой столице. Он должен был видеть чистые улицы, нарядные витрины, жить в домах со сверкающими зеркалами подъездами, проводить вечера в ресторанах, заказывая дары моря или улиток с зеленью, пить насыщенно-рубиновые бордосские вина или золотистый сильванер.

Но оставить Эву он не смог. Сумбурно объяснив ей, что им нужно быть осторожнее, продолжал встречаться с девушкой. В тайных свиданиях было даже что-то очаровательное. Эдуард в душе презрительно насмехался над агентами всевидящего КГБ, которых он так ловко провел.

Когда подошло время ехать в очередную командировку в Москву, он нежно попрощался с Эвой, сказав, что разлука будет всего на две недели.

На следующий же день по приезду, вечером, когда он вернулся с телевидения, раздался приятный мелодичный звонок по сверхсовременному японскому аппарату.

— Алло! — с красивой усталостью в голосе произнес Крылов, ожидая услышать чей-нибудь пикантный голосок, уже прознавший о его возвращении.

Голосок оказался стального закала, без малейших нюансов. Было произнесено всего несколько слов, буквально молотом ударивших по Эдуарду.

— Эдуард Игоревич!

Крылов в одно мгновение похолодел и промычал:

— М-да… м-я…

— Завтра ровно в одиннадцать часов вас ждут в сорок третьем кабинете.

Эдик рухнул в кресло.

«Неужели прознали! Нет, они бы не стали ждать командировки, вызвали бы сразу… Значит, это какое-то задание, черт бы их всех побрал, либо внушения за старую провинность».

Разговор в сорок третьем кабинете был коротким и плодотворным.

— Эдуард Игоревич! — сказал небольшого роста, упитанный, с массивной оправой на крупном носу мужчина. — Вам было сделано предупреждение, чтобы вы немедленно прекратили свою связь с Эвой Хонти.

— Я и… — отводя глаза, начал было Крылов.

— Не надо лгать! — сурово произнес упитанный. — Не хочу, чтобы вы навлекли на себя еще большие проблемы, — более мягко пояснил он.

Голова Эдуарда свесилась ниже плеч.

— Но я полагал… братская страна… Это же не Франция, не США… — понуро, словно школьник, застигнутый на месте озорства, бормотал он.

— Куда хватили! Еще бы США! — подпрыгнул в кресле сотрудник. — Это уже шпионаж!

Вся кровь до единой капли отхлынула от головы Крылова. Взгляд затуманился.

Сотрудник с легким презрением поджал губы.

— Да вы садитесь! — указал он.

Эдуард выдвинул стул из-под длинного стола и тяжело сел.

— Вам следует подробно написать, о чем вы разговаривали на свиданиях с Эвой Хонти, — сурово продолжал сотрудник.

— Я напишу, — спохватился Крылов, преданно глядя на своего «учителя». — Все напишу, мне скрывать нечего! Только ни о чем таком, что могло бы нанести ущерб стране, мы с ней не говорили. Клянусь, это было увлечение женщиной!

— Хм! — с благодушной насмешкой отозвался сотрудник. — Вот вы так все! Никакого ущерба! Да откуда вы знаете! — возвысил он голос и устремил на Крылова немигающий взгляд. — Так затянет, запутает, что Родину предашь, не отдавая отчета! Вот почему мы не рекомендуем нашим людям вступать в сношения с иностранками. Понятно?

Крылов вышел из кабинета и тут же в приемной, где ему были предложены бумага и ручка, описал все встречи с Эвой буквально по минутам. Но чистосердечное раскаяние не помогло, он попал в список невыездных.

Крылову еще повезло — не уволили с телевидения. Ему по-прежнему доверяли, но в пределах СССР.

Командировки, репортажи, статьи и ночные мечты, когда до головокружения хотелось западного воздуха, хотелось их музыки, напитков, женщин… Крылову казалось, что он сойдет с ума. Первые серебристые нити появились в шевелюре. Эдуард понял, что готов на все, лишь бы его вновь выпустили. Он принялся обивать пороги. Ему повезло. Пробным шаром в оказании доверия стала Польша. Женщин он не видел, словно их не было вообще. Свободное время проводил исключительно с товарищами из советского посольства.

Когда вернул доверие полностью — послали на несколько месяцев во Францию. Теперь его не могла соблазнить даже Катрин Денев. Он был неприступен как скала. Дороже, слаще всех женщин мира была возможность выезжать на Запад. Зато какой успех он имел у советских гражданок! На него смотрели как на инопланетянина, особенно в провинции.

«Господи, неужели вы были во Франции!» — восклицала хорошенькая девица и была готова на все, лишь бы послушать его рассказы, а уж если в подарок помада или флакончик духов оттуда! Благодарность не имела границ.

Однажды, приехав в Москву из Рима, у Эдуарда совершенно случайно оказались свободными две недели. Он тут же воспользовался уникальным стечением обстоятельств и отправился в круиз по Черному морю. Там, на белом теплоходе, столь часто воспеваемом в песнях, он познакомился с Галиной. Было что-то странное в том, что он обратил на нее внимание. Обычно его взгляды притягивали женщины с формами, а тут… Да и красотой профиля она не блистала… Однако несколько слов, чуть смущенно отведенные глаза, неожиданный яркий блеск из-под ресниц, насмешливо-кокетливая улыбка и… волевой характер.

Она не впала в привычный для Эдуарда восторг, узнав, что перед ней действительно тот самый Крылов. С интересом, но без визга и вздохов слушала его рассказы о жизни там. Не прикрывала стыдливо свои тонковатые ноги, словно говоря: «Какие есть, лучше не будут».

Между тем, беседуя с Галиной, Эдуард придирчиво оглядывал других пассажирок и остановил свой выбор обольстителя на красивой, наделенной всеми телесными достоинствами блондинке. Заметив его за соседним столиком во время завтрака, она первой послала ему восторженно-отрешенную улыбку. Нарочито столкнулась с ним в проходе и познакомилась. И тут же — лавина восторгов, восклицаний, стоны от разъедающего желания хоть глазком увидеть вожделенный Запад.

«Да, — размышлял тогда Эдуард, — у нас, советских людей, есть рай на земле — это Запад. Если удалось побывать там, значит, ты уже не простой человек, значит, ты видел то, запретное, о чем все знают, но дозволено увидеть только избранным. Одна фраза: «Я был во Франции, Италии…» — и уже все внимание к тебе. Тебя слушают, затаив дыхание и умирая от зависти. Ты — выше других, ты достойнее, тебя выпустили, а их — никогда!»

Блондинка обольщала Эдуарда с маниакальной настойчивостью. Другого такого случая ведь могло не представиться за всю жизнь. Ее роскошное тело с горячей готовностью раскинулось под Эдуардом. И начались стенания, что вот, они расстанутся, а она уже не сможет жить без него. Намеки не были отдаленными, они говорили прямо: «Женись на мне!» Эдуард все это уже проходил — стало скучно. И вдруг вновь встретился с насмешливым серо-зеленым взглядом. Потянуло. Просто поболтали, глядя на опускающееся в морскую пучину солнце и чувствуя злобное дыхание курсировавшей по палубе с точностью курьерского поезда отставленной блондинки. Спустились в бар. Танцевали. Он ощутил под руками худенькое, почти девичье тело. И затянуло… Крылов так и смог сам себе до конца объяснить, что его привлекло в Галине настолько, что он решил на ней жениться.

Расставались безо всяких всхлипываний на плече и обещаний о встрече. Провели нежную ночь, поехали в аэропорт и разлетелись в разные стороны.

Эдуард вернулся в Рим. И снова — эфир, поездки, встречи, интервью. Прошел почти месяц, однажды вечером рука легла на трубку телефона, он собирался позвонить друзьям в Москву и совершенно неожиданно для самого себя вдруг захотел услышать голос Галины. Посмотрел на часы. У нее, в Тюмени, была уже полночь, тем не менее набрал номер.

Она удивилась.

— Ты? Откуда?

— Из Рима, — небрежно ответил Крылов.

— А! — протянула Галина.

— Прости, что разбудил, но захотелось услышать тебя. Что нового? Вспоминаешь наш круиз? — задал он дежурные вопросы.

— Да что нового! — усмехнулась она. — Работаю! Круиз вспоминаю! У нас уже почти осень, а у тебя там, наверное, вечное лето?

— Нет, осень тоже приходит, только очень поздно и ненадолго.

— Здорово! Хотя не представляю, как можно обходиться без зимы!

— Ты любишь зиму?

— Конечно! Она у нас знаешь какая! Морозная, снежная…

— А если я к тебе приеду?

Она немного растерялась.

— Приезжай.

— Обязательно! Через месяц я буду в Москве. Возьму командировку и прилечу к тебе, договорились?

— Договорились! — рассмеялась она, невольно выдавая, что не верит его обещанию.

Он приехал. Осень уже стучала частыми дождями, но временами солнце еще задорно выглядывало из хмурых туч.

Галина его встретила радостно, но немного напряженно. Он привез подарки: духи, итальянское вино, сладости. Неделя пролетела в одно мгновение. Репортаж был сделан, и пора было возвращаться.